И все девочки стали называть теперь толстую Гильду обжорой. Та сначала плакала, но потом привыкла к прозвищу и стала наконец самой верной подругой Альрауне, совсем как Бланш де Бонвиль.
Только один раз, по словам фрейлейн Беккер, Альма была наказана и, что всего удивительнее, безусловно несправедливо. Однажды ночью учительница французского языка выскочила в ужасе из своей комнаты, разбудила весь дом криком и заявила, что на перилах ее балкона сидит белое привидение. В комнату зайти никто не решался. Разбудили наконец портье, который, вооружившись огромной дубиной, вошел в комнату. Привидение оказалось Альрауне, которая спокойно сидела там в ночной сорочке и широко раскрытыми глазами смотрела на полнолуние. Как она пробралась туда, добиться от нее было невозможно. Начальница сочла поступок злой проделкой, – только впоследствии выяснилось, что девочка действовала, очевидно, под влиянием луны. Она оказалась лунатичкой. Удивительно то, что Альрауне послушно снесла наказание и очень добросовестно выполнила его: ее заставили после обеда дописать несколько глав из «Телемака». Всякое справедливое наказание, наверное бы, возмутило ее.
Фрейлейн Беккер заявила тайному советнику: «Боюсь, ваше превосходительство, что вы не увидите много радости от своей дочки».
Но тайный советник ответил: «Я с вами не согласен. До сих пор я был ею очень доволен».
Два последних года Альрауне не приезжала домой на каникулы. Он позволял ей поехать вместе с подругами: один раз в Шотландию с Мод Макферсон, потом с Бланш к ее родителям в Париж, наконец с обеими Роденберг в Мюнстерланд. Точных сведений о поездках Альрауне он не имел, – но рисовал себе, что она, по всей вероятности, там делает. Он с удовольствием думал: это существо, созданное мною, распространяет далеко свое влияние. В газете он прочел, что в то лето, когда Альрауне была в Больтенгагене, лошади из конюшни старого графа Роденберга брали один приз за другим. Далее он узнал, что мадемуазель де Винтелен получила довольно неожиданное наследство, которое дало ей возможность закрыть пансион: новых учениц она больше не принимала и решила только довести до конца образование тех, кто уже есть. И то, и другое он приписал присутствию Альрауне и был почти убежден, что она принесла богатство и в другие дома, где жила: и в монастырь в Нанси, и Макферсонам в Эдинбурге, и дому де Бонвиль на бульваре Гаусман в Париже: так трижды исправила она свои небольшие злодейства. Он считал, что все эти люди должны быть благодарны его ребенку; у него было чувство, словно созданное им существо щедро сыплет розы на жизненном пути тех людей, которым посчастливилось встретиться с нею. Он засмеялся, когда ему пришло в голову, что розы не без острых шипов, могущих причинить тяжелые раны.
Он как-то спросил фрейлейн Беккер: «Скажите, как дела вашей матушки?»
– Мерси, ваше превосходительство, – ответила та, – она не может пожаловаться. За последние годы дело очень поднялось.
Тайный советник только заметил: «Вот видите!» – и отдал распоряжение, чтобы с этого дня сыр покупался исключительно у фрау Беккер на Мюнстерштрассе, – и рокфор, и старый голландский.
ГЛАВА 8, которая рассказывает о том, как Альрауне стала госпожой в поместье Тен-Бринкен.
Когда Альрауне снова вернулась в дом на Рейне, посвященный святому Непомуку, тайному советнику тен-Бринкену пошел семьдесят шестой год. Но об этом знал только календарь: сам он оставался крепок, бодр и никогда ничем не болел. Ему было тепло и уютно в старой деревне, которую готов схватить все более растущий и протягивающий свои щупальца город: словно упрямый паук в крепкой паутине власти, простиравшейся во все концы света. Тайный советник испытывал что-то – будто желанную игрушку для капризов своих, а вместе с тем и как приманку, которая завлечет в паутину много глупых мух и бабочек.
Приехала Альрауне, и старику показалось, что она совсем не изменилась, осталась тем же ребенком. Он долго смотрел на нее, когда она сидела перед ним в библиотеке, и не находил ничего, что бы напоминало о ее отце или о матери. Молоденькая девушка была небольшого роста, изящная, грациозная, с худою грудью и слабо развитою фигурою. Она походила на мальчика
своими торопливыми, немного угловатыми движениями. У него мелькнула мысль: «Куколка». Но нет, головка ее совсем не голова куклы. На лице слегка выделялись скулы, тонкие и бледные губы укрывали ряд мелких зубов. Волосы спадали пышными локонами, однако не рыжие, как у матери, а тяжелые, темно-каштановые. «Как у фрау Гонтрам», – подумал тайный советник, и мысль эта понравилась, будто напомнила о доме, в котором задумано было создание Альрауне. Он посмотрел на нее, сидевшую перед ним молча, разглядывал критически, слов – но картину, высматривал, рылся в воспоминаниях…
Да, ее глаза! Они широко раскрывались под дерзкими, тонкими черточками бровей, отделявшими узкий лоб, они смотрели холодно и насмешливо, но в то же время мягко и мечтательно. Травянисто-зеленые, жестко-стальные, – как у племянника его, Франка Брауна.
Профессор выпятил широкую нижнюю губу -эта мысль ему не понравилась, но в то же время он пожал плечами, – почему бы и Франку, который придумал ее, не иметь в ней своей доли?
Это было дорого куплено: много миллионов принесла эта тихая девушка…
«У тебя большие глаза», – сказал он. Она кивнула головою. Он продолжал: «И красивые волосы. Такие волосы были у матери Вольфа».
Альрауне сказала: «Я их обрежу».
Тайный советник вспылил: «Ты не сделаешь этого! Слышишь?»
…Но когда она сошла к ужину, волосы были уже острижены. Она стала похожа на пажа: вокруг мальчишеской головы спадали мягкие локоны.
– Где твои волосы? – закричал он.
Она спокойно ответила: «Вот». Она принесла с собой большую коробку: там лежали блестящие, длинные пряди.
Он начал опять: «Зачем ты их обрезала? Не потому ли, что я тебе это запретил? Из упрямства?»
Альрауне улыбнулась: «Вовсе нет. Я бы и так это сделала».
– Зачем же? – не унимался профессор.
Она взяла коробку и вынула волосы, семь длинных прядей, каждая завязана тонким шнурком, а на шнурках висело по маленькой карточке. Семь имен на семи карточках: Эмма, Маргарита, Луизон, Эвелина, Анна, Мод и Андреа.
– Это твои подруги? – спросил тайный советник. – И ты, глупая девочка, обрезала волосы, чтобы послать им сувениры?! – Он рассердился. Неожиданная сентиментальность подростка ему не понравилась, он считал девушку гораздо более зрелой и трезвой.
Она широко раскрыла глаза. «Нет, – ответила она. – Они мне безразличны. Только затем…»
Она запнулась.
– Зачем?! – настаивал профессор.
– Только затем, только затем, чтобы и они обрезали себе волосы.
– Что? – спросил старик.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73
Только один раз, по словам фрейлейн Беккер, Альма была наказана и, что всего удивительнее, безусловно несправедливо. Однажды ночью учительница французского языка выскочила в ужасе из своей комнаты, разбудила весь дом криком и заявила, что на перилах ее балкона сидит белое привидение. В комнату зайти никто не решался. Разбудили наконец портье, который, вооружившись огромной дубиной, вошел в комнату. Привидение оказалось Альрауне, которая спокойно сидела там в ночной сорочке и широко раскрытыми глазами смотрела на полнолуние. Как она пробралась туда, добиться от нее было невозможно. Начальница сочла поступок злой проделкой, – только впоследствии выяснилось, что девочка действовала, очевидно, под влиянием луны. Она оказалась лунатичкой. Удивительно то, что Альрауне послушно снесла наказание и очень добросовестно выполнила его: ее заставили после обеда дописать несколько глав из «Телемака». Всякое справедливое наказание, наверное бы, возмутило ее.
Фрейлейн Беккер заявила тайному советнику: «Боюсь, ваше превосходительство, что вы не увидите много радости от своей дочки».
Но тайный советник ответил: «Я с вами не согласен. До сих пор я был ею очень доволен».
Два последних года Альрауне не приезжала домой на каникулы. Он позволял ей поехать вместе с подругами: один раз в Шотландию с Мод Макферсон, потом с Бланш к ее родителям в Париж, наконец с обеими Роденберг в Мюнстерланд. Точных сведений о поездках Альрауне он не имел, – но рисовал себе, что она, по всей вероятности, там делает. Он с удовольствием думал: это существо, созданное мною, распространяет далеко свое влияние. В газете он прочел, что в то лето, когда Альрауне была в Больтенгагене, лошади из конюшни старого графа Роденберга брали один приз за другим. Далее он узнал, что мадемуазель де Винтелен получила довольно неожиданное наследство, которое дало ей возможность закрыть пансион: новых учениц она больше не принимала и решила только довести до конца образование тех, кто уже есть. И то, и другое он приписал присутствию Альрауне и был почти убежден, что она принесла богатство и в другие дома, где жила: и в монастырь в Нанси, и Макферсонам в Эдинбурге, и дому де Бонвиль на бульваре Гаусман в Париже: так трижды исправила она свои небольшие злодейства. Он считал, что все эти люди должны быть благодарны его ребенку; у него было чувство, словно созданное им существо щедро сыплет розы на жизненном пути тех людей, которым посчастливилось встретиться с нею. Он засмеялся, когда ему пришло в голову, что розы не без острых шипов, могущих причинить тяжелые раны.
Он как-то спросил фрейлейн Беккер: «Скажите, как дела вашей матушки?»
– Мерси, ваше превосходительство, – ответила та, – она не может пожаловаться. За последние годы дело очень поднялось.
Тайный советник только заметил: «Вот видите!» – и отдал распоряжение, чтобы с этого дня сыр покупался исключительно у фрау Беккер на Мюнстерштрассе, – и рокфор, и старый голландский.
ГЛАВА 8, которая рассказывает о том, как Альрауне стала госпожой в поместье Тен-Бринкен.
Когда Альрауне снова вернулась в дом на Рейне, посвященный святому Непомуку, тайному советнику тен-Бринкену пошел семьдесят шестой год. Но об этом знал только календарь: сам он оставался крепок, бодр и никогда ничем не болел. Ему было тепло и уютно в старой деревне, которую готов схватить все более растущий и протягивающий свои щупальца город: словно упрямый паук в крепкой паутине власти, простиравшейся во все концы света. Тайный советник испытывал что-то – будто желанную игрушку для капризов своих, а вместе с тем и как приманку, которая завлечет в паутину много глупых мух и бабочек.
Приехала Альрауне, и старику показалось, что она совсем не изменилась, осталась тем же ребенком. Он долго смотрел на нее, когда она сидела перед ним в библиотеке, и не находил ничего, что бы напоминало о ее отце или о матери. Молоденькая девушка была небольшого роста, изящная, грациозная, с худою грудью и слабо развитою фигурою. Она походила на мальчика
своими торопливыми, немного угловатыми движениями. У него мелькнула мысль: «Куколка». Но нет, головка ее совсем не голова куклы. На лице слегка выделялись скулы, тонкие и бледные губы укрывали ряд мелких зубов. Волосы спадали пышными локонами, однако не рыжие, как у матери, а тяжелые, темно-каштановые. «Как у фрау Гонтрам», – подумал тайный советник, и мысль эта понравилась, будто напомнила о доме, в котором задумано было создание Альрауне. Он посмотрел на нее, сидевшую перед ним молча, разглядывал критически, слов – но картину, высматривал, рылся в воспоминаниях…
Да, ее глаза! Они широко раскрывались под дерзкими, тонкими черточками бровей, отделявшими узкий лоб, они смотрели холодно и насмешливо, но в то же время мягко и мечтательно. Травянисто-зеленые, жестко-стальные, – как у племянника его, Франка Брауна.
Профессор выпятил широкую нижнюю губу -эта мысль ему не понравилась, но в то же время он пожал плечами, – почему бы и Франку, который придумал ее, не иметь в ней своей доли?
Это было дорого куплено: много миллионов принесла эта тихая девушка…
«У тебя большие глаза», – сказал он. Она кивнула головою. Он продолжал: «И красивые волосы. Такие волосы были у матери Вольфа».
Альрауне сказала: «Я их обрежу».
Тайный советник вспылил: «Ты не сделаешь этого! Слышишь?»
…Но когда она сошла к ужину, волосы были уже острижены. Она стала похожа на пажа: вокруг мальчишеской головы спадали мягкие локоны.
– Где твои волосы? – закричал он.
Она спокойно ответила: «Вот». Она принесла с собой большую коробку: там лежали блестящие, длинные пряди.
Он начал опять: «Зачем ты их обрезала? Не потому ли, что я тебе это запретил? Из упрямства?»
Альрауне улыбнулась: «Вовсе нет. Я бы и так это сделала».
– Зачем же? – не унимался профессор.
Она взяла коробку и вынула волосы, семь длинных прядей, каждая завязана тонким шнурком, а на шнурках висело по маленькой карточке. Семь имен на семи карточках: Эмма, Маргарита, Луизон, Эвелина, Анна, Мод и Андреа.
– Это твои подруги? – спросил тайный советник. – И ты, глупая девочка, обрезала волосы, чтобы послать им сувениры?! – Он рассердился. Неожиданная сентиментальность подростка ему не понравилась, он считал девушку гораздо более зрелой и трезвой.
Она широко раскрыла глаза. «Нет, – ответила она. – Они мне безразличны. Только затем…»
Она запнулась.
– Зачем?! – настаивал профессор.
– Только затем, только затем, чтобы и они обрезали себе волосы.
– Что? – спросил старик.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73