— Коммунист? Не может быть. У него же хорошо шли дела. Вполне прилично зарабатывал.
«Жермена» звонко рассмеялась. Дося, застыв с шубкой мадам Злотой в руках, с головы до ног окинула девушку гневным взглядом.
— Давай-ка ступай отсюда,— сказала она,— нечего тебе здесь делать!
Девушка оборвала смех, повернулась на каблуках, и, никому, даже Досе, не сказав ни слова, двинулась к выходу. В дверях она задела Мышинских. Обогнав их, обернулась и не без злорадства сказала Янушу:
— А вы, пан граф, еще в Париже предсказывали это дяде. При звуке ее голоса Зося еще крепче прижалась к плечу
Януша.
— Какая ужасная особа! — сказала она с дрожью в голосе.
XI
Губе со Злотым спустились по главной лестнице. Там уже ждал его автомобиль. В большом черном лимузине сидел лишь шофер Петр, но Губе и в голову не пришло предложить компаньону и его жене подвезти их. Так он и простился возле машины.
— До завтра. Надо будет позвонить бельгийскому послу.
Злотый, однако, реагировал на это так, будто Губе приглашает его сесть в машину.
— Спасибо, спасибо. Мы с Анелей всегда домой пешком возвращаемся. Тут недалеко. И полезно перед сном...
Они попрощались и ушли. И тут из-за лимузина выскочил стройный, высокий для своих двенадцати лет мальчик в закопанском кожушке, подпоясанном ремешком.
— Губерт! Ты откуда взялся? —воскликнул Губе, уже сидевший в автомобиле.
— Приехал за тобой! Только от этих прятался.— И Губерт, презрительно кивнув в сторону удаляющихся Злотых, уселся рядом с Петром.— Я встретил Антека и Анджея, говорят, шикарный был концерт.
— И Фелиция тебя отпустила? — проворчал Губе.
— А я и не спрашивал. Да и чего ей было не отпустить? Дома скучно. Уроки я все сделал, Голомбеки пошли на концерт... Я им звонил.
— Очень уж много ты висишь на телефоне. Целый день названиваешь.
— Как я могу целый день названивать, если звоню только Голомбекам! — с упреком заметил Губерт.
— Это верно,— проворчал Петр.
— А как пела пани Шиллер? — спросил Губерт.
— Чудесно.
— А как она была одета? — поинтересовался Губи-губи.
— Да тебе-то что до дамских тряпок? — огрызнулся Губе-старший.
— А мне нравится, когда женщина красиво одета, — ответил Губерт.
Петр улыбнулся.
Губерт вспомнил коричневую меховую накидку.
— А панны Татарской не было на концерте? Губе насторожился.
— А ты откуда знаешь панну Татарскую?
— Ты же сам показал мне ее в прошлом году,— протянул Губерт,—а теперь уже не помнишь! Очень красивая женщина,— добавил он серьезно.
Петр не выдержал.
— Вот нашего Губерта уже и барышни интересуют,— сказал он, поворачиваясь к Губе.
Тот разгневался не на шутку.
— Не оглядывайся, Петр, а то опять кого-нибудь задавим.
— Опять, опять,— заворчал Петр,— что значит «опять»? Когда это мы кого давили?
— А гуся под Нажином? — напомнил Губерт.
— Гуся — это еще не «кого-нибудь».
Злотые обогнули филармонию и по улице Сенкевича направились к Маршалковской. Жили они довольно далеко, на Сенной, сразу за зданием Общества приказчиков, но из театра, куда ходили редко, или с традиционных концертов по пятницам возвращались пешком. Завернув за угол, они увидели толпу, поджидающую артистов у служебного входа.
— Охота им стоять на таком ветру! — заметила мадам Зло-тая.— И зачем?
— Хотят увидеть наших артистов au nature],— усмехнулся Злотый.
— Так она на улицу и выйдет с этими перьями? — заинтересовалась мадам Злотая.
— Куда ж она их денет?
Они на минуту задержались возле служебного входа, так как не могли пробиться сквозь толпу.
— И что они теперь будут делать, после концерта? — спросила Анеля мужа.
— Губе говорил, что они идут на раут к Ремеям.
— Это какие же Ремеи?
— Ну, Станислав Ремен. Сын старого Ремея. Аллея Роз.
— А-а. И богатые люди?
— Богатые. Богаче нас. Это уж наверняка. Только что-то часто они эти рауты устраивают. Надолго ли хватит?
Один из стоящих у входа мужчин оглянулся на них и, увидев Злотого, поклонился ему. Сделалось чуть просторней, и Злотые смогли наконец протиснуться.
— Кто это тебе поклонился? — спросила Апеля.
— Профессор Рыневич. Он всегда покупает у нас патроны. Наверно, где-нибудь охотится, только вот где — не знаю.
— А чего он профессор?
— Биологии, в университете.
— Чтобы такой профессор и вот так выстаивал у ворот!
— Да уж...— согласился с женой Злотый.
Рыневич стоял уже довольно долго вместе со студентами, консерваторками и несколькими завзятыми меломанами, которых всегда можно было видеть во втором ряду левого балкона. Ему было немного неловко, вместе с тем он чувствовал себя так, словно вернулись студенческие годы, когда они засыпали цветами Моджеевскую и выпрягали лошадей из кареты Падеревского. Впрочем, никто здесь его не знал, и он был уверен, что никто не раскроет его инкогнито.
Несколько раздосадовало его появление Злотых, но они тут же исчезли. Люди у ворот начинали волноваться.
— Что-то долго не выходят,— прохрипел какой-то бас рядом с профессором. Рыневич взглянул и оторопел. Бок о бок с ним, кутаясь в ветром подбитое пальтецо, стоял Горбаль. Актер узнал его.
— И вы, профессор, тут?
Горбаль сказал это самым обычным тоном, но по какому-то неуловимому оттенку Рыневич догадался, что Горбаль пьян.
— Да вот, проходил мимо...— пробормотал он смущенно.
— А я специально пришел,— с вызовом в голосе сказал Горбаль.— Специально! Стою на ветру и хочу увидеть, как она пройдет, ни на кого не глядя... Королева...
— Вы были на концерте? — спросил профессор.
— Был. Какие перья у нее на голове... Королева...
— А это что же, обязательно для королевы — ни на кого не глядеть? — раздраженно бросил профессор.
— Вот вы, профессор, шутите, а я...
Не известно, что бы сказал Горбаль, но в эту минуту толпа заколыхалась, шоферы, стоявшие подле машин, включили моторы. В глубине ворот показалась группа людей — те, кого ожидали.
Первым выскочил Мальский, что-то объясняющий закутанному в просторную шубу Фительбергу. Прыгая вокруг него, забегая то с одной, то с другой стороны, он громко доказывал:
— Но ведь вам-то не надо объяснять, что эти песни гениальны! Что Шиллер вообще гениален!
В глубине, между великолепным пальто Гани Доус и медленно идущим Эдгаром, появилась небольшая фигурка Эльжбеты. На ней был длинный горностаевый палантин, рот прикрыт белым фуляром, который окутывал и голову ее, неестественно удлиненную высокой прической с перьями. Она сразу узнала профессора и весело помахала ему рукой. Чтобы не простудить горло, она не произносила ни слова да к тому же еще прикрывала рот рукой в белой перчатке. Рыневич протиснулся к ней и поцеловал другую ее руку.
— Хотелось хотя бы так...— сказал он.
Эльжбета закивала, и глаза ее при свете уличного фонаря весело вспыхнули.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178