Он был лучшим стрелком во всем городе и говорил, что ему хочется сбить у доктора пуговицу с рукава. Но несмотря на все, нельзя быть полностью уверенным, особенно когда не свои пистолеты, – лучше уж выстрелить в воздух. Ведь это низость, если он причинит хотя бы легкую царапину славному доктору.
Доктор Монен, ехавший в экипаже вместе с тайным советником и молодым Гонтрамом, однако, не говорил ни слова. Он тоже получил маленькое письмецо, написанное красивым почерком фрейлейн тен-Бринкен, и изящную золотую подковку, но даже не прочел его как следует, пробормотал что-то о «привычке к суеверию» и бросил письмо на письменный стол. Он испытывал страх – настоящий трусливый страх, словно грязными помоями заливал яркий костер своей любви. Он называл себя форменным идиотом за то, что встал так рано, чтобы отправиться на эту бойню. В нем все еще боролось горячее желание попросить извинения у ротмистра и таким образом избегнуть дуэли с чувством стыда, которое он испытывал перед тайным советником, а еще больше, пожалуй, перед Вольфом Гонтрамом, которому так высокопарно повествовал о своих подвигах. Он старался сохранять геройский вид, закурил сигару и равнодушно озирался по сторонам. Но он был бледен как полотно, когда экипаж остановился в лесу у дороги и все отправились по тропинке на большую поляну.
Врач приготовил перевязочный материал, секунданты открыли ящики с пистолетами и зарядили их. Потом отвесили аккуратно порох, чтобы оба выстрела были совершенно одинаковы. Затем стали бросать жребий на спичках: кто вынет длинную, тому стрелять первому. Ротмистр с улыбкой глядел на торжественные приготовления, а доктор Монен отвернулся и тупо смотрел в землю. Секунданты отмерили двадцать шагов – таких больших, что все улыбнулись.
«Поляна слишком мала», – воскликнул иронически один из офицеров. Но длинный вестфалец ответил спокойно: «Тогда дуэлянты могут зайти в лес: это еще безопаснее».
Дуэлянты стали на места, секунданты последний раз предложили им примириться, но не дождались ответа: «Так как примирение обеими сторонами отклоняется, то я прошу слушать команду…»
Слова прервал глухой вздох доктора. У Карла Монена вдруг задрожали колени, и пистолет выпал из рук; он был бледен как смерть.
– Подождите минуту, – крикнул врач и подбежал к доктору Монену. Вслед за ним тайный советник, Вольф Гонтрам и оба саксонца.
– Что с вами? – спросил доктор Перенбом.
Доктор Монен ничего не ответил. Он тупо смотрел куда-то в пространство.
– Что с вами, доктор? – повторил вопрос его секундант, поднял пистолет и вложил снова в руку.
Но Карл Монен молчал, у него был вид приговоренного к смерти.
Улыбка пробежала по широкому лицу тайного советника. Он подошел к саксонцу и сказал на ухо: «С ним случилась самая обыкновенная вещь». Корпорант не сразу понял. «В чем дело, ваше превосходительство?» – спросил он.
Тот шепнул ему что-то.
Саксонец расхохотался. Но оба поняли серьезность положения, вынули носовые платки и зажали себе носы.
«Incontinentia alvi»-заявил с достоинством доктор Перенбом. Он достал из жилетного кармана бутылочку, налил две капли опиума на кусок сахара и протянул доктору Монену.
«Вот, пососите, – сказал он и сунул тому прямо в рот. – Соберитесь же с духом. Хотя, правда, дуэль – довольно страшная вещь».
Но бедный доктор не слышал ничего и не видел, – его язык не почувствовал даже горького вкуса опиума. Он только смутно сознавал, что все отошли от него. Потом, точно в тумане, услыхал команду секундантов: «Раз – два» – и тотчас же вслед за этим выстрел. Он закрыл глаза, зубы стучали, вертелось перед глазами. «Три», – послышалось с опушки леса, – он поднял пистолет и выстрелил. Громкий выстрел настолько его оглушил, что ноги подкосились. Он не упал, а просто свалился; сел на влажную от росы землю. Он просидел так, наверное, с минуту, но она показалась ему целой вечностью. Потом вдруг он понял, что все уже кончилось. «Кончено», – пробормотал он со счастливым вздохом. Он ощупал себя – нет, он не ранен.
Никто не обращал на него ни малейшего внимания, и он быстро поднялся. С невероятной быстротой вернулись к нему силы. Он глубоко вдохнул свежий утренний воздух, – ах, как хорошо все-таки жить!
Позади, на другом конце опушки, столпилась куча людей. Он вытер пенсне и посмотрел – все повернулись к нему спиной. Он медленно пошел туда, увидел Вольфа Гонтрама, который стоял немного поодаль, потом двух других на коленях и одного лежавшего навзничь на земле.
Неужели это ротмистр? Так, значит, доктор попал в него – да – но разве он вообще выстрелил? Доктор подошел ближе и увидел, что взгляд графа устремлен на него. Граф кивнул ему головою. Секунданты расступились. Ганс Герольдинген протянул ему правую руку: доктор Монен встал на колени и пожал ее. «Простите меня, – пробормотал он, – я ведь, право, не хотел…»
Ротмистр улыбнулся: «Знаю, дружище. Это лишь случайность – проклятая случайность». Он почувствовал вдруг сильную боль и застонал. «Я хотел вам, доктор, только сказать, что я на вас не сержусь»,-тихо произнес он.
Доктор Монен ничего не ответил: губы его нервно дрогнули и в глазах показались крупные слезы. Врач отвел его в сторону и занялся раненым.
– Ничего не поделаешь! – прошептал штабной доктор.
– Надо попробовать отвезти его возможно скорее в клинику, – заметил тайный советник.
– Что толку? – возразил доктор Перенбом. – Он скончается по дороге. Мы причиним ему только излишние страдания.
Пуля попала в живот, пробила кишечник и застряла в позвоночнике. Казалось, будто ее влекла туда какая-то таинственная сила: она проникла через жилетный карман, через письмо Альрауне, пробила трилистник и заветное словечко «Маскотта»…
Маленький адвокат Манассе спас доктора Монена. Когда советник юстиции Гонтрам показал ему письмо, только что полученное из Лендениха, адвокат заявил, что тайный советник – самый отъявленный мошенник из ему известных, и умолял коллегу не подавать жалобу в прокуратуру, пока доктор не будет в полной безопасности. Дело шло не о дуэли – по этому поводу власти начали следствие в тот самый день, – а о растрате в конторе же профессора. Адвокат сам побежал к преступнику и вытащил его из постели.
– Вставайте, – протявкал он. – Вставайте, укладывайте чемоданы, уезжайте с первым же поездом в Антверпен, а потом скорее в Америку. Вы осел, вы идиот, как вы могли наделать все эти глупости?
Доктор Монен протирал заспанные глаза. Но он не мог никак понять, в чем дело. Он ведь в таких отношениях с тайным советником…
Но Манассе не дал ему вымолвить ни слова. «В каких отношениях? – залаял он. – Нечего сказать, в хороших вы с ним отношениях. В превосходных! В изумительных! Ведь сам тайный советник поручил Гонтраму подать на вас жалобу прокурору за растрату в конторе, – понимаете вы, идиот?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73
Доктор Монен, ехавший в экипаже вместе с тайным советником и молодым Гонтрамом, однако, не говорил ни слова. Он тоже получил маленькое письмецо, написанное красивым почерком фрейлейн тен-Бринкен, и изящную золотую подковку, но даже не прочел его как следует, пробормотал что-то о «привычке к суеверию» и бросил письмо на письменный стол. Он испытывал страх – настоящий трусливый страх, словно грязными помоями заливал яркий костер своей любви. Он называл себя форменным идиотом за то, что встал так рано, чтобы отправиться на эту бойню. В нем все еще боролось горячее желание попросить извинения у ротмистра и таким образом избегнуть дуэли с чувством стыда, которое он испытывал перед тайным советником, а еще больше, пожалуй, перед Вольфом Гонтрамом, которому так высокопарно повествовал о своих подвигах. Он старался сохранять геройский вид, закурил сигару и равнодушно озирался по сторонам. Но он был бледен как полотно, когда экипаж остановился в лесу у дороги и все отправились по тропинке на большую поляну.
Врач приготовил перевязочный материал, секунданты открыли ящики с пистолетами и зарядили их. Потом отвесили аккуратно порох, чтобы оба выстрела были совершенно одинаковы. Затем стали бросать жребий на спичках: кто вынет длинную, тому стрелять первому. Ротмистр с улыбкой глядел на торжественные приготовления, а доктор Монен отвернулся и тупо смотрел в землю. Секунданты отмерили двадцать шагов – таких больших, что все улыбнулись.
«Поляна слишком мала», – воскликнул иронически один из офицеров. Но длинный вестфалец ответил спокойно: «Тогда дуэлянты могут зайти в лес: это еще безопаснее».
Дуэлянты стали на места, секунданты последний раз предложили им примириться, но не дождались ответа: «Так как примирение обеими сторонами отклоняется, то я прошу слушать команду…»
Слова прервал глухой вздох доктора. У Карла Монена вдруг задрожали колени, и пистолет выпал из рук; он был бледен как смерть.
– Подождите минуту, – крикнул врач и подбежал к доктору Монену. Вслед за ним тайный советник, Вольф Гонтрам и оба саксонца.
– Что с вами? – спросил доктор Перенбом.
Доктор Монен ничего не ответил. Он тупо смотрел куда-то в пространство.
– Что с вами, доктор? – повторил вопрос его секундант, поднял пистолет и вложил снова в руку.
Но Карл Монен молчал, у него был вид приговоренного к смерти.
Улыбка пробежала по широкому лицу тайного советника. Он подошел к саксонцу и сказал на ухо: «С ним случилась самая обыкновенная вещь». Корпорант не сразу понял. «В чем дело, ваше превосходительство?» – спросил он.
Тот шепнул ему что-то.
Саксонец расхохотался. Но оба поняли серьезность положения, вынули носовые платки и зажали себе носы.
«Incontinentia alvi»-заявил с достоинством доктор Перенбом. Он достал из жилетного кармана бутылочку, налил две капли опиума на кусок сахара и протянул доктору Монену.
«Вот, пососите, – сказал он и сунул тому прямо в рот. – Соберитесь же с духом. Хотя, правда, дуэль – довольно страшная вещь».
Но бедный доктор не слышал ничего и не видел, – его язык не почувствовал даже горького вкуса опиума. Он только смутно сознавал, что все отошли от него. Потом, точно в тумане, услыхал команду секундантов: «Раз – два» – и тотчас же вслед за этим выстрел. Он закрыл глаза, зубы стучали, вертелось перед глазами. «Три», – послышалось с опушки леса, – он поднял пистолет и выстрелил. Громкий выстрел настолько его оглушил, что ноги подкосились. Он не упал, а просто свалился; сел на влажную от росы землю. Он просидел так, наверное, с минуту, но она показалась ему целой вечностью. Потом вдруг он понял, что все уже кончилось. «Кончено», – пробормотал он со счастливым вздохом. Он ощупал себя – нет, он не ранен.
Никто не обращал на него ни малейшего внимания, и он быстро поднялся. С невероятной быстротой вернулись к нему силы. Он глубоко вдохнул свежий утренний воздух, – ах, как хорошо все-таки жить!
Позади, на другом конце опушки, столпилась куча людей. Он вытер пенсне и посмотрел – все повернулись к нему спиной. Он медленно пошел туда, увидел Вольфа Гонтрама, который стоял немного поодаль, потом двух других на коленях и одного лежавшего навзничь на земле.
Неужели это ротмистр? Так, значит, доктор попал в него – да – но разве он вообще выстрелил? Доктор подошел ближе и увидел, что взгляд графа устремлен на него. Граф кивнул ему головою. Секунданты расступились. Ганс Герольдинген протянул ему правую руку: доктор Монен встал на колени и пожал ее. «Простите меня, – пробормотал он, – я ведь, право, не хотел…»
Ротмистр улыбнулся: «Знаю, дружище. Это лишь случайность – проклятая случайность». Он почувствовал вдруг сильную боль и застонал. «Я хотел вам, доктор, только сказать, что я на вас не сержусь»,-тихо произнес он.
Доктор Монен ничего не ответил: губы его нервно дрогнули и в глазах показались крупные слезы. Врач отвел его в сторону и занялся раненым.
– Ничего не поделаешь! – прошептал штабной доктор.
– Надо попробовать отвезти его возможно скорее в клинику, – заметил тайный советник.
– Что толку? – возразил доктор Перенбом. – Он скончается по дороге. Мы причиним ему только излишние страдания.
Пуля попала в живот, пробила кишечник и застряла в позвоночнике. Казалось, будто ее влекла туда какая-то таинственная сила: она проникла через жилетный карман, через письмо Альрауне, пробила трилистник и заветное словечко «Маскотта»…
Маленький адвокат Манассе спас доктора Монена. Когда советник юстиции Гонтрам показал ему письмо, только что полученное из Лендениха, адвокат заявил, что тайный советник – самый отъявленный мошенник из ему известных, и умолял коллегу не подавать жалобу в прокуратуру, пока доктор не будет в полной безопасности. Дело шло не о дуэли – по этому поводу власти начали следствие в тот самый день, – а о растрате в конторе же профессора. Адвокат сам побежал к преступнику и вытащил его из постели.
– Вставайте, – протявкал он. – Вставайте, укладывайте чемоданы, уезжайте с первым же поездом в Антверпен, а потом скорее в Америку. Вы осел, вы идиот, как вы могли наделать все эти глупости?
Доктор Монен протирал заспанные глаза. Но он не мог никак понять, в чем дело. Он ведь в таких отношениях с тайным советником…
Но Манассе не дал ему вымолвить ни слова. «В каких отношениях? – залаял он. – Нечего сказать, в хороших вы с ним отношениях. В превосходных! В изумительных! Ведь сам тайный советник поручил Гонтраму подать на вас жалобу прокурору за растрату в конторе, – понимаете вы, идиот?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73