Она взяла с меня по три фунта за рубашку.
– Со Стейси Николсон? – Айрис отложила карандаш. – С этой вертихвосткой?
– В объявлении говорилось, что она имеет опыт…
– Ей всего пятнадцать лет! – Айрис вскочила и заходила по кухне. – Саманта, вы заплатили Стейси Николсон в первый и последний раз! Вам придется научиться гладить самой.
– Но я никогда…
– Я вас научу. Это просто. – Она метнулась в кладовку, вернулась с гладильной доской, обтянутой материалом в цветочек, поставила ее на пол и поманила меня к себе. – Что вам нужно гладить?
– В основном рубашки мистера Гейгера. – Я опасливо поглядела на гладильную доску.
– Понятно. – Айрис включила утюг, повернула регулятор мощности. – Для хлопка ставим на максимум. Подождите, пока утюг нагреется. Нет смысла начинать, пока температура слишком маленькая. А теперь я покажу вам, как гладятся рубашки…
Она обернулась, нахмурилась, снова метнулась в кладовку, где лежала груда чистого белья.
– Рубашка, рубашка… Натаниель, сними-ка рубашку.
Я замерла. Потом покосилась на Натаниеля. Он выглядел недовольным.
– Мам! – запротестовал было он, но Айрис только отмахнулась.
– Не смеши меня, милый! Ничего с тобой не сделается, если ты ненадолго разденешься. И никого ты не смутишь. Саманта, вас не шокирует, если он разденется?
– Э… – выдавила я. – Э… нет, разумеется…
– Так, это пар. – Айрис нажала кнопку, и из днища утюга вырвалась струя пара. – Не забывайте наливать воду. Натаниель! Я жду!
Сквозь завесу пара я наблюдала, как Натаниель медленно расстегивает пуговицы. Мелькнула загорелая кожа, и я поспешно отвела глаза.
Что за подростковая стыдливость?! Ну, снял он рубашку, и что с того?
Натаниель кинул рубашку матери, которая ловко ее поймала. Мои глаза усердно изучали пол. Я не смела взглянуть на него.
Я не собираюсь смотреть на него.
– Начинаете с воротничка. – Айрис разложила рубашку на гладильной доске. – Сильно давить не нужно. – Она направляла мою руку. – Держите ровно…
Это просто нелепо! Я – взрослая, зрелая женщина. От вида мужчины без рубашки меня не переклинит. Я только… посмотрю украдкой, и все. И забуду.
– Теперь спинка. – Айрис переложила рубашку, и я вновь заводила утюгом. – Хорошо… Теперь манжеты…
Я подняла рубашку – и, наполовину случайно, наполовину преднамеренно, взглянула на Натаниеля.
Господи Боже!
Да разве я смогу когда-нибудь забыть такое!
– Саманта! – Айрис выхватила утюг из моей руки. – Вы же сожжете рубашку!
– Ой! Извините, пожалуйста. Я… задумалась.
– Что-то вы раскраснелись. – Айрис приложила ладонь к моей щеке. – Как вы себя чувствуете?
– Это, наверное, от… от пара. – Я возобновила глажку. Щеки мои пылали.
Айрис продолжила наставления, но я не слушала. Слепо водила утюгом взад и вперед и размышляла. Меня интересовали а) Натаниель, б) Натаниель без рубашки и в) есть ли у него девушка?
Наконец я закончила. Вот так. Извольте получить. Со «стрелочками» именно там, где нужно.
Айрис зааплодировала.
– Молодец! Еще попрактикуетесь и будете укладываться ровно в четыре минуты.
– Неплохо, – усмехнулся Натаниель, протягивая руку за рубашкой. – Спасибо.
– Всегда рада, – сдавленно прохрипела я и поспешно отвернулась.
Сердце готово было выскочить из груди.
Здорово. Просто здорово. Один-единственный взгляд на обнаженный мужской торс – и голова кругом.
По правде говоря, я считала себя более… закаленной.
13
У него нет подружки. Я выудила эту информацию у Триш – прошлым вечером, под благовидным предлогом: мол, расскажите мне, кто живет по соседству. Была какая-то девчонка из Глостера, но у них все закончилось много месяцев назад. Итак, путь открыт. Осталось разработать стратегию.
Принимая душ и одеваясь, я не переставала думать о Натаниеле. Ни дать ни взять четырнадцатилетняя девочка-подросток! Еще чуть-чуть – и начну малевать на стенах «Саманта любит Натаниеля» с сердечком над «и» в его имени. Ну и ладно. Можно подумать, в роли половозрелого и хладнокровного профессионала я добилась чего-то стоящего…
Я причесалась, бросила взгляд в окно на укутанные туманом поля. Отчего на душе так легко? У меня ведь нет ни малейших причин чувствовать себя счастливой. На бумаге все по-прежнему выглядит ужасно. Перспективная карьера разрушена. Семья не имеет понятия о моем местонахождении. Зарабатываю я крохотную толику той суммы, к которой привыкла, а работа моя состоит в том, чтобы подбирать с пола чужое нижнее белье.
Тем не менее, застилая свою постель, я легкомысленно напевала.
Моя жизнь изменилась, и менялась на глазах я сама. Казалось, прежняя, типовая, монохромная если угодно, Саманта превратилась в бумажную куклу, которую бросили в воду, она размокла и в конце концов растаяла без следа. А ее место заняла новая Саманта, Саманта разносторонняя, разноцветная.
Никогда раньше я не бегала за мужчинами. С другой стороны, цыплят я раньше тоже не жарила. Если уж с этим справилась, то с мужчиной как-нибудь совладаю. Прежняя Саманта терпеливо дожидалась бы, пока на нее обратят внимание. Однако новая Саманта не желала ждать. Я пересмотрела столько сериалов по телевизору, я знаю правила ухаживания. Томные взгляды, язык тела, игривые разговоры…
Я подошла к зеркалу и в первый раз за все время пребывания у Гейгеров взглянула на себя со стороны. Честно и беспристрастно.
Ужас. Лучше бы я оставалась в неведении. Начнем с того, что как можно выглядеть прилично в голубом нейлоновом форменном платье? Я взяла пояс, затянула его на талии, поддернула подол на пару дюймов вверх – так мы, помнится, поступали со школьной формой.
– Привет, – сказала я своему отражению и небрежным жестом откинула волосы со лба. – Привет, Натаниель. Привет, Нат.
Еще наложить теней погуще – и окончательно перенесусь на пятнадцать лет назад, в свое неумелое отрочество.
Я потянулась за косметичкой и минут десять занималась тем, что накладывала и стирала макияж, пока наконец не придала своему лицу вид одновременно естественный и… гм… охотницкий. Во всяком случае, так я решила. Проверим на практике.
Теперь язык тела. Я наморщила лоб, вспоминая телесериалы. Если женщину влечет к мужчине, зрачки у нее расширяются. Кроме того, она бессознательно подается вперед, смеется его шуткам и демонстрирует запястья и ладони.
Я наклонилась к зеркалу и выставила руки ладонями наружу.
Вылитый Иисус.
Добавим игривый смешок.
– Ха-ха-ха! – произнесла я. – Как вы меня насмешили!
Тот же Иисус, только с дурацкой улыбочкой. Не уверена, что мне это идет.
Я спустилась вниз, раздвинула шторы, впуская в дом утреннее солнце, и подобрала с коврика у двери почту. Когда я перелистывала страницы местного журнала о недвижимости, выясняя, сколько стоит дом в этих краях, зазвенел звонок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88
– Со Стейси Николсон? – Айрис отложила карандаш. – С этой вертихвосткой?
– В объявлении говорилось, что она имеет опыт…
– Ей всего пятнадцать лет! – Айрис вскочила и заходила по кухне. – Саманта, вы заплатили Стейси Николсон в первый и последний раз! Вам придется научиться гладить самой.
– Но я никогда…
– Я вас научу. Это просто. – Она метнулась в кладовку, вернулась с гладильной доской, обтянутой материалом в цветочек, поставила ее на пол и поманила меня к себе. – Что вам нужно гладить?
– В основном рубашки мистера Гейгера. – Я опасливо поглядела на гладильную доску.
– Понятно. – Айрис включила утюг, повернула регулятор мощности. – Для хлопка ставим на максимум. Подождите, пока утюг нагреется. Нет смысла начинать, пока температура слишком маленькая. А теперь я покажу вам, как гладятся рубашки…
Она обернулась, нахмурилась, снова метнулась в кладовку, где лежала груда чистого белья.
– Рубашка, рубашка… Натаниель, сними-ка рубашку.
Я замерла. Потом покосилась на Натаниеля. Он выглядел недовольным.
– Мам! – запротестовал было он, но Айрис только отмахнулась.
– Не смеши меня, милый! Ничего с тобой не сделается, если ты ненадолго разденешься. И никого ты не смутишь. Саманта, вас не шокирует, если он разденется?
– Э… – выдавила я. – Э… нет, разумеется…
– Так, это пар. – Айрис нажала кнопку, и из днища утюга вырвалась струя пара. – Не забывайте наливать воду. Натаниель! Я жду!
Сквозь завесу пара я наблюдала, как Натаниель медленно расстегивает пуговицы. Мелькнула загорелая кожа, и я поспешно отвела глаза.
Что за подростковая стыдливость?! Ну, снял он рубашку, и что с того?
Натаниель кинул рубашку матери, которая ловко ее поймала. Мои глаза усердно изучали пол. Я не смела взглянуть на него.
Я не собираюсь смотреть на него.
– Начинаете с воротничка. – Айрис разложила рубашку на гладильной доске. – Сильно давить не нужно. – Она направляла мою руку. – Держите ровно…
Это просто нелепо! Я – взрослая, зрелая женщина. От вида мужчины без рубашки меня не переклинит. Я только… посмотрю украдкой, и все. И забуду.
– Теперь спинка. – Айрис переложила рубашку, и я вновь заводила утюгом. – Хорошо… Теперь манжеты…
Я подняла рубашку – и, наполовину случайно, наполовину преднамеренно, взглянула на Натаниеля.
Господи Боже!
Да разве я смогу когда-нибудь забыть такое!
– Саманта! – Айрис выхватила утюг из моей руки. – Вы же сожжете рубашку!
– Ой! Извините, пожалуйста. Я… задумалась.
– Что-то вы раскраснелись. – Айрис приложила ладонь к моей щеке. – Как вы себя чувствуете?
– Это, наверное, от… от пара. – Я возобновила глажку. Щеки мои пылали.
Айрис продолжила наставления, но я не слушала. Слепо водила утюгом взад и вперед и размышляла. Меня интересовали а) Натаниель, б) Натаниель без рубашки и в) есть ли у него девушка?
Наконец я закончила. Вот так. Извольте получить. Со «стрелочками» именно там, где нужно.
Айрис зааплодировала.
– Молодец! Еще попрактикуетесь и будете укладываться ровно в четыре минуты.
– Неплохо, – усмехнулся Натаниель, протягивая руку за рубашкой. – Спасибо.
– Всегда рада, – сдавленно прохрипела я и поспешно отвернулась.
Сердце готово было выскочить из груди.
Здорово. Просто здорово. Один-единственный взгляд на обнаженный мужской торс – и голова кругом.
По правде говоря, я считала себя более… закаленной.
13
У него нет подружки. Я выудила эту информацию у Триш – прошлым вечером, под благовидным предлогом: мол, расскажите мне, кто живет по соседству. Была какая-то девчонка из Глостера, но у них все закончилось много месяцев назад. Итак, путь открыт. Осталось разработать стратегию.
Принимая душ и одеваясь, я не переставала думать о Натаниеле. Ни дать ни взять четырнадцатилетняя девочка-подросток! Еще чуть-чуть – и начну малевать на стенах «Саманта любит Натаниеля» с сердечком над «и» в его имени. Ну и ладно. Можно подумать, в роли половозрелого и хладнокровного профессионала я добилась чего-то стоящего…
Я причесалась, бросила взгляд в окно на укутанные туманом поля. Отчего на душе так легко? У меня ведь нет ни малейших причин чувствовать себя счастливой. На бумаге все по-прежнему выглядит ужасно. Перспективная карьера разрушена. Семья не имеет понятия о моем местонахождении. Зарабатываю я крохотную толику той суммы, к которой привыкла, а работа моя состоит в том, чтобы подбирать с пола чужое нижнее белье.
Тем не менее, застилая свою постель, я легкомысленно напевала.
Моя жизнь изменилась, и менялась на глазах я сама. Казалось, прежняя, типовая, монохромная если угодно, Саманта превратилась в бумажную куклу, которую бросили в воду, она размокла и в конце концов растаяла без следа. А ее место заняла новая Саманта, Саманта разносторонняя, разноцветная.
Никогда раньше я не бегала за мужчинами. С другой стороны, цыплят я раньше тоже не жарила. Если уж с этим справилась, то с мужчиной как-нибудь совладаю. Прежняя Саманта терпеливо дожидалась бы, пока на нее обратят внимание. Однако новая Саманта не желала ждать. Я пересмотрела столько сериалов по телевизору, я знаю правила ухаживания. Томные взгляды, язык тела, игривые разговоры…
Я подошла к зеркалу и в первый раз за все время пребывания у Гейгеров взглянула на себя со стороны. Честно и беспристрастно.
Ужас. Лучше бы я оставалась в неведении. Начнем с того, что как можно выглядеть прилично в голубом нейлоновом форменном платье? Я взяла пояс, затянула его на талии, поддернула подол на пару дюймов вверх – так мы, помнится, поступали со школьной формой.
– Привет, – сказала я своему отражению и небрежным жестом откинула волосы со лба. – Привет, Натаниель. Привет, Нат.
Еще наложить теней погуще – и окончательно перенесусь на пятнадцать лет назад, в свое неумелое отрочество.
Я потянулась за косметичкой и минут десять занималась тем, что накладывала и стирала макияж, пока наконец не придала своему лицу вид одновременно естественный и… гм… охотницкий. Во всяком случае, так я решила. Проверим на практике.
Теперь язык тела. Я наморщила лоб, вспоминая телесериалы. Если женщину влечет к мужчине, зрачки у нее расширяются. Кроме того, она бессознательно подается вперед, смеется его шуткам и демонстрирует запястья и ладони.
Я наклонилась к зеркалу и выставила руки ладонями наружу.
Вылитый Иисус.
Добавим игривый смешок.
– Ха-ха-ха! – произнесла я. – Как вы меня насмешили!
Тот же Иисус, только с дурацкой улыбочкой. Не уверена, что мне это идет.
Я спустилась вниз, раздвинула шторы, впуская в дом утреннее солнце, и подобрала с коврика у двери почту. Когда я перелистывала страницы местного журнала о недвижимости, выясняя, сколько стоит дом в этих краях, зазвенел звонок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88