Джейни остановилась, ожидая, что водитель выйдет. Однако этого не произошло. Она замерла, прижимая к груди конверт с дневником.
«Это ничего не значит».
Она сумела убедить себя в том, что все дело в повышенной восприимчивости, вполне естественной, учитывая события последних дней. Однако, преодолевая последние несколько шагов до хранилища, она очень торопилась. Миссис Росс ждала ее в приемной.
– Не возражаете, если мы пройдем в одно из рабочих помещений? – спросила она.
Джейни кивнула и пошла рядом с хранительницей по длинному коридору, обшаривая взглядом каждую дверь, мимо которой проходила.
– С вами все в порядке? – спросила Майра. – Вы как будто чем-то взволнованы.
«Значит, это заметно».
– Все нормально, – ответила Джейни, стараясь успокоиться. – Просто нервничала по дороге, когда везла сюда дневник.
Майра бросила взгляд на пакет, который крепко стискивала Джейни, и одарила ее почти материнским взглядом.
– Могу понять. – Она остановилась и указала на дверь справа. – Вот мы и пришли.
Они вошли в большую комнату, свет в которую вливался через застекленную крышу и был ярким, но непрямым. Минимум мебели, вся сугубо функциональная. Джейни положила пакет на стоящий в центре большой стол и подвинула его в направлении Майры.
– Мы используем это помещение для восстановительных работ. Здесь превосходное оборудование. – С взволнованным видом, более уместным, по мнению Джейни, для малого ребенка, Майра притянула к себе пакет и расстегнула зажим. – Простая коричневая суперобложка. – У нее вырвался легкий смешок. – Должно быть, поначалу вы сочли эту тетрадь просто каким-то отчетом, но уж никак не сокровищем.
Майра достала из выдвижного ящика стола перчатки из латекса и натянула их, как показалось Джейни, ритуальным жестом. Сняла с дневника коричневую суперобложку, положила его на стол, бережно открыла обложку и взглянула на первую страницу.
– Боже мой!
Глаза хранительницы увлажнились слезами.
– Мне казалось, я единственная, кто способен прослезиться при виде такой вещи, – сказала Джейни.
– О, я в этом смысле безнадежна, – ответила Майра. – Ужасно эмоционально воспринимаю редкие вещи. Хотя, должна признаться, давненько не плакала над новым экспонатом. – Она шмыгнула носом. – Если это то, чем, по вашим словам, оно является, а на первый взгляд так оно и есть, то… – она провела над дневником рукой, как бы гладя его на расстоянии, – это просто чудо. – Она снова опустила взгляд на страницу. – Алехандро Санчес. Испанец. Фамилия относительно широко распространенная, но вот имя для еврея того столетия необычное.
– Мне мало известно об этом периоде истории. Только то, что я прочитала с тех пор, как дневник попал в мои руки, – сказала Джейни. – Я пыталась понять контекст тех времен, но это нелегко… и большая часть дневника относится не к жизни в Испании, а к тому, как он учился во Франции, и последующим путешествиям. Эту часть я сумела перевести сама, правда, с помощью специалистов по архаичному французскому, которых нашла в Интернете. А вот самое начало, на иврите… тут я пас.
Она остановилась, надеясь, что Майра скажет: «О, не беспокойтесь, дорогая, я сумею это прочесть». Однако хранительница молчала.
– Можете сказать, о чем там говорится? – наконец спросила Джейни.
Майра бегло проглядела текст на иврите и вздохнула, с оттенком огорчения.
– Нет. Точнее, могу, но с очень большим трудом. Мне лучше за перевод не браться, но, уверяю вас, существует огромное множество людей, способных сделать это, и с некоторыми из них я поддерживаю контакт.
– Замечательно. В самом деле замечательно.
– На это потребуется время.
– Понимаю.
Майра между тем внимательно изучила переплет, поставила дневник вертикально, осмотрела корешок и снова положила.
– Хм-м… Здесь есть что-то странное, чего вы, скорее всего, не заметили…
Джейни усмехнулась.
– Я много чего не заметила. Что конкретно вы имеете в виду?
– Мне кажется, его переплетали заново. Фактически я уверена в этом, если только дневник не подделка, а даже беглый взгляд убеждает в том, что он подлинный. – Она обратилась к концу книги и взглянула на самые последние записи, сделанные на английском. – Иврит должен быть в конце, книги обычно начинаются на основном языке. – Она снова вернулась к началу. – Страницы расположены не в том порядке, как я ожидала. Наверное, в какой-то момент времени дневник разобрали на части, а потом переплели заново. – Майра достала из ящика металлическую указку и провела ее кончиком вдоль еле заметного шва на коже. – Видите? Вот здесь. Точно, его сброшюровали заново.
– Бог мой…
– О, это ни в коей мере не уменьшает ценности дневника, это просто странно, вот и все. Можно предположить, что чье-то ощущение порядка было оскорблено тем, что иврит в конце. Наверное, это сделал не еврей.
– Не могу сказать точно, но, мне кажется, после Алехандро дневник принадлежал не евреям, а англичанам, – сказала Джейни. – Или, точнее говоря, англичанкам, потому что все, за исключением самого последнего владельца, были женщинами.
Бережно переворачивая страницы, Майра бросила на нее подозрительный взгляд.
– За всем этим явно кроется целая история.
Джейни вздохнула.
– Вы сможете прочесть ее и сами, я же скажу лишь, что Алехандро Санчес большую часть времени был в бегах. Медицину он изучал во Франции…
– В Монпелье, надо полагать.
– Да! Как вы догадались?
– Просто это единственное место, куда его приняли бы.
– Это мне не пришло в голову.
– Откуда вам было знать? Однако продолжайте.
– Ему пришлось бежать через всю Европу, потому что он убил епископа.
– Ох, дорогая …для еврея это скверно. – Майра чуть лукаво улыбнулась. – Однако осмелюсь предположить, что для этого у него была веская причина.
– Действительно. И, судя по более поздним записям, он предстает очень вдумчивым и серьезным человеком. По крайней мере, не таким, который с легкостью пошел бы на убийство.
– Никто не делает такие вещи с легкостью, – с оттенком грусти сказала Майра. – Никто в здравом уме, по крайней мере. Однако вы говорите о нем так, словно он еще жив.
– Для меня он такой и есть, – задумчиво произнесла Джейни. – Совершенно живой. Отчасти именно поэтому я добиваюсь того, чтобы он продолжал жить здесь. – Она прикоснулась к обложке дневника. – И здесь. – Она дотронулась до груди в области сердца и добавила после небольшой паузы: – Знаете, он, скорее всего, просто перевернул тетрадь и начал писать снова, на французском. Тогда никто не увидел бы сзади иврит.
– Наверное, если бы не стал искать специально. – Майра бережно перевернула страницу. – Почерк у него великолепный. Такой изящный.
– У меня такое чувство, что этот человек был изящен во всем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147
«Это ничего не значит».
Она сумела убедить себя в том, что все дело в повышенной восприимчивости, вполне естественной, учитывая события последних дней. Однако, преодолевая последние несколько шагов до хранилища, она очень торопилась. Миссис Росс ждала ее в приемной.
– Не возражаете, если мы пройдем в одно из рабочих помещений? – спросила она.
Джейни кивнула и пошла рядом с хранительницей по длинному коридору, обшаривая взглядом каждую дверь, мимо которой проходила.
– С вами все в порядке? – спросила Майра. – Вы как будто чем-то взволнованы.
«Значит, это заметно».
– Все нормально, – ответила Джейни, стараясь успокоиться. – Просто нервничала по дороге, когда везла сюда дневник.
Майра бросила взгляд на пакет, который крепко стискивала Джейни, и одарила ее почти материнским взглядом.
– Могу понять. – Она остановилась и указала на дверь справа. – Вот мы и пришли.
Они вошли в большую комнату, свет в которую вливался через застекленную крышу и был ярким, но непрямым. Минимум мебели, вся сугубо функциональная. Джейни положила пакет на стоящий в центре большой стол и подвинула его в направлении Майры.
– Мы используем это помещение для восстановительных работ. Здесь превосходное оборудование. – С взволнованным видом, более уместным, по мнению Джейни, для малого ребенка, Майра притянула к себе пакет и расстегнула зажим. – Простая коричневая суперобложка. – У нее вырвался легкий смешок. – Должно быть, поначалу вы сочли эту тетрадь просто каким-то отчетом, но уж никак не сокровищем.
Майра достала из выдвижного ящика стола перчатки из латекса и натянула их, как показалось Джейни, ритуальным жестом. Сняла с дневника коричневую суперобложку, положила его на стол, бережно открыла обложку и взглянула на первую страницу.
– Боже мой!
Глаза хранительницы увлажнились слезами.
– Мне казалось, я единственная, кто способен прослезиться при виде такой вещи, – сказала Джейни.
– О, я в этом смысле безнадежна, – ответила Майра. – Ужасно эмоционально воспринимаю редкие вещи. Хотя, должна признаться, давненько не плакала над новым экспонатом. – Она шмыгнула носом. – Если это то, чем, по вашим словам, оно является, а на первый взгляд так оно и есть, то… – она провела над дневником рукой, как бы гладя его на расстоянии, – это просто чудо. – Она снова опустила взгляд на страницу. – Алехандро Санчес. Испанец. Фамилия относительно широко распространенная, но вот имя для еврея того столетия необычное.
– Мне мало известно об этом периоде истории. Только то, что я прочитала с тех пор, как дневник попал в мои руки, – сказала Джейни. – Я пыталась понять контекст тех времен, но это нелегко… и большая часть дневника относится не к жизни в Испании, а к тому, как он учился во Франции, и последующим путешествиям. Эту часть я сумела перевести сама, правда, с помощью специалистов по архаичному французскому, которых нашла в Интернете. А вот самое начало, на иврите… тут я пас.
Она остановилась, надеясь, что Майра скажет: «О, не беспокойтесь, дорогая, я сумею это прочесть». Однако хранительница молчала.
– Можете сказать, о чем там говорится? – наконец спросила Джейни.
Майра бегло проглядела текст на иврите и вздохнула, с оттенком огорчения.
– Нет. Точнее, могу, но с очень большим трудом. Мне лучше за перевод не браться, но, уверяю вас, существует огромное множество людей, способных сделать это, и с некоторыми из них я поддерживаю контакт.
– Замечательно. В самом деле замечательно.
– На это потребуется время.
– Понимаю.
Майра между тем внимательно изучила переплет, поставила дневник вертикально, осмотрела корешок и снова положила.
– Хм-м… Здесь есть что-то странное, чего вы, скорее всего, не заметили…
Джейни усмехнулась.
– Я много чего не заметила. Что конкретно вы имеете в виду?
– Мне кажется, его переплетали заново. Фактически я уверена в этом, если только дневник не подделка, а даже беглый взгляд убеждает в том, что он подлинный. – Она обратилась к концу книги и взглянула на самые последние записи, сделанные на английском. – Иврит должен быть в конце, книги обычно начинаются на основном языке. – Она снова вернулась к началу. – Страницы расположены не в том порядке, как я ожидала. Наверное, в какой-то момент времени дневник разобрали на части, а потом переплели заново. – Майра достала из ящика металлическую указку и провела ее кончиком вдоль еле заметного шва на коже. – Видите? Вот здесь. Точно, его сброшюровали заново.
– Бог мой…
– О, это ни в коей мере не уменьшает ценности дневника, это просто странно, вот и все. Можно предположить, что чье-то ощущение порядка было оскорблено тем, что иврит в конце. Наверное, это сделал не еврей.
– Не могу сказать точно, но, мне кажется, после Алехандро дневник принадлежал не евреям, а англичанам, – сказала Джейни. – Или, точнее говоря, англичанкам, потому что все, за исключением самого последнего владельца, были женщинами.
Бережно переворачивая страницы, Майра бросила на нее подозрительный взгляд.
– За всем этим явно кроется целая история.
Джейни вздохнула.
– Вы сможете прочесть ее и сами, я же скажу лишь, что Алехандро Санчес большую часть времени был в бегах. Медицину он изучал во Франции…
– В Монпелье, надо полагать.
– Да! Как вы догадались?
– Просто это единственное место, куда его приняли бы.
– Это мне не пришло в голову.
– Откуда вам было знать? Однако продолжайте.
– Ему пришлось бежать через всю Европу, потому что он убил епископа.
– Ох, дорогая …для еврея это скверно. – Майра чуть лукаво улыбнулась. – Однако осмелюсь предположить, что для этого у него была веская причина.
– Действительно. И, судя по более поздним записям, он предстает очень вдумчивым и серьезным человеком. По крайней мере, не таким, который с легкостью пошел бы на убийство.
– Никто не делает такие вещи с легкостью, – с оттенком грусти сказала Майра. – Никто в здравом уме, по крайней мере. Однако вы говорите о нем так, словно он еще жив.
– Для меня он такой и есть, – задумчиво произнесла Джейни. – Совершенно живой. Отчасти именно поэтому я добиваюсь того, чтобы он продолжал жить здесь. – Она прикоснулась к обложке дневника. – И здесь. – Она дотронулась до груди в области сердца и добавила после небольшой паузы: – Знаете, он, скорее всего, просто перевернул тетрадь и начал писать снова, на французском. Тогда никто не увидел бы сзади иврит.
– Наверное, если бы не стал искать специально. – Майра бережно перевернула страницу. – Почерк у него великолепный. Такой изящный.
– У меня такое чувство, что этот человек был изящен во всем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147