– У меня двенадцатый размер – английский то есть, – защищаясь, пыталась уверить их Диана.
– Черта с два! Глядя на тебя, скорее скажешь о хроническом недоедании. Как долго все это продолжалось?
Диана пробомотала что-то неразборчивое.
– Чего ты там бормочешь, ни слова не могу разобрать, – не отставала Тони.
– Я говорю: три месяца!
Ливи от изумления потеряла дар речи. Ей и в голову не приходило, что скрытое просторной рубахой тело ее дочери постепенно превратилось в подобие ходячего скелета.
– Я не хочу быть жирной! – рыдала Диана. – Я хочу быть такой же изящной, как мама. У нее рост пять футов восемь дюймов, а весит она всего сто десять фунтов!
– У твоей матери косточки, что у птички, отсюда все и идет. А у тебя, как и у меня, кости динозавра. – Тони похлопала себя по обширной заднице. – Нам не дано, и мы никогда не сможем быть такими, как твоя мама. Мы изначально скроены иначе. Однажды я вздумала похудеть до ста пятнадцати фунтов, так все думали, что я умираю! Самое меньшее, сколько я могу себе позволить, это сто двадцать два фунта, без того, чтобы люди не интересовались моим здоровьем. Ты, моя бедная, заблуждающаяся крошка, сделана из того же материала, что и я. Тебе, с твоими телесами, сейчас недостает, как минимум, фунтов пятнадцати.
– Нет! – Голос Дианы сорвался на самой высокой ноте. – Я не буду толстой, не буду! Я хочу быть такой, как мама. Я стану такой , как мама, и никто меня не остановит!
Схватив свою рубашку, она стремглав бросилась с террасы, захлебываясь слезами.
Тони повернулась к своей потрясенной сестре.
– Ну? – сардонически поинтересовалась она. – Что еще новенького?
– Я понятия не имела, что она морит себя голодом, – защищалась Ливи. – Схожу-ка к ней, – поднялась Ливи со своего шезлонга, но с такой явной неохотой, что Тони раздраженно буркнула:
– Сиди уж. Я сделаю это лучше, чем ты.
Ливи благодарно опустилась на свое место, сказав с видимым облегчением:
– Да, знаю, мне только и остается, что завидовать твоей легкости, ее у меня и в помине не было, и с этим теперь уже ничего не поделаешь. Я не умею быть такой матерью, как ты, Тони! Хотя, видит Бог, я стараюсь.
От жалости к самой себе глаза Ливи тотчас наполнились слезами, но, как всегда, они так и не пролились, ибо это могло погубить ее макияж.
– Такое умение обретается естественным путем, – жестко отрубила Тони. – Но если существует на свете вшивая мать, так это я. Меня все считают «своей в доску», ты же у нас вечно выступаешь в роли Белоснежки. А ведь детям нужно уделять хоть немножечко времени и чуточку побольше внимания. Они же – твоя плоть и кровь.
– Да, я знаю, но мне никак не удается приблизиться к ним, – смешалась Ливи. – Но даже не это главное: у тебя же нет такого мужа, как у меня.
– Так брось ты этого ублюдка! Разведись с ним!
Улыбка Ливи заставила ее сестру скривиться, как от зубной боли.
– Ну и куда же я пойду? Что стану делать?
– Устроишь себе новую жизнь.
Ливи покачала головой.
– Меня обучили, как устраивать жизнь мужа. Мама так и не подумала научить меня, как устраивать собственную жизнь. Я – леди Банкрофт, и все мои действия направлены только в одну точку – быть леди Банкрофт. Ничего другого я не умею. Как сказала бы мама, я сама постелила себе постель и теперь мне самой на ней спать.
– Но она вовсе не имела в виду, что постель эта должна быть утыкана гвоздями! – не унималась Тони. – Ты должна что-то предпринять, Ливи, и сделать это как можно скорее. Ты уже почти потеряла Роз, которая, по слухам, ведет в Калифорнии богемный образ жизни, – кстати, дорого бы я дала, чтобы узнать, почему на следующее же утро после одного из самых блестящих дебютов она так спешно упаковала свои чемоданы и дала деру. И если ты сейчас ничего не предпримешь в отношении Дианы, то потеряешь и ее.
– Мы заключили с Роз договор, – устало сказала Ливи. – Она примет участие в дебюте на тех условиях, которые диктую я, но после дебюта я не вправе указывать ей, каким образом ей следует устраивать свою дальнейшую жизнь.
– Включая и то, что она бросает Уэллесли, едва поступив в него?
– Мы не вдавались в подробности. Она заявила, что хочет выучиться на историка искусств и, получив ученую степень, отправиться на год во Флоренцию. Откуда мне было знать, что вместо этого она поедет в Калифорнию?
– Может быть, здесь как-то замешан мужчина? Что вполне вероятно в такого рода ситуациях.
На лице Ливи проступила едва заметная, насмешливая ухмылка.
– Ты забыла, что речь идет о Роз?
– Да, знаю. Она способна отпугнуть кого угодно, но это вовсе не умаляет того обстоятельства, что она красавица, а для большинства мужчин такие, как Роз, точно красная тряпка для быка.
– Роз обожает укрощать животных.
Тони засмеялась, хотя в смехе ее было больше печали.
– Это ты верно подметила. Роз, несомненно, человек жесткий, она отлично может постоять за себя. А вот Диана – другое дело. Она боготворит землю, по которой ступает твоя нога, известно ли тебе это...
– Бедняжка, – сказала Ливи, но как-то неприязненно, и Тони поняла, что для Ливи трагедия не в том, что Диана ненавидит себя такой, какая есть, а в том, что она такая , какая есть. Тони очень любила свою сестру, но иногда ей хотелось так ее встряхнуть, чтобы у той клацнули зубы. Вот как сейчас.
– А чтоб тебя! – в сердцах воскликнула Тони и кинулась на поиски Дианы.
Оставшись одна Ливи потянулась за своей широкополой соломенной шляпой, надвинув ее на лоб таким образом, чтобы полностью скрыть лицо, – она никогда не подставляла его солнцу, так как солнце было вредно для кожи и быстро ее старило, – и, откинувшись на подбитом ватой шезлонге, взяла в руки охлажденный чай. У нее уже не раз возникала мысль уйти от Билли; с карандашом в руке она даже как-то подсчитала, во сколько обойдется ей желание поддерживать тот стиль жизни, который она вела сейчас. Денег, оставленных ей Джонни, с лихвой хватило бы на все, но она снова будет одна, и тут, как всегда в этих случаях, перед ней во весь рост вставал образ бедняжки Сэлли Ремингтон. Образ этот не померк со временем и по сей день обладал еще достаточной силой, способной остановить ее руку. Она не могла, не желала вновь сделаться одинокой женщиной, особенно теперь, когда ей стукнуло сорок семь, хотя ежедневный тщательный уход за лицом и телом начисто опровергал этот факт.
Вдобавок она лишилась бы своего статуса леди Банкрофт. Им с Билли больше нечего было сказать друг другу, но все равно он играл доминирующую роль в ее жизни. Все, чем она была, шло от него: именно он заставил ее подняться на недосягаемую высоту, так как в лучах ее славы и он выглядел достойнее; потому что это было нужно ему, имя ее было у всех на устах. Но самым ужасным в сложившейся ситуации было то, что она попалась на ту же удочку, что и он:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107