О, как было трудно одеть эту девушку Готье в причудливом толковании англичанина, – но когда все было готово, когда капризный мальчик прошелся по зале на высоких каблучках, с изящной маленькой саблей на боку, тогда все глаза жадно устремились следом за ним – все без исключения.
Шевалье де Мопен делил успех с Розалиндой. Розалиндою был Вольф Гонтрам, – и никогда еще на сцене не появлялось такой красивой героини, даже во времена Шекспира, когда женские роли играли стройные мальчики, да и впоследствии, когда Маргарита Гюи, возлюбленная принца Роберта, исполняла в первый раз женскую роль в комедии «Как вам будет угодно». Альрауне сама одевала Гонтрама. С невероятными усилиями научила она его ходить и танцевать, обмахиваться веером и улыбаться. И подобно тому как сама она была мальчиком и в то же время девушкой в костюме Бердсли, так и Вольф Гонтрам не хуже ее воплотил образ своего великого земляка, написавшего «Сонет»: он в своем платье со шлейфом был прекрасной девушкой и в то же время все-таки мальчиком.
Может быть, тайный советник и замечал все это, может быть, и маленький Манассе, и даже Фрида Гонтрам, быстрый взгляд которой скользил от одного к другому. Но больше уже, наверное, никто в огромной зале, где тяжелые гирлянды красных роз свисали с высокого потолка. Но все зато чувствовали, что тут нечто особенное, нечто из ряду вон выходящее.
Ее королевское высочество послала адъютанта, попросила их обоих к столу и познакомилась. Она протанцевала с ними вальс, сперва за кавалера с Розалиндой, а потом за даму с шевалье де Мопеном. Она громко смеялась, когда после в менуэте мальчик Теофиля Готье кокетливо склонялся перед юной мечтой Шекспира.
Ее королевское высочество сама превосходно танцевала, была первой в теннисе и на катке, – она с удовольствием танцевала бы с ними всю ночь напролет. Но другие тоже настаивали на своем праве. Де Мопен и Розалинда переходили из одних объятий в другие: их то обнимали крепкие руки мужчины, то они чувствовали высоко вздымающуюся грудь прекрасной женщины.
Советник юстиции Гонтрам смотрел равнодушно; пунш, который он собирался варить, интересовал его значительно больше, чем успех сына. Он начал было рассказывать княгине Волконской длинную историю о каком-то фальшивомонетчике, но ее сиятельство не слушала. Она разделяла удовлетворение и радостную гордость тайного советника тен-Бринкена, чувствуя себя до некоторой степени участницей создания Альрауне, своей крестницы. Только маленький Манассе был настроен мрачно, ругался и все время ворчал.
«Зачем ты так много танцуешь? – обратился он к Вольфу. – Ты должен больше думать о своих легких». Но молодой Гонтрам не слушал его.
Графиня Ольга вскочила и бросилась к Альрауне. «Прекрасный кавалер…» – шепнула она, а шевалье ответил: «Пойдем со мною, милая Тоска». Он завертел ее быстрее и быстрее, она едва переводила дыхание. Потом привел ее обратно к столу и поцеловал прямо в губы.
Фрида Гонтрам танцевала со своим братом и долго смотрела на него своими умными, проницательными глазами. «Жаль, что ты мой брат», – сказала она.
Он не понял. «Почему?» – спросил он.
Она засмеялась: «Ах, глупый мальчик. Хотя, впрочем, ты прав, спросив „почему“. Ведь, в сущности, никаких препятствии не существует, не правда ли? Все только потому, что на нас тяготеют, точно свинцовые гири, моральные предрассудки нашего нелепого воспоминания – ведь правда, дорогой братец?»
Но Вольф Гонтрам не понял ни слова. Она остановилась со смехом и взяла за руку Альрауне тен-Бринкен. «Мой брат – более красивая девушка, нежели ты, – сказала она, – но ты зато более прелестный мальчик».
– А тебе, – рассмеялась Альрауне, – тебе, белокурая монашка, больше нравится прелестный мальчик?
Она ответила: «Что может требовать Элоиза: печально жилось моему бедному Абеляру, ты ведь знаешь – он был стройный и нежный, как ты. Приходится скромничать. Тебе же, дорогой мой мальчик, никто не сделает зла: ты похож на провозвестника новой, свободной религии».
– Но мои кружева старинные и очень почтенные, – заметил шевалье де Мопен.
– Они хорошо покрывают сладостный грех, – засмеялась белокурая монахиня, взяла бокал со стола и протянула. – Пей, мальчик мой.
Подошла графиня, вся разгоряченная, с умоляющими глазами. «Отдай его мне, – сказала она подруге, – отдай его мне». Но Фрида Гонтрам покачала головою. «Нет, – ответила она сухо, – не отдам. Будем соперничать, если хочешь».
«Она поцеловала меня», – возразила Тоска. Но Элоиза ответила: «Ты думаешь: тебя одну в эту ночь?» Она повернулась к Альрауне. «Решай же, мой Парис, кого из нас ты хочешь: светскую даму или монахиню?»
– Сегодня? – спросил шевалье де Мопен.
– Сегодня – и на сколько захочешь, – вскричала графиня Ольга.
Мальчик расхохотался: «Я хочу и монахиню – и Тоску».
Он, смеясь, побежал к белокурому тевтонцу, который в красном костюме палача размахивал огромным топором из картона.
– Послушай, любезный, – закричала она, – у меня оказалось две матери. Не хочешь ли казнить их обеих?
Студент выпрямился во весь рост и засучил рукава и закричал: «Где же они?»
Но Альрауне некогда было отвечать: ее пригласил танцевать полковник двадцать восьмого полка.
…Шевалье де Мопен подошел к профессорскому столу.
– Где же твой Альберт? – спросил историк литературы. – И где твоя Изабелла?
«Мой Альберт повсюду, господин экзаменатор, – отвечала Альрауне, – их целая сотня здесь в зале. А Изабелла…» – она оглянулась по сторонам. «Изабеллу, – продолжала она, – я тебе сейчас покажу».
Она подошла к дочери профессора, пятнадцатилетней робкой девочке, смотревшей на нее с изумлением большими голубыми глазами. «Хочешь быть моим пажом, маленькая садовница?» – спросила она.
Девушка ответила: «Хочу – очень хочу. Если ты только хочешь».
«Ты могла бы быть моим пажом, если бы я сама была дамой, – обратился к ней шевалье де Мопен, – и моей камеристкой, если бы я была кавалером». Девочка кивнула головою.
– Ну, выдержала я экзамен, профессор? – засмеялась Альрауне.
– С величайшей похвалой – подтвердил историк литературы. – Но оставь мне все-таки мою маленькую Труду.
– Теперь экзаменовать буду я, – сказала Альрауне тен-Бринкен. Она обратилась к маленькому круглому ботанику: – Какие цветы растут у меня в саду, профессор?
– Красивые гибиски, – ответил ботаник, знакомый с флорой Цейлона, – золотые лотосы и белые цветы храма.
– Неправда, – воскликнула Альрауне, – неправда. Ну, а ты, стрелок из Гаарлема? Быть может, ты скажешь, какие цветы растут у меня в саду?
Профессор истории искусств пристально посмотрел на нее, легкая улыбка пробежала по его губам.
– Цветы зла, – сказал он, – правильно?
– Да, да, – воскликнула Альрауне, – правильно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73
Шевалье де Мопен делил успех с Розалиндой. Розалиндою был Вольф Гонтрам, – и никогда еще на сцене не появлялось такой красивой героини, даже во времена Шекспира, когда женские роли играли стройные мальчики, да и впоследствии, когда Маргарита Гюи, возлюбленная принца Роберта, исполняла в первый раз женскую роль в комедии «Как вам будет угодно». Альрауне сама одевала Гонтрама. С невероятными усилиями научила она его ходить и танцевать, обмахиваться веером и улыбаться. И подобно тому как сама она была мальчиком и в то же время девушкой в костюме Бердсли, так и Вольф Гонтрам не хуже ее воплотил образ своего великого земляка, написавшего «Сонет»: он в своем платье со шлейфом был прекрасной девушкой и в то же время все-таки мальчиком.
Может быть, тайный советник и замечал все это, может быть, и маленький Манассе, и даже Фрида Гонтрам, быстрый взгляд которой скользил от одного к другому. Но больше уже, наверное, никто в огромной зале, где тяжелые гирлянды красных роз свисали с высокого потолка. Но все зато чувствовали, что тут нечто особенное, нечто из ряду вон выходящее.
Ее королевское высочество послала адъютанта, попросила их обоих к столу и познакомилась. Она протанцевала с ними вальс, сперва за кавалера с Розалиндой, а потом за даму с шевалье де Мопеном. Она громко смеялась, когда после в менуэте мальчик Теофиля Готье кокетливо склонялся перед юной мечтой Шекспира.
Ее королевское высочество сама превосходно танцевала, была первой в теннисе и на катке, – она с удовольствием танцевала бы с ними всю ночь напролет. Но другие тоже настаивали на своем праве. Де Мопен и Розалинда переходили из одних объятий в другие: их то обнимали крепкие руки мужчины, то они чувствовали высоко вздымающуюся грудь прекрасной женщины.
Советник юстиции Гонтрам смотрел равнодушно; пунш, который он собирался варить, интересовал его значительно больше, чем успех сына. Он начал было рассказывать княгине Волконской длинную историю о каком-то фальшивомонетчике, но ее сиятельство не слушала. Она разделяла удовлетворение и радостную гордость тайного советника тен-Бринкена, чувствуя себя до некоторой степени участницей создания Альрауне, своей крестницы. Только маленький Манассе был настроен мрачно, ругался и все время ворчал.
«Зачем ты так много танцуешь? – обратился он к Вольфу. – Ты должен больше думать о своих легких». Но молодой Гонтрам не слушал его.
Графиня Ольга вскочила и бросилась к Альрауне. «Прекрасный кавалер…» – шепнула она, а шевалье ответил: «Пойдем со мною, милая Тоска». Он завертел ее быстрее и быстрее, она едва переводила дыхание. Потом привел ее обратно к столу и поцеловал прямо в губы.
Фрида Гонтрам танцевала со своим братом и долго смотрела на него своими умными, проницательными глазами. «Жаль, что ты мой брат», – сказала она.
Он не понял. «Почему?» – спросил он.
Она засмеялась: «Ах, глупый мальчик. Хотя, впрочем, ты прав, спросив „почему“. Ведь, в сущности, никаких препятствии не существует, не правда ли? Все только потому, что на нас тяготеют, точно свинцовые гири, моральные предрассудки нашего нелепого воспоминания – ведь правда, дорогой братец?»
Но Вольф Гонтрам не понял ни слова. Она остановилась со смехом и взяла за руку Альрауне тен-Бринкен. «Мой брат – более красивая девушка, нежели ты, – сказала она, – но ты зато более прелестный мальчик».
– А тебе, – рассмеялась Альрауне, – тебе, белокурая монашка, больше нравится прелестный мальчик?
Она ответила: «Что может требовать Элоиза: печально жилось моему бедному Абеляру, ты ведь знаешь – он был стройный и нежный, как ты. Приходится скромничать. Тебе же, дорогой мой мальчик, никто не сделает зла: ты похож на провозвестника новой, свободной религии».
– Но мои кружева старинные и очень почтенные, – заметил шевалье де Мопен.
– Они хорошо покрывают сладостный грех, – засмеялась белокурая монахиня, взяла бокал со стола и протянула. – Пей, мальчик мой.
Подошла графиня, вся разгоряченная, с умоляющими глазами. «Отдай его мне, – сказала она подруге, – отдай его мне». Но Фрида Гонтрам покачала головою. «Нет, – ответила она сухо, – не отдам. Будем соперничать, если хочешь».
«Она поцеловала меня», – возразила Тоска. Но Элоиза ответила: «Ты думаешь: тебя одну в эту ночь?» Она повернулась к Альрауне. «Решай же, мой Парис, кого из нас ты хочешь: светскую даму или монахиню?»
– Сегодня? – спросил шевалье де Мопен.
– Сегодня – и на сколько захочешь, – вскричала графиня Ольга.
Мальчик расхохотался: «Я хочу и монахиню – и Тоску».
Он, смеясь, побежал к белокурому тевтонцу, который в красном костюме палача размахивал огромным топором из картона.
– Послушай, любезный, – закричала она, – у меня оказалось две матери. Не хочешь ли казнить их обеих?
Студент выпрямился во весь рост и засучил рукава и закричал: «Где же они?»
Но Альрауне некогда было отвечать: ее пригласил танцевать полковник двадцать восьмого полка.
…Шевалье де Мопен подошел к профессорскому столу.
– Где же твой Альберт? – спросил историк литературы. – И где твоя Изабелла?
«Мой Альберт повсюду, господин экзаменатор, – отвечала Альрауне, – их целая сотня здесь в зале. А Изабелла…» – она оглянулась по сторонам. «Изабеллу, – продолжала она, – я тебе сейчас покажу».
Она подошла к дочери профессора, пятнадцатилетней робкой девочке, смотревшей на нее с изумлением большими голубыми глазами. «Хочешь быть моим пажом, маленькая садовница?» – спросила она.
Девушка ответила: «Хочу – очень хочу. Если ты только хочешь».
«Ты могла бы быть моим пажом, если бы я сама была дамой, – обратился к ней шевалье де Мопен, – и моей камеристкой, если бы я была кавалером». Девочка кивнула головою.
– Ну, выдержала я экзамен, профессор? – засмеялась Альрауне.
– С величайшей похвалой – подтвердил историк литературы. – Но оставь мне все-таки мою маленькую Труду.
– Теперь экзаменовать буду я, – сказала Альрауне тен-Бринкен. Она обратилась к маленькому круглому ботанику: – Какие цветы растут у меня в саду, профессор?
– Красивые гибиски, – ответил ботаник, знакомый с флорой Цейлона, – золотые лотосы и белые цветы храма.
– Неправда, – воскликнула Альрауне, – неправда. Ну, а ты, стрелок из Гаарлема? Быть может, ты скажешь, какие цветы растут у меня в саду?
Профессор истории искусств пристально посмотрел на нее, легкая улыбка пробежала по его губам.
– Цветы зла, – сказал он, – правильно?
– Да, да, – воскликнула Альрауне, – правильно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73