«Так скоро?»
Алехандро взял свиток, чувствуя, как дрожат руки.
Де Шальяк писал алыми чернилами Элизабет, прекрасным, твердым почерком, тщательно выводя каждый штрих и добавляя росчерки в знак уважения к адресату. Алехандро оставалось лишь надеяться, что новости так же обрадуют его, как сам вид письма. Он взволнованно вздохнул и углубился в чтение.
«Мой дорогой коллега!
От всей души надеюсь, что эти новости застанут вас и вашего внука в безопасности и добром здравии.
Они, под кем я подразумеваю принца Лайонела и леди Элизабет, забрали Кэт к себе, естественно, против ее воли. Она еще не совсем оправилась после родов, но ирландка по-прежнему при ней и очень хорошо делает свое дело. Я трижды виделся с Кэт после вашего отъезда. В первый день она была почти в бреду от страха и страдала лихорадкой – пока я частным порядком не объяснил ей, что вы сбежали.
Юный Чосер очень за вас переживает – хотя я не понимаю почему. По-моему, он чувствует себя в некотором роде соучастником, незаслуженно, как мне кажется. Парень очень близко к сердцу принимает ваше положение и почти заделался моим сообщником. Через него я узнал, что ходят слухи о возвращении Кэт в Англию, хотя когда это произойдет, пока не решено. В отличие от Лайонела и его двора она не заложница дофина и, если Эдуард пожелает, может покинуть Францию. Я не решаюсь даже предположить, какую позицию займет Эдуард Плантагенет в этом вопросе.
Если вы напишете о себе и мальчике, я позабочусь, чтобы она получила это послание – Чосер поклялся помочь мне в этом. Уверен, ваша дочь так же страстно хочет знать, как складывается ваша судьба, как и вы о ней. Ваше письмо, безусловно, ускорит ее выздоровление.
Что касается меня, я молюсь и буду продолжать молиться о том, чтобы вам сопутствовала удача. И всегда буду рад получить от вас весточку. Более того, я страстно желаю этого. Не вычеркивайте меня из своей жизни. Мы еще встретимся, я верю в это.
Ваш верный слуга, Ги де Шальяк»
Алехандро написал ответ, рассказав де Шальяку все, что мог, о своем путешествии и неожиданной радости, которую обрел в конце него. Рассказал о том, как растет мальчик, зная, что эти новости укрепят дух Кэт в тех испытаниях, которые, без сомнения, ей предстоят.
Медленно, но верно Алехандро находил место для себя и своего внука среди евреев Авиньона. Однако Авраам Санчес не торопился открывать свое сердце очаровательному голубоглазому мальчику, которого его сын принес с севера.
– У меня нет собственного сына, отец. Ты должен принять его.
– Ты не знаешь, что Бог уготовил тебе, Алехандро. Здесь много хороших женщин, которые с радостью примут тебя, даже с ребенком-гоем… Вот хотя бы эта, которая кормит грудью мальчика. У нее нет мужа, и она была бы для тебя прекрасной парой.
– Она замечательная женщина. И хорошая мать. Я счел бы за честь стать ее мужем, если бы не…
– Если бы не что?
Алехандро испустил глубокий вздох и рассказал отцу, что уже любил однажды и не способен любить снова.
– При чем тут, спрашивается, любовь? – воскликнул старик. – Хорошая женщина – это хорошая женщина, а ты прекрасный мужчина. Я даже и мечтать не мог, что ты станешь таким. Тебе нужно лишь одно – открыть себя воле Божьей, и, уверен, ты будешь счастлив, как я был счастлив с твоей матерью, да покоится она в мире. Пройдет время, и ты научишься любить женщину – если захочешь. Я разбираюсь в этих вещах, прислушайся к моим словам.
– Я любил одну женщину, отец, и не хочу любить другую.
– Но тогда после тебя не останется ничего, ни наследия, ни сына, чтобы продолжать твое дело и молиться за твою душу.
– Значит, так тому и быть. После меня останется моя работа. Чем не наследие?
– Тогда, горе нам, род Санчесов оборвется. Твоя плоть рассыплется прахом, и в мире не останется плоти от нашей плоти…
– Значит, так тому и быть, – повторил Алехандро. – Если Бог захочет, чтобы плоть Санчесов уцелела в этом мире, он найдет способ сделать это и без нашей помощи.
Эпилог
Две женщины сидели в деревянных креслах-качалках на широкой веранде, окружающей главное здание лагеря «Мейр».
Джейни, в состоянии полной расслабленности, откинула голову на мягкую спинку кресла и закрыла глаза, вслушиваясь в звуки окружающего мира. Кресла поскрипывали, покачиваясь, и этот ритм успокаивал, навевая сон.
Она открыла глаза и улыбнулась Кристине.
– Ты веришь в Бога?
– Да, в некотором роде.
Джейни этот ответ не удивил.
– Кристина, я давно хочу спросить тебя кое о чем. Как это ощущается, в смысле внутренне, быть… – Она замолчала в поисках подходящих слов и наконец закончила: – Такой, как ты?
– Ты имеешь в виду, ощущается ли какая-то разница?
– Да.
Скрип-скрип несколько раз.
– Почему ты спрашиваешь? – поинтересовалась молодая женщина.
– Думаю, мне нужно это знать, а иначе как я объясню ему? – Джейни похлопала себя по животу.
Кристина устремила задумчивый взгляд в ночную тьму ранней осени. Громко стрекотали сверчки. Под куполом деревьев шуршали крыльями летучие мыши.
– Наверное, нужно, – в конце концов заговорила она. – Но я не уверена, что могу ответить на твой вопрос. Я всегда была такой, сколько себя помню.
Живот Джейни раздулся. Ребенок уже начал опускаться по родовым путям и мог появиться на свет в любой день. Сентябрьская ночь была прохладна и приятна, но Джейни не могла полностью расслабиться, ее не отпускала мысль, что она слишком стара, по крайней мере физически, для того, чтобы стать матерью. Она слегка поерзала, устраиваясь поудобнее, и спросила:
– А сколько ты себя помнишь?
Кристина протянула руку и положила ее на живот Джейни. Пропустив вопрос мимо ушей, она сказала:
– Папа так счастлив.
Ладно, вопрос может и подождать.
– Я тоже. Не могу представить себе лучшего отца этому младенцу. Том такой понимающий, такой заботливый. И все же мы уже не в том возрасте, чтобы заводить ребенка. Когда малыш начнет ползать и тем более встанет на ножки, думаю, нам очень понадобится твоя помощь.
– Ничего не имею против, – с готовностью отозвалась Кристина. – У меня никогда не было брата.
Они продолжали покачиваться в вечернем воздухе, радуясь обществу друг друга. Ребенок брыкнул ножкой, и Кристина, ойкнув, отдернула руку. Женщины рассмеялись.
Эта минута абсолютного счастья для Джейни была омрачена лишь беспокойством о том, сумеет ли она, как надо, позаботиться о ребенке.
– Мне придется стирать пеленки.
– Я тоже буду их стирать, – откликнулась Кристина. – Привыкнем.
– Но что, если у меня будет мало молока? Женщина моего возраста…
– Неужели ты сомневаешься, что Кэролайн откажется быть кормилицей, если понадобится? А если это не получится, у нас есть козы. И коровы.
– По-моему, я забыла все колыбельные песни.
– Вспомнишь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147