Будучи приведенной к присяге, миссис Фишер на предварительном слушании, в частности, показала:
– Герхардт и я вступили в ряды Коммунистической партии Германии в 1920 году. Я была секретарем берлинской организации, затем членом Политбюро, а также членом президиума ИККИ Коминтерна в Москве. Мы очень дружили с Герхардтом, особенно в ту пору, когда он вернулся с фронта, где провел в окопах четыре года, однако в двадцать третьем наша дружба кончилась, потому что я встала в оппозицию к Политбюро и Коминтерну. Я потому решилась сегодня выступить с заявлением перед уважаемой комиссией, что считаю Герхардта одним из самых опасных террористов...
Председатель. – Простите, миссис Фишер, вы сводная сестра Ганса и Герхардта Эйслера?
Фишер. – Родная. Именно поэтому я прошу вас разрешить мне выступить с заявлением.
Председатель. – Конечно.
Фишер. – Я считаю Герхардта Эйслера законченным террористом, опасным для Соединенных Штатов и Германии. То, что этот человек является моим братом, заставляет меня особенно остро ощущать большевистскую угрозу Сталина. Он намерен навязать свой строй Европе и всему миру. Будучи слугой сталинского ГПУ, мой брат готов отдать на закланье детей, сестру, лучших друзей. С тех пор как я узнала, что он в Штатах, я испытывала постоянный страх за Америку. Пользуясь симпатией к нацистским жертвам, Герхардт Эйслер развернул здесь свою подрывную работу. Он приехал сюда с заданием установить в США тоталитарную систему, вождем которой будет Сталин.
Председатель. – Нам бы хотелось узнать о деятельности Герхардта Эйслера, начиная с июня сорок первого, когда он приехал в Штаты.
Фишер. – Впервые он приехал в Штаты в тридцать третьем, после того как я встретила его в квартире моего младшего брата, композитора Ганса Эйслера в Париже, по адресу четыре, Плас Вожирар, где Ганс жил после эмиграции из нацистской Германии. Герхардт ехал в Штаты, чтобы возглавить антиправительственную борьбу. Я считаю, что все эти годы он возглавлял здесь подпольную сеть русской секретной службы.
Председатель. – Будучи членом Коминтерна?
Фишер. – Да, несмотря даже на то, что с двадцать восьмого по тридцатый год он был в оппозиции к Сталину.
Сенатор Рассел. – Где еще бывал ваш брат, являясь членом Коминтерна?
Фишер. – В Испании, Австрии, Чехословакии.
Председатель. – Миссис Фишер, почему вы вышли из коммунистической партии?
Фишер. – Потому что Сталин сделал Коминтерн подразделением ГПУ.
Сенатор Мундт. – «Нью-Йорк таймс» еще десять лет назад писала, что коммунистическая партия не есть партия, а конспиративная группа, ставящая своей целью разрушение демократии и захват власти. Так ли это?
Фишер. – Да.
Председатель. – Правда ли, что ваш брат был узником концентрационного лагеря?
Фишер. – Нет.
Сенатор Мундт. – Но следователь Стриплинг представил нам документы о том, что он был жертвой нацистского террора.
Фишер. – Он был заключен в лагерь правительством Виши, генералом Петэном...
Председатель. – За антинацистскую деятельность?
Фишер. – За коммунистическую деятельность. Французская полиция знала, что он коммунист высокого уровня, и хотела изъять его из общественной жизни, поскольку Франция была оккупирована Гитлером...
Сенатор Никсон. – Вы запросили право на американское гражданство?
Фишер. – Да.
Никсон. – Могу ли я считать, что, несмотря на выход из компартии, вы по-прежнему симпатизируете марксизму, поскольку очень хорошо информированы о том, что происходит в их рядах, в частности с вашим братом.
Фишер. – Сейчас мы видим угрозу сталинской империи всему миру. Я должна быть информированной, чтобы вести борьбу против большевистского терроризма.
Председатель. – Нам надо поскорее заканчивать это дело, потому что в Сенате предстоит голосование по важному вопросу и нам необходимо быть там...
Сенатор Вайль. – Миссис Фишер, вы сказали, что у вас есть младший брат, какой-то композитор. Он по-прежнему живет в Штатах?
Фишер. – Да.
Сенатор Вайль. – Ваши братья поддерживали контакт во Франции? Здесь они тоже контактируют?
Фишер. – Да.
Сенатор Вайль. – Каковы ваши отношения с композитором... С вашим младшим братом?
Фишер. – Такие же, как со старшим.
Сенатор Вайль. – Следовательно, вы прервали отношения с Гансом Эйслером по тем же причинам, что и с Герхардтом?
Фишер. – Да.
Сенатор Вайль. – Ваш брат-композитор тоже коммунист?
Фишер. – В философском смысле – бесспорно.
Сенатор Никсон. – Он близок с Герхардтом Эйслером?
Фишер. – Да.
Сенатор Боннер. – Поскольку вам хорошо известна активность коммунистов, ответьте: как много Коминтерн направил своих людей из Москвы в Соединенные Штаты?
Фишер. – Несколько тысяч.
Штирлиц аккуратно отодвинул от себя широкий телетайпный лист, поднял голову; Роумэн сидел напротив, вытянув ноги; нижняя челюсть выпячена, словно у него случился волчий закус; волосы растрепаны, воротник рубашки расстегнут, галстук приспущен.
– А вы чего разволновались? – спросил Штирлиц. – Вы уже знали обо всем этом, когда требовали моей консультации по фашизму?
– Сейчас снова врежу, – пообещал Роумэн. – И это будет плохо.
– Эта Фишер напоминает мне Ван дер Люббе, – заметил Штирлиц.
– Сука.
– Почему? Отрабатывает свое американское гражданство. Она же запросила гражданство... Его надо заработать... Ей написали сценарий, она его толково выучила... Дамочку в свое время куда-то не избрали, обиделась... Но сюжет действительно шекспировский: так топить братьев... Нет ничего опаснее истерической климактерички, честное слово... Никто так не поддается режиссуре, как женщины...
– Кто обидел дамочку? – спросил Роумэн.
– Вы что, не слыхали о ней раньше?
– Нет.
– Она хотела повалить Эрнста Тельмана, лидера германских коммунистов. С ультралевых позиций. Не вышло. Тогда она закусила удила, ведь очень хочется быть первой... Между прочим, совсем недалеко от Муссолини, от этого левого социалиста... Не находите?
– Я очень люблю Ганса...
– Какого?
– Эйслера.
Штирлиц осторожно кашлянул, не поднимая глаз на Роумэна, спросил:
– Знаете его музыку?
– Я ни черта не понимаю в музыке. Я люблю его, как человека. Он замечательный парень. Очень добрый, мягкий... Террорист... Ну, сука, а?! И какую она перла ахинею: «Его посадили в лагерь не за антинацистскую, а за коммунистическую деятельность». Ведь это одно и то же!
– Слушайте, Пол... Только не бейте меня в лоб, ладно...
– Ну...
– Только пообещайте не бить. А то я отвечу. Пепельницей по голове. Я это умею, честное слово. Обещаете?
– Обещаю.
– Кто еще знает о том, что вы дружили с Эйслером?
– А вам какое дело?
– Никакого... Не связана ли... Не связаны ли близкие вам люди с делом, начавшимся в Вашингтоне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175
– Герхардт и я вступили в ряды Коммунистической партии Германии в 1920 году. Я была секретарем берлинской организации, затем членом Политбюро, а также членом президиума ИККИ Коминтерна в Москве. Мы очень дружили с Герхардтом, особенно в ту пору, когда он вернулся с фронта, где провел в окопах четыре года, однако в двадцать третьем наша дружба кончилась, потому что я встала в оппозицию к Политбюро и Коминтерну. Я потому решилась сегодня выступить с заявлением перед уважаемой комиссией, что считаю Герхардта одним из самых опасных террористов...
Председатель. – Простите, миссис Фишер, вы сводная сестра Ганса и Герхардта Эйслера?
Фишер. – Родная. Именно поэтому я прошу вас разрешить мне выступить с заявлением.
Председатель. – Конечно.
Фишер. – Я считаю Герхардта Эйслера законченным террористом, опасным для Соединенных Штатов и Германии. То, что этот человек является моим братом, заставляет меня особенно остро ощущать большевистскую угрозу Сталина. Он намерен навязать свой строй Европе и всему миру. Будучи слугой сталинского ГПУ, мой брат готов отдать на закланье детей, сестру, лучших друзей. С тех пор как я узнала, что он в Штатах, я испытывала постоянный страх за Америку. Пользуясь симпатией к нацистским жертвам, Герхардт Эйслер развернул здесь свою подрывную работу. Он приехал сюда с заданием установить в США тоталитарную систему, вождем которой будет Сталин.
Председатель. – Нам бы хотелось узнать о деятельности Герхардта Эйслера, начиная с июня сорок первого, когда он приехал в Штаты.
Фишер. – Впервые он приехал в Штаты в тридцать третьем, после того как я встретила его в квартире моего младшего брата, композитора Ганса Эйслера в Париже, по адресу четыре, Плас Вожирар, где Ганс жил после эмиграции из нацистской Германии. Герхардт ехал в Штаты, чтобы возглавить антиправительственную борьбу. Я считаю, что все эти годы он возглавлял здесь подпольную сеть русской секретной службы.
Председатель. – Будучи членом Коминтерна?
Фишер. – Да, несмотря даже на то, что с двадцать восьмого по тридцатый год он был в оппозиции к Сталину.
Сенатор Рассел. – Где еще бывал ваш брат, являясь членом Коминтерна?
Фишер. – В Испании, Австрии, Чехословакии.
Председатель. – Миссис Фишер, почему вы вышли из коммунистической партии?
Фишер. – Потому что Сталин сделал Коминтерн подразделением ГПУ.
Сенатор Мундт. – «Нью-Йорк таймс» еще десять лет назад писала, что коммунистическая партия не есть партия, а конспиративная группа, ставящая своей целью разрушение демократии и захват власти. Так ли это?
Фишер. – Да.
Председатель. – Правда ли, что ваш брат был узником концентрационного лагеря?
Фишер. – Нет.
Сенатор Мундт. – Но следователь Стриплинг представил нам документы о том, что он был жертвой нацистского террора.
Фишер. – Он был заключен в лагерь правительством Виши, генералом Петэном...
Председатель. – За антинацистскую деятельность?
Фишер. – За коммунистическую деятельность. Французская полиция знала, что он коммунист высокого уровня, и хотела изъять его из общественной жизни, поскольку Франция была оккупирована Гитлером...
Сенатор Никсон. – Вы запросили право на американское гражданство?
Фишер. – Да.
Никсон. – Могу ли я считать, что, несмотря на выход из компартии, вы по-прежнему симпатизируете марксизму, поскольку очень хорошо информированы о том, что происходит в их рядах, в частности с вашим братом.
Фишер. – Сейчас мы видим угрозу сталинской империи всему миру. Я должна быть информированной, чтобы вести борьбу против большевистского терроризма.
Председатель. – Нам надо поскорее заканчивать это дело, потому что в Сенате предстоит голосование по важному вопросу и нам необходимо быть там...
Сенатор Вайль. – Миссис Фишер, вы сказали, что у вас есть младший брат, какой-то композитор. Он по-прежнему живет в Штатах?
Фишер. – Да.
Сенатор Вайль. – Ваши братья поддерживали контакт во Франции? Здесь они тоже контактируют?
Фишер. – Да.
Сенатор Вайль. – Каковы ваши отношения с композитором... С вашим младшим братом?
Фишер. – Такие же, как со старшим.
Сенатор Вайль. – Следовательно, вы прервали отношения с Гансом Эйслером по тем же причинам, что и с Герхардтом?
Фишер. – Да.
Сенатор Вайль. – Ваш брат-композитор тоже коммунист?
Фишер. – В философском смысле – бесспорно.
Сенатор Никсон. – Он близок с Герхардтом Эйслером?
Фишер. – Да.
Сенатор Боннер. – Поскольку вам хорошо известна активность коммунистов, ответьте: как много Коминтерн направил своих людей из Москвы в Соединенные Штаты?
Фишер. – Несколько тысяч.
Штирлиц аккуратно отодвинул от себя широкий телетайпный лист, поднял голову; Роумэн сидел напротив, вытянув ноги; нижняя челюсть выпячена, словно у него случился волчий закус; волосы растрепаны, воротник рубашки расстегнут, галстук приспущен.
– А вы чего разволновались? – спросил Штирлиц. – Вы уже знали обо всем этом, когда требовали моей консультации по фашизму?
– Сейчас снова врежу, – пообещал Роумэн. – И это будет плохо.
– Эта Фишер напоминает мне Ван дер Люббе, – заметил Штирлиц.
– Сука.
– Почему? Отрабатывает свое американское гражданство. Она же запросила гражданство... Его надо заработать... Ей написали сценарий, она его толково выучила... Дамочку в свое время куда-то не избрали, обиделась... Но сюжет действительно шекспировский: так топить братьев... Нет ничего опаснее истерической климактерички, честное слово... Никто так не поддается режиссуре, как женщины...
– Кто обидел дамочку? – спросил Роумэн.
– Вы что, не слыхали о ней раньше?
– Нет.
– Она хотела повалить Эрнста Тельмана, лидера германских коммунистов. С ультралевых позиций. Не вышло. Тогда она закусила удила, ведь очень хочется быть первой... Между прочим, совсем недалеко от Муссолини, от этого левого социалиста... Не находите?
– Я очень люблю Ганса...
– Какого?
– Эйслера.
Штирлиц осторожно кашлянул, не поднимая глаз на Роумэна, спросил:
– Знаете его музыку?
– Я ни черта не понимаю в музыке. Я люблю его, как человека. Он замечательный парень. Очень добрый, мягкий... Террорист... Ну, сука, а?! И какую она перла ахинею: «Его посадили в лагерь не за антинацистскую, а за коммунистическую деятельность». Ведь это одно и то же!
– Слушайте, Пол... Только не бейте меня в лоб, ладно...
– Ну...
– Только пообещайте не бить. А то я отвечу. Пепельницей по голове. Я это умею, честное слово. Обещаете?
– Обещаю.
– Кто еще знает о том, что вы дружили с Эйслером?
– А вам какое дело?
– Никакого... Не связана ли... Не связаны ли близкие вам люди с делом, начавшимся в Вашингтоне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175