Потом пошел к телефону и дрожащими пальцами набрал номер.
Ожидая соединения, он слушал тихий шорох ветра в листве деревьев возле дома. Его воображение превратило перестук веток по крыше в барабанный бой, под который, словно муравьи на марше, чужие дома вползали на гребень холма, на который выходили его окна. Они оккупировали дальний склон точно армия, окопавшаяся перед штурмом высоты, которую все равно невозможно защитить. Еще несколько лет, и элегантная вилла посреди холмистой равнины, куда он вынужденно удалился на покой, попадет в окружение. Он скупил, сколько смог, окрестной земли, ведь, когда на горизонте показались застройщики, никто из его соседей не упустил свой шанс получить баснословную прибыль и продать свои участки за ту сумму, какая ему по карману. Но кто теперь купит у него эту пустую землю, если не те самые застройщики, которых он так ненавидит?
Он мрачно нахмурился, представив себе, как по застроенному району слоняются ночами банды буйных подростков и бьют окна, как мальчишки лазят к нему через забор за яблоками, вытаптывают его любовно ухоженные клумбы и растаскивают блестящие, как драгоценности, голыши из сада камней, который он собирал по десятку различных стран.
Ему вспомнился чернокожий мальчик, который однажды забрел к ним в поместье – Виктору было тогда лет восемнадцать, – чтобы украсть яйца. Этот мальчишка больше не возвращался, да и вообще едва ноги унес. Но попробуй только отделать палкой какого-нибудь грязного сорванца в этой новой Великобритании, и уже через час у тебя на пороге будет стоять полицейский с письменным обвинением в нападении, отвечать на которое придется в суде.
Загорелся экран телефона, а в нем засветилось во всем обаянии юных двадцати лет лицо Карин. Внезапно его снова катапультировало в настоящее, и он забеспокоился, как выглядит на ее экране он сам. Пожалуй, не так уж плохо, заверил он себя: для шестидесяти лет он еще видный мужчина, тело сохранил жилистое и крепкое, а припорошившая виски и бороду седина только придает ему внушительности.
– О… привет, Вик, – без особого энтузиазма сказала Карин.
Неделю назад он совершил поразительное открытие, которое подорвало его прежнее стойкое отвращение к современной Великобритании. В лице – или, точнее, в теле – Карин он открыл, что перебросить мостик через разделяющую поколения пропасть все же возможно. Он познакомился с ней в тихой гостинице в Челтенхэме, в бар которой заскочил выпить после совещания со своими юристами, увлекся разговором с ней и без особой суеты был приглашен наверх в ее номер.
Разумеется, она была не местной. Она училась в Бристольском университете и, чтобы проверить какие-то древние записи по программе исторических исследований, на несколько дней приехала в этих края.
Она стала для него откровением: с одной стороны, ее интересовало все, что он мог рассказать о юности, которую провел отчасти в различных школах дома, отчасти в Нигерии, где его семья все цеплялась и цеплялась за свои дома и посты, пока наконец ксенофобия восьмидесятых не сделала их положение невыносимым, с другой стороны – она была прозаичной в том, что касалось секса, поэтому он даже не почувствовал себя неловко из-за собственной ослабевшей потенции. Он был женат уже трижды, но ни одна из его жен – и меньше всего Мэри – не давала ему столь неподдельного удовольствия.
Может, и правда было что-то, что оправдывало перемены в его мире.
Кашлянув, чтобы прочистить горло, он улыбнулся.
– Здравствуй, Карин! – с грубоватым добродушием сказал он. – Держишься молодцом?
– Ага, спасибо. Немного занята. Экзамены на носу, и вообще жизнь суматошная. Но в остальном все путем. А ты?
– Лучше, чем за многие годы. И надо ли говорить, что этим я обязан тебе? – Он постарался произнести эти слова так, чтобы они прозвучали лукаво и заговорщицки.
– Что-то – нет, кто-то! – шевельнулся на плохо сфокусированном фоне в задней части комнаты, где стоял видеотелефон Карен. Размытая человеческая фигура. Виктор ощутил спазм тревоги. Он-то думал, что ему нужно осторожничать из-за Мэри, но почему-то ему не приходило в голову, что скрываться придется и Карен.
– Ну… э… Я вот зачем тебе звоню. Я собираюсь приехать на днях в Бристоль. У меня там есть кое-какие дела. Я думал, что мог бы к тебе заскочить.
Голос – мужской голос – сказал что-то, но микрофон не уловил слов, и Карен бросила говорящему, мол, пусть на минутку застегнется. Виктор добросовестно добавил это выражение в словарик современных фраз, который решил составить, чтобы не казаться невыносимо древним. Теперь говорят «древний», а не «старомодный» или даже «отсталый»; вместо того, чтобы велеть заткнуться, теперь говорят «застегнись». С добродушной насмешкой приятеля называют теперь «кровосос» или «паршивец», потому что такие эпитеты, как «гад» и «педик», перестали быть бранными и перешли в разряд описательных. Когда ему было столько же лет, сколько сейчас Карин, нельзя было даже помыслить о том, чтобы отдавать предпочтение людям одного с тобой пола, но, рассказывая о каком-то своем знакомом, она произнесла это слово походя, как если бы говорила, что у него рыжие волосы, и это глубоко его огорчило.
С другой стороны, ей удалось создать впечатление, что «отпраздновать свой двадцать первый», возможно, не так уж и плохо: отбрасываешь все бессмысленные предрассудки прошлого века и радуешься миру, принимая его таким, как есть, со всеми его недостатками.
– Ну, боюсь, это будет не слишком удобно, – сказала Карен. – Я же сказала, экзамены на носу…
– Но тебе ведь вредно перетруждаться перед экзаменами, а? Вечером надо расслабиться, это только на пользу. – Виктор постарался произнести это как можно более вкрадчиво и убедительно.
– Да застегнись же, Брайан! – бросила она куда-то в сторону размытой фигуры. – Если вы с Томом не можете вести себя тихо, я вас вышвырну. Извини, Вик, – добавила она, снова поворачиваясь к камере. – Но… Нет, лучше не стоит. Но все равно спасибо.
Застывшее мгновение, полная тишина, которую нарушал только плеск воды: Мэри выбиралась из ванны.
Наконец Виктор, уже сознавая, что это выходит одновременно глупо и раздраженно, но не в силах с собой совладать, сказал:
– Но почему?!
– Послушай, Вик, мне правда очень, очень жаль. Мне не следовало этого делать, потому что потом я поняла, что ты все раздуешь до небес, а я не могу. И откровенно говоря, не хочу, но даже если бы и хотела, то все равно не смогла бы. Просто я случайно оказалась в Челтенхэме, где у меня никого знакомых нет, а ты подвернулся, когда мне было одиноко, и был очень-очень милым. И это был очень интересный вечер, мне понравилось слушать про старые времена, особенно то, что ты говорил про Африку, потому что, вернувшись, я смогла рассказать Тому кое-что, чего он не знал, а ведь он родом оттуда…
– Но если ты серьезно это говоришь, то почему бы тебе не?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170
Ожидая соединения, он слушал тихий шорох ветра в листве деревьев возле дома. Его воображение превратило перестук веток по крыше в барабанный бой, под который, словно муравьи на марше, чужие дома вползали на гребень холма, на который выходили его окна. Они оккупировали дальний склон точно армия, окопавшаяся перед штурмом высоты, которую все равно невозможно защитить. Еще несколько лет, и элегантная вилла посреди холмистой равнины, куда он вынужденно удалился на покой, попадет в окружение. Он скупил, сколько смог, окрестной земли, ведь, когда на горизонте показались застройщики, никто из его соседей не упустил свой шанс получить баснословную прибыль и продать свои участки за ту сумму, какая ему по карману. Но кто теперь купит у него эту пустую землю, если не те самые застройщики, которых он так ненавидит?
Он мрачно нахмурился, представив себе, как по застроенному району слоняются ночами банды буйных подростков и бьют окна, как мальчишки лазят к нему через забор за яблоками, вытаптывают его любовно ухоженные клумбы и растаскивают блестящие, как драгоценности, голыши из сада камней, который он собирал по десятку различных стран.
Ему вспомнился чернокожий мальчик, который однажды забрел к ним в поместье – Виктору было тогда лет восемнадцать, – чтобы украсть яйца. Этот мальчишка больше не возвращался, да и вообще едва ноги унес. Но попробуй только отделать палкой какого-нибудь грязного сорванца в этой новой Великобритании, и уже через час у тебя на пороге будет стоять полицейский с письменным обвинением в нападении, отвечать на которое придется в суде.
Загорелся экран телефона, а в нем засветилось во всем обаянии юных двадцати лет лицо Карин. Внезапно его снова катапультировало в настоящее, и он забеспокоился, как выглядит на ее экране он сам. Пожалуй, не так уж плохо, заверил он себя: для шестидесяти лет он еще видный мужчина, тело сохранил жилистое и крепкое, а припорошившая виски и бороду седина только придает ему внушительности.
– О… привет, Вик, – без особого энтузиазма сказала Карин.
Неделю назад он совершил поразительное открытие, которое подорвало его прежнее стойкое отвращение к современной Великобритании. В лице – или, точнее, в теле – Карин он открыл, что перебросить мостик через разделяющую поколения пропасть все же возможно. Он познакомился с ней в тихой гостинице в Челтенхэме, в бар которой заскочил выпить после совещания со своими юристами, увлекся разговором с ней и без особой суеты был приглашен наверх в ее номер.
Разумеется, она была не местной. Она училась в Бристольском университете и, чтобы проверить какие-то древние записи по программе исторических исследований, на несколько дней приехала в этих края.
Она стала для него откровением: с одной стороны, ее интересовало все, что он мог рассказать о юности, которую провел отчасти в различных школах дома, отчасти в Нигерии, где его семья все цеплялась и цеплялась за свои дома и посты, пока наконец ксенофобия восьмидесятых не сделала их положение невыносимым, с другой стороны – она была прозаичной в том, что касалось секса, поэтому он даже не почувствовал себя неловко из-за собственной ослабевшей потенции. Он был женат уже трижды, но ни одна из его жен – и меньше всего Мэри – не давала ему столь неподдельного удовольствия.
Может, и правда было что-то, что оправдывало перемены в его мире.
Кашлянув, чтобы прочистить горло, он улыбнулся.
– Здравствуй, Карин! – с грубоватым добродушием сказал он. – Держишься молодцом?
– Ага, спасибо. Немного занята. Экзамены на носу, и вообще жизнь суматошная. Но в остальном все путем. А ты?
– Лучше, чем за многие годы. И надо ли говорить, что этим я обязан тебе? – Он постарался произнести эти слова так, чтобы они прозвучали лукаво и заговорщицки.
– Что-то – нет, кто-то! – шевельнулся на плохо сфокусированном фоне в задней части комнаты, где стоял видеотелефон Карен. Размытая человеческая фигура. Виктор ощутил спазм тревоги. Он-то думал, что ему нужно осторожничать из-за Мэри, но почему-то ему не приходило в голову, что скрываться придется и Карен.
– Ну… э… Я вот зачем тебе звоню. Я собираюсь приехать на днях в Бристоль. У меня там есть кое-какие дела. Я думал, что мог бы к тебе заскочить.
Голос – мужской голос – сказал что-то, но микрофон не уловил слов, и Карен бросила говорящему, мол, пусть на минутку застегнется. Виктор добросовестно добавил это выражение в словарик современных фраз, который решил составить, чтобы не казаться невыносимо древним. Теперь говорят «древний», а не «старомодный» или даже «отсталый»; вместо того, чтобы велеть заткнуться, теперь говорят «застегнись». С добродушной насмешкой приятеля называют теперь «кровосос» или «паршивец», потому что такие эпитеты, как «гад» и «педик», перестали быть бранными и перешли в разряд описательных. Когда ему было столько же лет, сколько сейчас Карин, нельзя было даже помыслить о том, чтобы отдавать предпочтение людям одного с тобой пола, но, рассказывая о каком-то своем знакомом, она произнесла это слово походя, как если бы говорила, что у него рыжие волосы, и это глубоко его огорчило.
С другой стороны, ей удалось создать впечатление, что «отпраздновать свой двадцать первый», возможно, не так уж и плохо: отбрасываешь все бессмысленные предрассудки прошлого века и радуешься миру, принимая его таким, как есть, со всеми его недостатками.
– Ну, боюсь, это будет не слишком удобно, – сказала Карен. – Я же сказала, экзамены на носу…
– Но тебе ведь вредно перетруждаться перед экзаменами, а? Вечером надо расслабиться, это только на пользу. – Виктор постарался произнести это как можно более вкрадчиво и убедительно.
– Да застегнись же, Брайан! – бросила она куда-то в сторону размытой фигуры. – Если вы с Томом не можете вести себя тихо, я вас вышвырну. Извини, Вик, – добавила она, снова поворачиваясь к камере. – Но… Нет, лучше не стоит. Но все равно спасибо.
Застывшее мгновение, полная тишина, которую нарушал только плеск воды: Мэри выбиралась из ванны.
Наконец Виктор, уже сознавая, что это выходит одновременно глупо и раздраженно, но не в силах с собой совладать, сказал:
– Но почему?!
– Послушай, Вик, мне правда очень, очень жаль. Мне не следовало этого делать, потому что потом я поняла, что ты все раздуешь до небес, а я не могу. И откровенно говоря, не хочу, но даже если бы и хотела, то все равно не смогла бы. Просто я случайно оказалась в Челтенхэме, где у меня никого знакомых нет, а ты подвернулся, когда мне было одиноко, и был очень-очень милым. И это был очень интересный вечер, мне понравилось слушать про старые времена, особенно то, что ты говорил про Африку, потому что, вернувшись, я смогла рассказать Тому кое-что, чего он не знал, а ведь он родом оттуда…
– Но если ты серьезно это говоришь, то почему бы тебе не?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170