Бенинский залив! Бенинский залив!
Ливнем и джин разбавлен, в слив его, в слив!
Пройдя, точно стадо на убой, по выгороженному проволочной сеткой проходу, делегация «ДжТ» во главе с Норманом и Элайху стала в хвост очереди ожидающих трансфера на рейс в Порт-Мей. Пять веков истории слились в мешанину впечатлений: толстые матроны в хлопчатых платьях кричащих расцветок и тюрбанах им в тон, современные девушки в общеевропейских микроюбках, бусах и серьгах, (девицы иногда бросали на Нормана оценивающие взгляды), бизнесмены, вероятно, из Южной Африки, чьи западные костюмы контрастировали с угольно-черной кожей, доктор (по местным понятиям) с огромным узлом ритуальных предметов, каждый из которых имел свою точно обозначенную функцию в лечебной психиатрии и испускал собственный острый аромат, имам из Египта, занятый дружеской профессиональной беседой с англиканским священником в белом воротничке…
Бенинский залив! Белинский залив! Бог нас бросил, на это место забив!
Объявления о прилетах и вылетах, через равные интервалы рокочущие из громкоговорителей, были вроде бы на английском, но Норману понадобилось несколько минут, чтобы это понять. Да, он где-то читал, что английский язык, оставленный в наследство колониальным режимом местному населению, разваливался здесь, как латынь после падения Рима, но он считал, что это свойственно скорее Азии, чем Африке, с которой у него вопреки американскому воспитанию все же были какие-то эмоциональные связи. Между объявлениями из динамиков нескончаемо журчали музыкальные записи. Из любопытства он сосчитал такты в одной мелодии и идентифицировал ее как семнадцать к четырем, древний дагомейский ритм хуна на фоне хунпи, малого барабана на фоне большого. За неимением других тем он заговорил об этом с Элайху.
Бенинский залив! Бенинский залив! Блюешь, лихорадку хинином запив!
– Вот какие ритмы мы хотели обрушить на бледнозадых, – сказал Норман.
– Нет, – возразил Элайху. – Сложные ритмы вроде этого европейцы позаимствовали у нас вместе с остальной племенной культурой. А джазовые ритмы взяты из военных маршей и французских танцев. И современные ритмы тоже из Европы: пять-четыре – из Венгрии, семь-четыре – из Греции, а остальные – с Балкан. Даже среди инструментов, которые они натурализовали у себя на Западе, чаще встретишь индийский ситар, чем кору.
– А что такое, черт побери, кора?
– Половинка тыквы, на которую в качестве резонатора натянут кусочек кожи, а поверх него – веером струны с подвешенными к ним кусочками металла. Им полагается вибрировать на определенных частотах. Кору можно услышать и здесь, но ее родина дальше к востоку. Лучше всего на ней и по сей день, как и в прошлые времена, играют суданцы.
Бенинский залив! Бенинский залив! Скалится, человеков в зверей превратив!
– Ты выяснил, кто твои африканские предки? – поинтересовался вдруг Элайху. – Кажется, ты говорил, что собираешься это сделать.
– Времени не хватило, – пробормотал Норман. Но на людей вокруг поглядел с внезапным интересом, думая: «Кто-то здесь, возможно, мои родственники; отсюда ведь вывезли множество рабов».
– Так по виду не определишь, – сказал Элайху. – Ты можешь отличить ибо от йоруба, ашанти от мандиго?
Норман покачал головой.
– А это вообще возможно?
– Есть определенные характерные черты, как и у уроженцев Европы. Но ведь встречаются черноволосые шведы и испанцы-блондины, а тут нет даже таких очевидных признаков.
Бенинский залив! Бенинский залив! Боженька сжалься – кто Хам, а кто Сиф?!
– Наш рейс объявили, – сказал Элайху и двинулся вперед, когда, скрипя на старых петлях, оттащились в сторону двери.
Во время перелета в Порт-Мей мужчина с музыкальным инструментом из палки, старого деревянного ящичка и обрезков металла, настроенных на пентатонный звукоряд, завел песню с подвываниями. Норман и его спутники, за исключением Элайху, почувствовали себя неловко, но всем остальным импровизированная музыка понравилась, и они стали подтягивать.
– Он шинка, – объяснил Элайху. – Из Порт-Мейя. Рассказывает, как он рад, что, побывав в Аккре, возвращается домой.
Толстуха с ребенком, которому никак не могло быть больше года, максимально использовала возможность купить беспошлинное спиртное и теперь пустила по кругу квартовую бутыль с араком. Норман от ее предложения отказался, улыбнувшись и объяснив, как мог медленно и внятно, что он непьющий мусульманин, а тогда она стала настаивать, чтобы он взял кусочек маджнуна, который держала в тряпице у себя на полной груди. На это он согласился, решив, что содержавшийся в нем гашиш едва ли сильно отличается от травы, к которой он привык дома, и еще до посадки заметно повеселел. Мужчина с музыкальным инструментом поднялся и стал переходить от кресла к креслу, предлагая пассажирам добавить импровизированные куплеты к его песне: Элайху после некоторого раздумья согласился и спел на таком хорошем шинка, что музыкант от радости бросился ему на шею. Норман был почти разочарован, что ему не представился случай самому сделать то же на английском, и удивился, что это вдруг на него нашло.
Он при первой же возможности сказал шепотом Элайху:
– Элайху, со мной происходит что-то странное. Может, в этой «конфете» было что-то, помимо?..
– Они шинка, – сказал Элайху, словно это объясняло все феномены вселенной, и вернулся к дискуссии, какую вел с музыкантом на языке, в котором Норман ровным счетом ничего не понимал.
Норман достал из кармана на своем кресле рекламный проспект авиалинии и обнаружил, что смотрит на упрощенную карту Западной Африки, схематичную настолько, что различные страны казались кусками пирога, а коркой ему служило побережье залива. Самым узким из них была Бениния, просто щепка в сравнении с РЭНГ или Дагомалией.
– Совсем как Джек Хорнер, – пробормотал он себе под нос, и Элайху вопросительно поднял бровь. – Ничего.
Но мысль показалась ему забавной, и он, сам того не желая, хохотнул.
«Урвать жирный кусок! Вот именно: еще никому за всю историю и не удалось урвать такой кусок из чьего-нибудь пирога!»
Мало-помалу он начал испытывать странную раздвоенность. Элайху, не задумываясь, отмел такую возможность, но Норман все же для себя решил, что что-то, наверное, подмешали в плитку маджнуна, который он съел. Ни один из психоделиков никогда прежде его так не встряхивал.
С другой стороны, его интеллект остался в точности таким, каким был при отлете из Нью-Йорка сегодня утром. Когда на миниатюрном аэродроме Порт-Мейя их встретила официальная делегация (сотрудники посольства всех мастей и почетный караул игрушечной бенинской армии в одеяниях, идеально подходящих для парада, но абсолютно нелепых в условиях военных действий), он, оглянувшись по сторонам, сделал соответствующие выводы, к примеру:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170