- Как по-твоему, - спросил Рольф за черным кофе, - не пора ли нам заказать фургоны? Какой день тебя больше устроит? Мне одному с переездом не справиться. На будущей неделе ты никуда не собираешься? - Это было очень некстати, но она понимала настойчивость Рольфа. - Да, да, но сегодня я ничего еще не могу сказать. - Когда же? - Завтра! - Почему ты так нервна? Вовсе нет! С чего бы я стала нервничать! - Она надеялась, что сможет немножко повременить со своим решением, и вдруг ультиматум - двадцать четыре часа! А ведь на карту поставлено все самое важное, самое дорогое на свете судьба Штиллера, Рольфа, маленького Ганнеса и того, кто еще не родился, судьба всех, кого она любит, ее собственная судьба. Сумеет ли она сама выбрать для себя будущую жизнь? Вот что решалось! А Рольф хочет знать это завтра, завтра за черным кофе, потому что пора заказывать мебельные фургоны...
...Детский утренник в цирке (говорит Сибилла) не отвлек ее от мыслей, напротив, именно здесь она сделала свой выбор: "Штиллер! Париж! Риск!" Что за убогий, даже жалостный вид у такого цирка при дневном свете, думала она, - повсюду неприглядная изнанка пышности. Тем прелестнее солнечный свет, янтарные блики под куполом, пестрые ярусы, щебет детей, звон духового оркестра, острый запах зверья, грозное рычание, как в джунглях, - Сибилла находила это восхитительным. В Париже, думала Сибилла, для нее непременно найдется какая-нибудь работа. Это будет наградой за смелое решение. Страха она не испытывала. Клоун, открывший программу, видимо, принимал детей за взрослых дураков и успеха не имел; маленький Ганнес, впервые попавший в цирк, смотрел на глупого дядю без улыбки, даже с некоторым злорадством, когда тот спотыкался и шепелявил; Ганнес не хотел, чтобы он вернулся на арену. Пусть Сибилла скажет ему, чтобы он больше не выходил. Зато прыжки тигра! Щелканье шамберьера и хриплый рык! Сибилла сидела как зачарованная, минут на пять даже забыв про Париж. А Ганнес сосал конфету и спрашивал, для чего злых тигров заставляют прыгать сквозь обруч. Он не видел в этом смысла. Но тюлени привели его в восторг, и к проблемам, которые должна была решить Сибилла, прибавилась еще одна: не хочет ли она стать тюленем? Когда лошади танцевали вальс, маленький Ганнес запросился домой. Сибилла могла бы теперь пойти к Штиллеру. Но не пошла. Пока еще не пошла! А когда семь мужских жизней повисли в зубах улыбающейся с трапеции акробатки, Ганнес, свесившись вниз, обнаружил у входа на манеж грязного человека в больших сапогах, наряжавшего целую свору собачонок в забавные юбчонки, уморительно маленькие фраки и подвенечные вуали. Собаки с нетерпением дожидались своего выхода. Сибилле пришлось усадить маленького Ганнеса к себе на колени, чтоб он не свалился вниз. Кажется, к тому времени она уже приняла окончательное решение, хотя была всецело поглощена щекочущим нервы номером, там, наверху, на сверкающей трапеции. "Как-нибудь обойдется", - думала она. Вдруг все дети единодушно издали ликующий вопль: серебряная девица, перестав парить в небе, сделала сальто-мортале, спорхнула с трапеции на огромную раскачивающуюся сетку, и, смотри-ка, зубы ее были целехоньки, а оркестр оглушительно играл что-то из Верди. Антракт! Ганнес тоже хотел посмотреть зверей, как все дети, но Сибилла продолжала сидеть, словно завороженная. Какая-то особа в цирковом костюме торговала шоколадом, видимо, зарабатывая этим себе на жизнь, для Сибиллы это был лучший аттракцион сегодняшнего утренника - независимая женщина.
Привезя Ганнеса домой, она к семи уже была у Штиллера. Он свистел, заливался соловьем, вытащил даже сундук с шарнирами и укладывал в него вещи. Теперь уже без шуток - они едут в Париж. Почему она не привезла свой багаж? Тут выяснилось, что Штиллер, "так или иначе", должен ехать в Париж, правда, не сегодня и не завтра, но скоро, из-за своей бронзовой статуи, как следует отлить ее могут только в Париже, она непременно должна, быть выставлена, директор очень на этом настаивает. А Юлика? Теперь у него есть великолепный предлог для поездки в Париж, у Юлики не будет повода волноваться, температурная кривая не подскочит из-за его поездки. Сибилла поняла и сказала:
- Нет.
Штиллер оскорбился.
- Я еду.
- Что ж, - сказала она. - Поезжай!
Штиллер заявил, что это смешно. Месяцами они говорили, мечтали о поездке в Париж, а теперь...
- Что ж, - повторила она. - Поезжай.
Штиллер уехал. Ему ведь, так или иначе, нужно было ехать. Он надеялся, что Сибилла раскается в своей блажи, приедет за ним вслед. Но надежды Штиллера больше не интересовали Сибиллу. На следующий день, за черным кофе, она объявила Рольфу: - Я не еду в Париж. - Рольф постарался и в радости сохранить свое исключительное самообладание. Тут она сказала: - Я уеду на неделю к подруге, в Санкт-Галлен. - И - странное дело - он вдруг швырнул чашку об стену. Оставшись одна, Сибилла положила на колени телефонную книжку, потушила недокуренную сигарету, нашла номер врача, единственного, к кому могла обратиться по такому поводу, немедленно набрала этот номер и ждала ответа, не слыша биения своего сердца. Смутило ее только собственное ее равнодушие. Сделать это необходимо, и чем скорее, тем лучше.
Разумеется, Рольф ни минуты не верил в существование санкт-галленской подруги. Сибилла обманывает сто, считает за дурака, пора положить этому конец. Злосчастную встречу в его конторе (после того как Сибилла вышла из клиники) ее супруг, мой прокурор, описал не совсем точно. Ожесточенно молчал (так уверяет Сибилла) Рольф, а не она.
Протоколирую.
Ей битый час пришлось прождать в приемной, покуда секретарша не сказала: - Господин прокурор просит... - Рукопожатие. Сибилле казалось, что сейчас она упадет па пороге, но Рольф ее поддержал, и она (это правда) прямо пошла к окну, как будто явилась сюда полюбоваться видом. - Так это твоя новая контора? - сказала она, словно бы ничего и не случилось. - Отлично! Это было сказано от смущения. - Да, - ответил он, - это моя контора. - Он смотрел на нее, уверенный, что она вернулась из поездки с любовником. - Мне надо поговорить с тобой, - сказала Сибилла. Рольф указал ей на глубокое кресло, как клиентке, предложил сигарету из большой коробки на столе, так сказать, сигарету служебного назначения. - Спасибо, - сказала она и спросила: - Как ты поживаешь? - А ты как? - вопросом на вопрос ответил Рольф. - Они сидели друг против друга и курили. Рольф за своим огромным столом - она по ту сторону, одна-одинешенька. Хочет ли он еще слышать о их былой близости? Мало того, что он иронически спросил: - Ну, как было в Санкт-Галлене? - он еще добавил: - Ты извини, через полчаса у меня заседание. - Конечно, Сибилла и слова вымолвить не могла. Почему он откровенно не спросит: - Где ты была? - Почему просто и прямо не скажет:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121