– Вот именно. Каждый из нас жил за счет другого и брал только то, что ему было необходимо.
– В основе своей все человеческие особи эгоистичны, – заметила Роз, – особенно когда речь идет о выживании.
– Но все это выглядит весьма неприглядно, не правда ли? Во всяком случае, мне бы не хотелось, чтобы об этом стало широко известно. – Голос ее, слабевший с каждой минутой, вновь обрел силу, когда она прямо взглянула в глаза дочери: – Но ты должна это знать. – Роз увидела, что глаза матери наполнились слезами. – Почему я не рассказала тебе об этом намного раньше? Но тогда я и сама толком ничего не понимала... видишь ли, должно было пройти слишком много времени, прежде чем я поняла, что натворила и почему.
Впервые в жизни Ливи позволила слезам пролиться и потечь по искусно нарумяненным щекам. Именно это обстоятельство, как ничто другое, показало ее дочери, как далеко зашла болезнь.
– Как бы я хотела, чтобы тогда у меня хватило смелости все тебе рассказать. Ты бы сразу верно оценила ситуацию и подсказала мне, как поступить. – Дрожащей рукой Ливи коснулась щеки дочери. – Ты умна, чего не могу сказать о себе, – призналась она. Из нас троих самой умной всегда считалась Делия, а Тони всегда блестела, как новенький грош... мне же при рождении ничего не досталось, кроме красоты и врожденного чувства вкуса, с таким багажом я и пошла шагать по жизни.
– Ничего себе «ничего», – поддразнила ее Роз, пытаясь увести разговор от рифов раскаяния. – Я знаю много умнейших женщин, которые с готовностью променяли бы все свои ученые степени за одну десятую долю твоего изящества и блеска.
Как всегда, комплимент попал в точку, в Ливи словно впрыснули адреналин. Она засмеялась, смахивая слезы, и глазами стала искать свою сумочку из сатинированной телячьей кожи.
Роз подала ей сумочку, и Ливи, вынув маленькое в золотой оправе зеркальце, внимательно осмотрела свое лицо.
– Господи... вот и закатилась моя звездочка.
– Нет, и еще раз нет, – торжественно, как клятву, произнесла Роз, упрямо тряхнув головой.
– Увы, это горькая правда, особенно в последнее время. – Ливи начала рыться в сумочке в поисках тоже оправленного золотом несессера с помадой и кисточкой для бровей. – Теперь приходится прилагать все больше и больше усилий, чтобы поддерживать старую развалину в относительно приличном состоянии.
То, что это не было преувеличением, Роз видела – рука матери дрожала от одной только попытки удержать перед собой на весу зеркальце.
– Дай-ка мне, я подержу...
Она взяла зеркальце и держала его перед Ливи, пока она, поддерживая правую руку левой, чтобы та не тряслась, восстанавливала ущерб, нанесенный ее лицу слезами.
– А теперь для полного завершения реставрационных работ хорошо бы выпить бокал шампанского... – весело объявила Ливи, решив, что обновленному ее обличью более всего соответствует выражение дерзкой мужественности.
– Сейчас принесу.
– Спасибо, милая... – Когда Роз встала, Ливи удержала ее за руку. – За все, – сказала она, сумев в этих двух словах выразить и признательность Роз за сострадание, и за это их новое, неожиданно возникшее взаимопонимание. На какое-то долгое мгновение глаза их снова встретились, и Ливи их не отвела. И тогда Роз улыбнулась.
– Это я должна тебя благодарить, – ответила она. Заметив официанта всего в дюжине шагов от теплицы, сняла с его подноса два бокала и быстро вернулась к матери. – А вот и шампанское, – объявила она, – такое же игристое, как твои глаза, и такое же холодное, как... Мама!!! – Ливи в кресле не было. Каким-то образом она сползла с него и теперь лежала прямо на полу. Со стуком поставив на ближайший столик оба бокала, Роз подбежала к ней и опустилась на колени. – Господи, мама...
Но Ливи не слышала ее. Она была без сознания.
– У нее на левом легком небольшая опухоль, – озабоченно сказал врач, – и опухоль эта злокачественная. Удаляя ее, придется вырезать и часть легкого. Только таким образом можно исключить рецидивы.
Билли вскочил на ноги вне себя от негодования.
– Не хотите ли вы этим сказать, что после того, как почти год с лишним ежемесячно проверяли мою жену под рентгеном, вы только сейчас обнаружили у нее рак? Что же вы тогда за врачи, черт бы вас побрал! Она находилась у вас под так называемым пристальным наблюдением, почему же раньше не удалось это обнаружить?
– Потому что раньше рентген не выявлял опухоль. А теперь, когда показал, ее необходимо как можно быстрее удалить.
– Другими словами, быстро захлопнуть ворота конюшни, когда дошади уже успели драпануть, так прикажете вас понимать?
Лицо Билли пошло красными пятнами, верным признаком надвигавшегося гнева. И, как презрительно подумала Роз, дикого страха. Болезнь всегда была анафемой для него. Раковой же опухоли он боялся больше всего на свете.
Лицо Дианы было белым как мел, белым же отсвечивали костяшки плотно сжатых в кулаки пальцев. Сидевший рядом с ней муж положил на них свою ладонь. Она смахнула ее, как назойливую муху. Дэвид, весь подобравшись и подавшись вперед, с руками, зажатыми между колен, неподвижно смотрел на ковер прямо перед собой. Не было только Джонни – он находился в это время где-то на просторах Тихого океана, испытывая ходовые качества своего нового катамарана.
– Предупреждаю, – опустил свой кнут Билли, – моя жена должна выйти из этого здоровой, иначе будут заданы именно те вопросы, которые больше всего принесут вам вреда! Я понятно выразился?
И, круто развернувшись, зашагал к выходу, оставив своих детей, как всегда, следовать за собой.
Два дня спустя хирурги «Роял марсден» удалили опухоль, а вместе с нею и треть легкого Ливи. Она хорошо перенесла операцию, но выздоровление ее протекало медленно, первые шесть недель она провела в «Уитчвуде». Джеймз, как всегда, неотлучно оставался при ней, дав возможность Билли отправиться в первую из своих многочисленных поездок в поисках надежного средства, с помощью которого можно было избавить жену от рака.
Диана находилась в Лондоне, где Брукс в отсутствие своего тестя возглавлял «Банкрофт холдингз». Дэвид возвратился в Кембридж. Его мать сама настояла на этом, заявив, что он ни в коем случае не должен забрасывать учебу.
– У меня наистрожайший приказ – ничем иным не заниматься, кроме как просто отдыхать; тебе нет никакой нужды здесь торчать и наблюдать за тем, как я стану его исполнять. Возвращайся в университет, милый, и приступай к работе; получи свою степень бакалавра юридических наук, чтобы я могла гордиться тобой, когда приеду на церемонию вручения вам дипломов.
Ему не нужно было повторять это дважды: как раз в это время у него протекал хитросплетенный роман по принципу классического треугольника, в котором он делил свое время между одним из мужчин-профессоров и своей сокурсницей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107