– Да, но...
– Никаких «но». Она была очень серьезна, а Сисси, поверь мне, такое дается очень трудно.
– Господи, теперь я уже и не знаю, что хуже...
– Я знаю! Крашеная, конечно же! По крайней мере, Сисси одна из нас... Вот что, милая, нечего нос воротить, ты прекрасно знаешь, что я имею в виду; кстати, Билли тоже это отлично понимает. Неужели ты думаешь, что после Ливи он позволит себе опуститься до уровня этой искусственной блондинки?
Роз промолчала, но красноречивее всяких слов было выражение ее лица.
– Ну хорошо, ты считаешь, что Билли уже некуда опускаться, пусть так, но, Роз, Билли раздает обещания женщинам, как раньше, когда я еще была девочкой, раздавали корсеты. И как корсеты эти были своего рода подношениями, так и слова его – подношения, не более того.
– Плевать мне на то, кому и скольким из них он сделал предложение; меня бесит время, которое он выбрал для этого! Мы только что похоронили мою мать, его жену!
Тони в упор посмотрела на нее.
– Сладкая ты моя, Билли же постоянно сексуально озабочен; он же типичный старый, вечно голодный козел, которому всегда всего мало, это у него уже естественный рефлекс. Разве тебе не хочется, чтобы его наконец окрутила какая-нибудь стерва, которой осатанели бы его вечные похождения и которая задала бы ему отличную трепку при первой же измене, а? Лично мне такой оборот дела показался бы оч-ч-ч-чень привлекательным!
Взглянув на озорные огоньки в зеленоватых глазах своей неугомонной тетки, Роз тоже не выдержала и рассмеялась.
– Так-то оно лучше. Всегда помни, что твоя мать прекрасно знала истинного Билли, но делала вид, что этого не замечает.
– Но сама-то ты поступаешь иначе.
– Верно, но, сколько помнится, Ливи не любила поднимать шум, ты же сама знаешь.
– Что «сама знаешь»? – послышался сзади глубокий грудной голос, и, обернувшись, они увидели старшую из сестер Гэйлорд – Корделию (Делию) Уинслоу.
В отличие от младших сестер, Делия начала седеть в сорок лет, и теперь ее волосы были совсем серебряными. Ливи успешно боролась с сединой, составляя сама красители, а светлые от природы волосы Тони и этого не требовали. Делии было шестьдесят три года, Тони – пятьдесят девять, обе выглядели на сорок – самое большее, на сорок пять. Обе великолепно смотрелись в трауре, но ни та ни другая по элегантности и шику даже близко не могли подступиться к младшей своей сестре.
– Что Ливи не любила поднимать шум, – ответила Тони.
– У Ливи все должно было идти как по маслу, – согласилась Делия. – Даже в детстве она стремилась избегать всяких ссор и недоразумений.
– Так к вопросу о недоразумениях...
И Тони рассказала сестре о двух претендентках на роль леди Банкрофт и об их идентичных заявлениях.
– Естественно, – сохраняя равнодушное спокойствие, красноречиво приподняла плечо Делия. – То же самое я слышала от Маргариты Барнард и ничуть не удивлюсь, если услышу еще с полдюжины таких же заявлений.
– Но сказать такое на похоронах моей матери! – низким, злым голосом прошипела Роз.
– Билли – лакомый кусочек, дорогая племянница, – прагматично заметила Тони.
– Все равно, это ужасно! Он может жениться на ком хочет, но я не желаю, чтобы его любовницы трезвонили здесь во все колокола о своем триумфе. Особенно та! А теперь простите, мне надо заняться гостями...
Глядя ей вслед, Тони вздохнула:
– Если бы у Ливи была хоть десятая доля силы воли Роз...
– В такие моменты, как этот, Роз очень напоминает мне нашу маму, – задумчиво изрекла Делия.
– Господи, вот уж кто действительно был человеком железной воли.
– А нас донимала, потому что очень многого хотела для нас... особенно для Ливи. Ты же помнишь, она просто души в ней не чаяла.
– А папа? Называл ее: моя белая лебедушка. Помнишь? – В голосе Делии не было зависти.
Роз тщательно следила за тем, чтобы представители фирмы, обслуживавшей похороны, убрали все за собой, чтобы количество взятой напрокат и сданной фарфоровой посуды и стаканов точно совпадало, чтобы скатерти из камчатного полотна, тканные вручную и потому незаменимые, были аккуратно сложены все вместе – потом их вручную выстирает личная прачка Рэндольфов, – чтобы китайский фарфор не бросали в посудомоечную машину.
– Как когда-то мама. – Диана прислонилась к дверному косяку огромной кухни, сплошь увешанной медными кастрюлями, тазами и остро пахнущей полынным эстрагоном. – Почему мне никогда не удается быть такой же собранной?.. Тебе всегда было наплевать на желание матери во всем стремиться к совершенству, а теперь посмотри на себя... «Вы сделали это? Вы уверены, что сделали то? Ну-ка, проверим, что тут у вас вышло?» Здорово же ты изменилась.
– Надеюсь, – ответила Роз, не обращая внимания на ее саркастический тон, – так и должно быть, когда взрослеешь, или я не права?
– Ты имеешь в виду, что до сих пор я так и не повзрослела?
Оторвавшись от пересчитывания столового серебра, Роз выпрямилась.
– Диана, не начинай все сначала. Если хочешь, чтобы я поверила, что ты действительно повзрослела, веди себя соответственно!
В одной руке Диана держала пустой стакан, в другой, которую она вытащила из-за спины, оказалась бутылка шампанского.
– А не напиться ли мне шампанским... «водичкой нашей мамочки», как его называет папа?
– Мама действительно любила шампанское, но никогда не напивалась им допьяна.
– Мама многих вещей не делала... особенно тех, которые ты хотела, чтобы она делала. – Диана залпом выпила шампанское. – Она бы, например, никогда не пригласила сюда ту дешевую блондинку. Я увидела, как ты с ней любезничала. Скорее всего, кто-нибудь из твоих калифорнийских подружек из коммуны?
– Она явилась сюда без моего приглашения – если ее не пригласил твой папочка.
Диана так и взвилась.
– Всегда мой папочка! Он, кстати, был и твоим отцом, во всяком случае, с того дня, как женился на твоей матери!
В это время Роз заворачивала в зеленое байковое сукно тяжелые столовые ножи из георгианского серебра, скатывая и завязывая их в тугие свертки, перед тем как положить в специально для этих целей предусмотренную коробку, изготовленную из красного дерева; сама же коробка потом будет помещена в сейф, где хранилось все столовое серебро. Оторвавшись от работы, Роз подняла глаза на свою единоутробную сестру.
– Никогда, – тихо сказала она, но таким тоном, что Диана густо покраснела.
– Привет! – раздалось в напряженной, звенящей тишине. – Я что, прервал очередное заседание братства сестер?
Роз увидела стоявшего на пороге и опиравшегося – как это умел делать только он – о дверной косяк брата Дианы. Дэвид приветливо улыбался. Брат Дианы обладал достоинствами, начисто у нее отсутствовавшими, – очарованием и привлекательной внешностью. И потому был любим как женщинами, так и мужчинами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107