- Говорят, что Коридоры во
время _с_л_о_м_а_ пусты. Подземелье тянется, говорят, километров на
семьдесят. Говорят, что идти надо точно на юго-восток. Если повезет, то
можно добраться до областного центра. - В Коридоры еще нужно попасть, -
отрезал я. Мне уже надоело перемалывать одно и то же. Да и времени у меня
оставалось в обрез. Было ясно, что Хронос уже пробуждается.
Дунул ветер, и заскрипело железо листвы. Стоны, всхлипы и шорохи
заметно усиливались. Разгорелась на небе огромная Живая Звезда. Стало
видно отчетливо, как под рентгеном. Я боялся, что выскочит сейчас на
площадь двенадцатирукий Кагал, и молодчики в черных рубашках поднимут свои
автоматы. Полетит хор бутылок, взорвется горючая смесь, и опять, будто
смерть, поползут бронетранспортеры с солдатами. Я боялся, что вторично мне
не спастись. И действительно, уродливые согбенные фигуры вокруг побежали
на площадь. Дикий визг колотился меж небом и горькой землей. Только это
были не террористы из группы Учителя. Это армия демонов выдвинулась
вперед. Вероятно, их было не так уж и много. Но, наверное, каждый вопил и
бесновался за четверых. Будто грозная рокочущая орда шла на приступ. Две
мартышки ударились грудью о закрытую дверь и упали - тела их в мгновение
ока были растоптаны. И отброшенный сутолокой дикобраз - растянулся, как
дохлый, осыпав коричневые колючки. И летучая мышь закрутилась, поранив о
стену крыло. Но немедленно некто могучий, весь в шерсти - с желтым
кольчатым толстым рогом во лбу - точно танк, протаранил стеклянные двери.
И сломавшиеся половинки их разошлись. Трубный рев прозвучал в вестибюле
гостиницы. В обороне была пробита первая брешь. Чары - пали. Послышался
хохот и выкрики. Сразу несколько обезьян карабкались по водосточной трубе,
- помогая себе хвостами, выдергивая шпингалеты из форточек. Распустились,
как клумбы, десятки кошачьих хвостов. Птицеволк, истекая слюной, побежал
по карнизу. Вдруг посыпались с неба всклокоченные воробьи. Завывающий
яркий скелет перегрызал оконные рамы, а сиреневый, голый и гибкий,
пружинистый человек-змея обвивал мускулистые кольца вокруг несчастной
дежурной, - подметая сращением ног замызганный пол. Он, по-моему,
задыхался от сладострастия. Этот штурм едва не был отбит. Демонов,
по-видимому, было слишком много. Улюлюкая и беснуясь, они закупорили
лестницу, идущую вверх. Рвался воздух. Опасно шатались перила. Набегавшие
сзади упорно давили вперед, а передние копошились, как будто раздавленные.
И никак не могли разобраться в сплетении тел. В три секунды - могло
покатиться обратно. Но откуда-то вдруг появился Младенец, несомый на
сильных плечах: - Не пужайся, ребята!.. Всем - по литру крепленого!.. -
Будто длинная судорога прошла по толпе, зашуршала крапива, посыпались
гусеницы.
- Встать!.. - пискливо и резко скомандовали надо мной. - Встать!..
Кому я сказал?.. По стойке "смирно"!..
Я поднялся, не чувствуя онемелых ступней. И, как чертик, вскочил
Идельман, подброшенный страхом. И совсем неожиданно распрямился еще кто-то
третий. Кто-то третий - из-за горбатого валуна. Вероятно, Карась. Впрочем,
не имело значения. Упираясь разорванными ботинками в этот валун,
подбоченясь и держа на весу какую-то белесую палку, запрокинув лицо - так,
что костяной подбородок выдавался вперед, синезубо оскалясь, стоял передо
мною Корецкий, и глаза его сияли, как два фонаря: свет из них исходил
строго очерченными лучами. А неподалеку, страхуя, по-видимому, со спины,
также яростно подбоченясь, и выставляя такую же белесую палку, находился
широкоплечий и низкорослый урод - очень плотный, квадратный, с идиотской
улыбкой. Был он в странной одежде, истлевшей на лоскутки, и сквозь дыры
светило опухшее красное тело. А в зубах он сжимал папиросный цветок. И
бумага была в земляной оторочке.
- Вот и встретились снова, - сказал Корецкий.
Вероятно, он уже полностью материализовался. Потому что держал себя
чрезвычайно уверенно, без натуги, - не проваливаясь в холодный камень
подошвами башмаков. Глаза у него были бесчувственные. Как у настоящего
человека. Только редкая плесень на скулах свидетельствовала о
происхождении. И к тому же он был не один. Трескалась, наверное, в эту
минуту деревянная корка земли, точно вздыбленные, стреляли щепой иссохшие
половицы, гнулись доски настилов, разбухал перегной, и из почвенной душной
спрессованной черноты его, из подземных ручьев, из корней, из дернистых
напластований, будто саван, сдирая дремоту небытия, распрямляясь и
вскрикивая от боли в суставах, как пронзенные током, поднимались все те,
кто еще не совсем погрузился в пучину забвения. Все - измученные горячим
позором обид, переломанные в шестеренках, изуродованные и отброшенные на
обочину, надорвавшиеся от жизни, проклинающие судьбу, ни на что уже не
рассчитывающие, обожженные изнутри невидимыми слезами, - восставали теперь
из дерева и земли, потрясенно взирали на темное страшное небо, сонмы птиц,
серебряный пыльный осот, и, почувствовав духом биение сладкой крови,
разведя плети рук, изжевывая песок на зубах, шли и шли, чуть покачиваясь,
к центру города, где светил цепью окон бессонный горком: жар Звезды
облекал их колеблемой зыбкой плотью и рои насекомых клубились над ними,
как облака.
- Встать!.. Бегом!.. Не оглядываться!.. - звонко гаркнул Корецкий.
Идельман, опускающий руки, угрюмо сказал:
- Не кричите, пожалуйста. Я не участвую в _с_л_о_м_е_...
И тогда костяной подбородок задрался еще сильней:
- Значит, ты не участвуешь? Ладно! А вот это ты видел?.. Что ты
морщишься, ты внимательно посмотри!..
И Корецкий небрежно поднял до лица свою беловатую палку. Легкий чмок
отломился с протянутого ее конца. - Нет-нет-нет!.. - тут же вырвалось у
Идельмана. Сверхъестественный дождевой червяк извивался в руке.
Сумасшедших размеров, творожисто-белый. Было видно, как ужимается круглый
рот, и как бродят под кожей тягучие мерзкие соки. Я не знал, что бывают
такие огромные червяки. Идельман громко охнул, колени его подкосились. А
квадратный урод немедленно переместился ко мне, тоже выставив - нечто
белое, покрытое слизью. И опять его губы растянулись до самых ушей.
- Не пойдешь?.. Побежишь!.. - угрожающе сказал Корецкий.
Мы влетели в пустынный задохшийся вестибюль. Весь напыщенный интерьер
его был разгромлен. Будто здесь проходила компания пьяных зверей. Были
вспороты кресла, диван, покорежена стойка администратора. Лакировка в
простенках отстала оскалом гвоздей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69
время _с_л_о_м_а_ пусты. Подземелье тянется, говорят, километров на
семьдесят. Говорят, что идти надо точно на юго-восток. Если повезет, то
можно добраться до областного центра. - В Коридоры еще нужно попасть, -
отрезал я. Мне уже надоело перемалывать одно и то же. Да и времени у меня
оставалось в обрез. Было ясно, что Хронос уже пробуждается.
Дунул ветер, и заскрипело железо листвы. Стоны, всхлипы и шорохи
заметно усиливались. Разгорелась на небе огромная Живая Звезда. Стало
видно отчетливо, как под рентгеном. Я боялся, что выскочит сейчас на
площадь двенадцатирукий Кагал, и молодчики в черных рубашках поднимут свои
автоматы. Полетит хор бутылок, взорвется горючая смесь, и опять, будто
смерть, поползут бронетранспортеры с солдатами. Я боялся, что вторично мне
не спастись. И действительно, уродливые согбенные фигуры вокруг побежали
на площадь. Дикий визг колотился меж небом и горькой землей. Только это
были не террористы из группы Учителя. Это армия демонов выдвинулась
вперед. Вероятно, их было не так уж и много. Но, наверное, каждый вопил и
бесновался за четверых. Будто грозная рокочущая орда шла на приступ. Две
мартышки ударились грудью о закрытую дверь и упали - тела их в мгновение
ока были растоптаны. И отброшенный сутолокой дикобраз - растянулся, как
дохлый, осыпав коричневые колючки. И летучая мышь закрутилась, поранив о
стену крыло. Но немедленно некто могучий, весь в шерсти - с желтым
кольчатым толстым рогом во лбу - точно танк, протаранил стеклянные двери.
И сломавшиеся половинки их разошлись. Трубный рев прозвучал в вестибюле
гостиницы. В обороне была пробита первая брешь. Чары - пали. Послышался
хохот и выкрики. Сразу несколько обезьян карабкались по водосточной трубе,
- помогая себе хвостами, выдергивая шпингалеты из форточек. Распустились,
как клумбы, десятки кошачьих хвостов. Птицеволк, истекая слюной, побежал
по карнизу. Вдруг посыпались с неба всклокоченные воробьи. Завывающий
яркий скелет перегрызал оконные рамы, а сиреневый, голый и гибкий,
пружинистый человек-змея обвивал мускулистые кольца вокруг несчастной
дежурной, - подметая сращением ног замызганный пол. Он, по-моему,
задыхался от сладострастия. Этот штурм едва не был отбит. Демонов,
по-видимому, было слишком много. Улюлюкая и беснуясь, они закупорили
лестницу, идущую вверх. Рвался воздух. Опасно шатались перила. Набегавшие
сзади упорно давили вперед, а передние копошились, как будто раздавленные.
И никак не могли разобраться в сплетении тел. В три секунды - могло
покатиться обратно. Но откуда-то вдруг появился Младенец, несомый на
сильных плечах: - Не пужайся, ребята!.. Всем - по литру крепленого!.. -
Будто длинная судорога прошла по толпе, зашуршала крапива, посыпались
гусеницы.
- Встать!.. - пискливо и резко скомандовали надо мной. - Встать!..
Кому я сказал?.. По стойке "смирно"!..
Я поднялся, не чувствуя онемелых ступней. И, как чертик, вскочил
Идельман, подброшенный страхом. И совсем неожиданно распрямился еще кто-то
третий. Кто-то третий - из-за горбатого валуна. Вероятно, Карась. Впрочем,
не имело значения. Упираясь разорванными ботинками в этот валун,
подбоченясь и держа на весу какую-то белесую палку, запрокинув лицо - так,
что костяной подбородок выдавался вперед, синезубо оскалясь, стоял передо
мною Корецкий, и глаза его сияли, как два фонаря: свет из них исходил
строго очерченными лучами. А неподалеку, страхуя, по-видимому, со спины,
также яростно подбоченясь, и выставляя такую же белесую палку, находился
широкоплечий и низкорослый урод - очень плотный, квадратный, с идиотской
улыбкой. Был он в странной одежде, истлевшей на лоскутки, и сквозь дыры
светило опухшее красное тело. А в зубах он сжимал папиросный цветок. И
бумага была в земляной оторочке.
- Вот и встретились снова, - сказал Корецкий.
Вероятно, он уже полностью материализовался. Потому что держал себя
чрезвычайно уверенно, без натуги, - не проваливаясь в холодный камень
подошвами башмаков. Глаза у него были бесчувственные. Как у настоящего
человека. Только редкая плесень на скулах свидетельствовала о
происхождении. И к тому же он был не один. Трескалась, наверное, в эту
минуту деревянная корка земли, точно вздыбленные, стреляли щепой иссохшие
половицы, гнулись доски настилов, разбухал перегной, и из почвенной душной
спрессованной черноты его, из подземных ручьев, из корней, из дернистых
напластований, будто саван, сдирая дремоту небытия, распрямляясь и
вскрикивая от боли в суставах, как пронзенные током, поднимались все те,
кто еще не совсем погрузился в пучину забвения. Все - измученные горячим
позором обид, переломанные в шестеренках, изуродованные и отброшенные на
обочину, надорвавшиеся от жизни, проклинающие судьбу, ни на что уже не
рассчитывающие, обожженные изнутри невидимыми слезами, - восставали теперь
из дерева и земли, потрясенно взирали на темное страшное небо, сонмы птиц,
серебряный пыльный осот, и, почувствовав духом биение сладкой крови,
разведя плети рук, изжевывая песок на зубах, шли и шли, чуть покачиваясь,
к центру города, где светил цепью окон бессонный горком: жар Звезды
облекал их колеблемой зыбкой плотью и рои насекомых клубились над ними,
как облака.
- Встать!.. Бегом!.. Не оглядываться!.. - звонко гаркнул Корецкий.
Идельман, опускающий руки, угрюмо сказал:
- Не кричите, пожалуйста. Я не участвую в _с_л_о_м_е_...
И тогда костяной подбородок задрался еще сильней:
- Значит, ты не участвуешь? Ладно! А вот это ты видел?.. Что ты
морщишься, ты внимательно посмотри!..
И Корецкий небрежно поднял до лица свою беловатую палку. Легкий чмок
отломился с протянутого ее конца. - Нет-нет-нет!.. - тут же вырвалось у
Идельмана. Сверхъестественный дождевой червяк извивался в руке.
Сумасшедших размеров, творожисто-белый. Было видно, как ужимается круглый
рот, и как бродят под кожей тягучие мерзкие соки. Я не знал, что бывают
такие огромные червяки. Идельман громко охнул, колени его подкосились. А
квадратный урод немедленно переместился ко мне, тоже выставив - нечто
белое, покрытое слизью. И опять его губы растянулись до самых ушей.
- Не пойдешь?.. Побежишь!.. - угрожающе сказал Корецкий.
Мы влетели в пустынный задохшийся вестибюль. Весь напыщенный интерьер
его был разгромлен. Будто здесь проходила компания пьяных зверей. Были
вспороты кресла, диван, покорежена стойка администратора. Лакировка в
простенках отстала оскалом гвоздей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69