– Великолепное утро, – сказала она. – Спасибо Господу за него.
Он взял ее за руку.
– Спасибо Господу за то, что ваши губы так нежны.
– И ваши. – Встав на цыпочки, она поцеловала его. – Никогда не думала, что это может быть так приятно! А теперь нас ждет еще одно удовольствие – вместе делать общее дело.
– Не устаю дивиться своей удаче. – Алехандро снова с изумлением оглянулся. – Здесь есть все, что нужно, и даже больше того. Остается дождаться лишь хозяина, чтобы начать.
– Ах! – воскликнула Филомена. – Де Шальяка сегодня с нами не будет. Он все еще в постели, отдыхает.
В первый момент Алехандро почувствовал разочарование, но потом это чувство уступило место радости от понимания того, что он весь день проведет наедине с Филоменой.
– Тогда давайте приступим.
Перед ними на столе лежали первые страницы, которые требовалось проверить и исправить. Вскоре в их работе возник определенный ритм; Алехандро читал текст, по одному абзацу за раз, и потом они обсуждали, насколько точно передана мысль. Филомена вносила поправки; позднее де Шальяк должен был просмотреть их. Некоторые выражения казались им не совсем понятными для тех, кто знал де Шальяка не так хорошо, как они. Иногда удавалось найти более подходящие слова, чтобы выразить ту же мысль, иногда нет.
«Об отеках, варикозных расширениях, опухолях срединной вены и других разрастаниях неизвестного происхождения…»
Как лучше сказать? Разрастания, выпуклости, шишки? Они прикидывали так и эдак и в конце концов остановились на первом слове.
Время от времени Алехандро уходил к Гильому, чей новый приятель производил приятное впечатление. Алехандро слегка задевало, что мальчик, казалось, теперь не скучает по дедушке. Однако одновременно это позволяло полностью отдаться работе; они с Филоменой засиделись до позднего вечера и поужинали прямо в кабинете, когда все остальные обитатели особняка, включая самого де Шальяка, уже спали.
Каждый день, закончив работу, они приводили в порядок инструменты. Как-то вечером, когда Алехандро мыл их, прежде чем убрать, его взгляд остановился на Филомене, складывающей бумаги, над которыми они работали сегодня. Она не замечала его взгляда, поскольку звяканье металла продолжалось. И, глядя на нее, он внезапно осознал, что знает эту женщину почти так же хорошо, как если бы они были знакомы уже сто лет.
«Вот так муж и жена должны вместе проводить время», – подумал он.
На мгновение он мысленно вернулся к Рахили, так преданно служившей его семье в Авиньоне. Сколько раз отец настаивал – нет, приказывал! – чтобы он женился на ней? И не счесть. В глубине души Алехандро понимал, что она была бы ему хорошей, преданной женой. И отец был прав – со временем он и сам проникся бы к ней добрыми чувствами. А уж в том, что она надеялась на такой исход, он никогда не сомневался.
И все же он никогда по-настоящему не любил ее; по крайней мере, не настолько, чтобы это позволило бы просить ее разделить с ним тот остаток изломанной жизни, который ему еще предстоял. Любовь к Адели… это было совсем другое. Она зародилась и жила в той части его сердца, о которой он прежде и не подозревал. Он знал – такого чувства больше ему никогда не испытать. Тогда все слилось воедино: страшное, опасное время; то, как их неудержимо тянуло друг к другу; его собственная юношеская неискушенность. И повторное сочетание всех этих условий невозможно. Однако Филомена была ему другом и по разуму, и по душе. Время, проведенное вместе с ней, воспринималось как бесценный дар судьбы; совершенно новое, никогда прежде не изведанное ощущение.
Она подняла взгляд от бумаг, увидела, что он смотрит на нее, улыбнулась, и… на один краткий миг Алехандро позабыл, как ему недостает дочери.
* * *
Когда на следующий вечер де Шальяк вызвал его к себе, Алехандро решил, что речь пойдет о том, как продвигается работа над «Хирургией». Однако, увидев выражение лица своего наставника, тут же понял, что причина в ином.
На позолоченном эмалированном подносе в изножье постели лежало письмо. Печать была сломана. Де Шальяк движением подбородка указал на письмо.
– Прочтите.
Алехандро взял письмо, осмотрел печать и поднял взгляд на де Шальяка.
– Оно пришло в середине лета тысяча триста сорок девятого года, – продолжал тот. – Прочтите его и узнаете мнение короля Англии о вашем с Кэт бегстве.
Алехандро развернул пергамент и углубился в чтение. Письмо было написано изящным почерком на придворном французском и начиналось с обычных витиеватых приветствий, по которым он лишь скользнул взглядом. Тон письма нельзя было назвать дружественным, но в нем не ощущалось подлинного негодования.
«Мы находим странным, что лекарем, отобранным вами для обслуживания нашей семьи, оказался человек сомнительного происхождения».
– Сомнительного происхождения, – вслух произнес Алехандро, подняв взгляд на де Шальяка. – Какое деликатное выражение.
Он снова вернулся к чтению.
«Мы, конечно, не забудем случившегося, но искренне надеемся, что в дальнейшем не возникнет ни подобных ситуаций, ни, следовательно, нужды обсуждать их со святым отцом».
– Другими словами, он может использовать случившееся против вас, когда сочтет, что это ему выгодно, – догадался Алехандро.
– Да, это была козырная карта, – подтвердил де Шальяк, – но король так и не успел использовать ее. Клемент умер прежде, чем он сделал свой ход.
– Но почему, недовольный вашими действиями, он не поднял этот вопрос со следующим Папой?
– Иисус сказал: «Кесарю кесарево». Тот же принцип применим и здесь. Как человек другой веры, вы, возможно, незнакомы с ним.
– Так получилось, – ответил Алехандро, – что я читал этот отрывок с Гильомом, когда он изучал вашу Библию.
– В высшей степени достойно одобрения, коллега, что вы проявляете широту и терпимость, занимаясь образованием мальчика. Сам я на такое был бы неспособен, окажись я на вашем месте. Как бы то ни было, нового Папу очень мало интересует рассмотрение проблем вроде той, о которой говорится в этом письме. Он предпочитает создавать свои собственные, что вполне предсказуемо. Со смертью Клемента Эдуард утратил свой шанс.
Алехандро быстро дочитал письмо. Там сквозили неясные угрозы отмщения, если девочка не будет возвращена, но в целом оно было гораздо менее резким, чем он ожидал.
– Создается впечатление, что в те времена он был рад избавиться от нее, а его протесты скорее предназначались для оказания давления на Папу.
– Действительно. Однако обстоятельства изменились, как они имеют скверную привычку делать.
– И теперь, когда она может оказаться полезной для него, он заполучил ее.
– Да, но ненадолго, смею надеяться.
Де Шальяк пошарил под покрывалом, выудил оттуда другой пергамент и положил его на поднос.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131