– Можно мне? – послышался визгливый голос старушенции, она, как отличница, рвущаяся к доске, тянула руку вверх.
– Пожалуйста, говорите, всегда рад выслушать мнение, даже если оно не совпадает с моим, – выдал заученную фразу генерал Кабанов.
– Вы, военные, и так весь бюджет проели. Вы наших детей губите. Скажите, с кем мы собираемся воевать?.. Мы должны знать, куда уходят деньги налогоплательщиков, наши деньги…
…Старушенцию понесло. Она обвинила Кабанова во всех смертных грехах и плюс еще в том, что расплодилось жулье и бандиты. По ее мнению, разбоем занимались исключительно бывшие военные. Это он, генерал Кабанов, учил их убивать, взрывать, и потому солдаты, оказавшись на гражданке, занимаются исключительно разбоем. Будто это он развязал войну в Чечне…
Генерал Кабанов пару раз пытался возразить, но старушка уже никого не слышала. Жила она одна, и выговориться ей было просто необходимо. Генерал почувствовал, что теряет контроль над аудиторией, потому как у старушки эмоций было больше, чем у него, и жалости она вызывала куда больше, чем сытый, не обиженный природой генерал.
И вдруг в зале раздался зычный голос:
– Отставить!
Визгливая старушка мгновенно смолкла. Если бы ей крикнули: «Заткнись, старая дура» – да еще обложили матом, она бы взъерепенилась еще больше.
Но неожиданность на то и неожиданность, чтобы застать человека врасплох. Старушка растерялась, ей пришлось обернуться.
Серебров умело использовал образовавшуюся паузу. Даже Кабанов, уже порядком освоившийся выступать перед избирателями, не успел вклиниться раньше Сергея.
– Отставить!.. – Серебров насладился тем, как это короткое слово эхом повторилось в мгновенно притихшем зале.
Он стоял, широко расправив плечи, выпятив грудь, вскинув голову. Люди, не знавшие его, могли бы поклясться, что перед ними бывший военный, умеющий держать в напряжении целый полк. Когда он говорит, солдаты цепенеют и в паузах между словами слышно, как жужжит муха, пролетая между стройными рядами военных. В этом голосе для старушек слилось многое изведанное ими в жизни: и строгие мужья, ушедшие в мир иной, и тридцать седьмой год, и голос Левитана, сперва объявлявшего о начале войны, а потом сообщившего им, что враг разгромлен.
– Вы абсолютно правы, мне знакома ваша боль.
У меня самого была мать, говорившая точно так, как вы, – царствие ей небесное. Но виноват ли генерал Кабанов в тех бедах, которые творятся вокруг? – взмахом руки Серебров вновь не дал открыть рот старушке, главное для него было заставить ее несколько раз подряд сказать «да», а затем, как он знал, человек готов согласиться и с тем, чего бы он не признал и под пытками. – Политики обманывали вас всю жизнь, суля золотые горы. Да, горы были, но доставались они им.
– Да, – проговорила старушка.
– Деньги, заработанные вами, уходили на армию, милицию, КГБ, которые защищали обманувшие вас власти от народа.
– Да…
– В городе убивают людей, взрывают машины.
Задумайтесь: а виноват ли в этом генерал Кабанов?
Он доказал свою любовь к родине не высокими словами, а пролив собственную кровь за свою страну.
Что, ему плохо жилось или плохо живется сейчас?
Генеральская пенсия, квартира в центре… Оставим в стороне вопрос, заслужил он в этой жизни большего или меньшего. Лучше спросим себя: зачем ему лезть в политику? Возможно, единственный раз вам представился случай выбрать в Думу честного политика. Он знает, что потом его могут убить, но он не боится этого. Задумайтесь: впервые от вашего голоса что-то может измениться. Пусть он кардинально не изменит мир, но сделает его немного лучше, даст вам глоток свежего воздуха… – и тут уж понесло Сереброва.
Сперва он говорил, стоя в конце зала, затем, почувствовав, что зацепил души людей, вышел вперед, но на трибуну подниматься не спешил, зная, что его слушают сейчас лишь потому, что он один из многих, такой же, как и они, собравшиеся в зале. Человек инстинктивно ненавидит того, кто возвышается над ним. Любое возвышение для оратора – инструмент унижения слушателя: трибуна мавзолея, кафедра преподавателя и даже сцена в школьном актовом зале.
– Я тоже был в растерянности, – вещал Серебров, – когда рухнуло то, во что я верил, но сумел-таки найти свое место в жизни. Много работал, прогорал, поднимался вновь, теперь неплохо зарабатываю.
И я давал себе зарок не ввязываться в политику, не думать больше о ней, не читать газеты. Но сегодня понял, что ошибся. Есть люди, в которых можно верить. Идите сюда, товарищ генерал, – пригласил Серебров Кабанова.
«Главное – стащить этого напыщенного идиота со сцены, иначе он, возомнив себя черт знает кем, испортит все дело».
Кабанов спрыгнул со сцены. Серебров его тут же обнял и крепко пожал руку.
– Можете рассчитывать на меня, товарищ генерал, русские своих на войне не бросают и присягу дважды не дают.
Какая война? какая присяга? – Серебров не уточнял, зная, что смысл сказанного тут же улетучивается из голов людей, остаются лишь эмоции.
– Я не прошу вас голосовать именно за генерала Кабанова, я прошу вас подумать.., извините, что отнял ваше время, душа не выдержала. Все вы – хорошие люди и любите родину не меньше генерала.
Любите ее вместе и дальше. Главное, что вы неравнодушны, – преданно глядя в глаза визгливой старушки, проговорил Серебров. – Вы так похожи на мою мать…
– Встреча окончена, – сообщил Серебров, хотя Кабанов и не просил его об этом.
И тут произошло чудо. Люди, которых отправляли по домам, встали и прямиком направились к генералу. Куда только исчезли агрессия и безразличие? Его расспрашивали о семье, о службе в армии, давали напутствия, словно он уже завоевал депутатский мандат. Особенно усердствовала визгливая старушка.
А когда она вдобавок узнала, что генерал Кабанов родом с Орловщины, как и она сама, то расчувствовалась, обняла Григория Викторовича и испачкала ему щеки дешевой губной помадой.
Генерал жал руки, ставил автографы на листовках, несмотря на то что типографским способом на них уже была нанесена его подпись.
– Люди, я люблю вас! – воскликнул генерал, вскидывая вверх руки.
Серебров скромно стоял рядом, всем своим видом изображая отставного военного.
– Извините, что мы отняли у вас много времени, но теперь такие дела творятся в государстве, что грех оставаться от них в стороне, – говорил Серебров о себе и о Кабанове, будто уже являлся его доверенным лицом. – Извините, нас еще дела ждут.
– Я буду всех в подъезде агитировать за генерала, – пообещала старушка на прощание.
Наконец Сереброву удалось подхватить Кабанова под руку и вывести из актового зала.
– Уф, – с облегчением выдохнул Кабанов, – ловко это у вас получилось.
– Сам не знаю как, – развел руками Серебров.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76