Или дядюшка Алексин.
— Он тоже хороший.
— Вот как здорово! — воскликнул дядюшка Рафаэль и почесал за ухом.— Кто же плох?
— Никто.
— Ну-у?..
— В Грушковце все хорошие.
— Ты так думаешь?
— Да.
— А почему все они хорошие?
— У них есть духовой оркестр.
— Ты сам до этого додумался?
— Сам.
— Я вижу, ты понимать кое-что начал.
Мы обходим деревянную изгородь и снова возвращаемся к избушке. Теперь мы беседуем о другом. Дядюшка Томашович уверяет, что нынче вина будет много. Виноградарям в этом году бочек не хватит. Это хорошо, что вина вдоволь будет.
От этих разговоров, не знаю уж как, мы перешли к Югославии, Италии и всем другим странам, где выделывают вино.
— Мир велик! — вздохнул дядюшка Рафаэль, когда мы перебрали уже, по крайней мере, с дюжину стран.
— Вы свет повидали?
— Да, повидал много кое-чего. Кто в армии побывал, тому и свет повидать довелось.
— Вы повсюду были?
— Да, был.
— И как там?
— Так же, как и у нас здесь. Солнце повсюду одинаково кругом земли ходит.
— Солнце кругом земли не ходит.
— Разве?
— Не ходит оно по кругу.
— Кто это тебе сказал?
— Я это знаю.
— Но если на солнце поглядеть, так оно землю кругом обходит.
— Это земля вертится.
— Земля?
Я кивнул утвердительно.
— Ты это серьезно? — засмеялся дядюшка Рафаэль.
— Серьезно.
— Это просто так говорится.
— Мы про это учили.
— Учили?
— Да, учили.
— А почему она вертится?
— Вертится, потому что круглая.
— Иди ты! И вправду это просто так говорится.
— Колумб открыл Америку...
Я хотел было рассказать ему о Колумбе.
— Ему ничего не стоило открыть ее, раз уж она на свете была.
— А другие доказали...
— Что доказали?
— Что земля круглая и вертится.
— Кто это доказал?
— Коперник.
— Коперник?
— Да, он.
— Такое имя я уже слышал. И этому тебя в школе учили?
— Всякий это учит.
— Гм... Но я кое-что такое читал в газетах. Гм... Кто его знает? В твои-то годы я в школу много не заглядывал. Значит, как же звали этого человека?
— Коперник.
— А того, кто открыл Америку?
— Колумб.
— Колумб?
— Да.
— Легко было Америку открыть, если она уже существовала.
Наступает молчание. Потом дядюшка Рафаэль заводит речь о другом.
— Послушай! А ты знаешь, что в воскресенье мы поедем на дожинки?
— А зачем мы гуда поедем?
— Играть.
— И я поеду?
— Понятное дело, поедешь. Мы в Пезинке на дожинках будем играть. Вот как здорово мы весь Пезинок взбудоражим!
— Ха-ха-ха-ха! — засмеялся я.— Что же мы будем играть?
— Все.
— И «Злату Прагу»?
— И «Злату Прагу», и «Победу»!
— А потом?
— Потом сыграем «Возле Орешан...».
— Ха-ха-ха-ха! Грянем!
— Грянем!
— А кто за нас коров пасти будет?
— Да уж кто-нибудь найдется.
Я МОГ БЫ ПРОДОЛЖАТЬ
Взрослые могут сказать, что эта книжка не кончена, но и они, бывает, ошибаются. Ошиблась же учительница, сказав, что у меня музыкального слуха нет. Ее почему-то с толку сбил мой голос. Виноват я разве, что так- рычу? Нет, не виноват. Учительница поет и говорит высоким писклявым голоском, она и не заметила бы меня, если б мы все пели с ней в один голос.
В духовом оркестре высокий голос у кларнета или у корнета. Дядюшке Загрушке или дядюшке Алексину и в голову не придет приказывать мне сыграть на геликоне такой же высокий звук, как они на своих инструментах.
У всякого инструмента свои возможности. И не только у инструмента. Если Яно Матейка не может перекувырнуться, это еще не значит, что он ни на что не годен. Нет никого в классе старательнее Лацо Гельдта, а у него двойка в году. Разве это не странно?
Я мог бы еще продолжать, но это ни к чему. Упомяну еще только о том, как мы играли на празднике дожинок.
Мы прошли, играя марш, через весь городок, а за нами валила толпа. Потом мы остановились на площади и еще целый час играли.
— Кто это, что за музыканты — спрашивали все друг друга.
— Грушковецкие,— сказал какой-то человек.— Я гляжу на их геликон.
— Геликон? У них два геликона. Нынче не во всякой деревне такое найдется.
— Знаю, знаю. Да ведь я на их геликониста гляжу. Удивительно, как он такую громадную трубу тащит?
— Тащит, как не тащить! Удивительно, как у него дыхания хватает играть?
Я оглядываюсь и вижу отца в толпе, а рядом с ним новехонький велосипед.
— Папка, чей это велосипед? — спрашиваю я.
— Твой,— смеется отец.— Разве я тебе не говорил, что когда-нибудь его куплю?
— Ребята, внимание! — командует дядюшка Загрушка, и мне приходится отвернуться от отца.
— Грянем, что ли? — спрашивают музыканты.
— Грянем!
— Что грянем? «Злату Прагу» или «Победу»?
— Сыграем «Возле Орешан...».
Дядюшка Загрушка косится, поднимает руку, и мы начинаем играть.
Стоящие вокруг нас запевают:
Возле Орешан гладкая дорожка, как ладошка...
Дядюшка Загрушка прикладывает к губам мундштук и присоединяется к тем, кто играет мелодию...
??
??
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19
— Он тоже хороший.
— Вот как здорово! — воскликнул дядюшка Рафаэль и почесал за ухом.— Кто же плох?
— Никто.
— Ну-у?..
— В Грушковце все хорошие.
— Ты так думаешь?
— Да.
— А почему все они хорошие?
— У них есть духовой оркестр.
— Ты сам до этого додумался?
— Сам.
— Я вижу, ты понимать кое-что начал.
Мы обходим деревянную изгородь и снова возвращаемся к избушке. Теперь мы беседуем о другом. Дядюшка Томашович уверяет, что нынче вина будет много. Виноградарям в этом году бочек не хватит. Это хорошо, что вина вдоволь будет.
От этих разговоров, не знаю уж как, мы перешли к Югославии, Италии и всем другим странам, где выделывают вино.
— Мир велик! — вздохнул дядюшка Рафаэль, когда мы перебрали уже, по крайней мере, с дюжину стран.
— Вы свет повидали?
— Да, повидал много кое-чего. Кто в армии побывал, тому и свет повидать довелось.
— Вы повсюду были?
— Да, был.
— И как там?
— Так же, как и у нас здесь. Солнце повсюду одинаково кругом земли ходит.
— Солнце кругом земли не ходит.
— Разве?
— Не ходит оно по кругу.
— Кто это тебе сказал?
— Я это знаю.
— Но если на солнце поглядеть, так оно землю кругом обходит.
— Это земля вертится.
— Земля?
Я кивнул утвердительно.
— Ты это серьезно? — засмеялся дядюшка Рафаэль.
— Серьезно.
— Это просто так говорится.
— Мы про это учили.
— Учили?
— Да, учили.
— А почему она вертится?
— Вертится, потому что круглая.
— Иди ты! И вправду это просто так говорится.
— Колумб открыл Америку...
Я хотел было рассказать ему о Колумбе.
— Ему ничего не стоило открыть ее, раз уж она на свете была.
— А другие доказали...
— Что доказали?
— Что земля круглая и вертится.
— Кто это доказал?
— Коперник.
— Коперник?
— Да, он.
— Такое имя я уже слышал. И этому тебя в школе учили?
— Всякий это учит.
— Гм... Но я кое-что такое читал в газетах. Гм... Кто его знает? В твои-то годы я в школу много не заглядывал. Значит, как же звали этого человека?
— Коперник.
— А того, кто открыл Америку?
— Колумб.
— Колумб?
— Да.
— Легко было Америку открыть, если она уже существовала.
Наступает молчание. Потом дядюшка Рафаэль заводит речь о другом.
— Послушай! А ты знаешь, что в воскресенье мы поедем на дожинки?
— А зачем мы гуда поедем?
— Играть.
— И я поеду?
— Понятное дело, поедешь. Мы в Пезинке на дожинках будем играть. Вот как здорово мы весь Пезинок взбудоражим!
— Ха-ха-ха-ха! — засмеялся я.— Что же мы будем играть?
— Все.
— И «Злату Прагу»?
— И «Злату Прагу», и «Победу»!
— А потом?
— Потом сыграем «Возле Орешан...».
— Ха-ха-ха-ха! Грянем!
— Грянем!
— А кто за нас коров пасти будет?
— Да уж кто-нибудь найдется.
Я МОГ БЫ ПРОДОЛЖАТЬ
Взрослые могут сказать, что эта книжка не кончена, но и они, бывает, ошибаются. Ошиблась же учительница, сказав, что у меня музыкального слуха нет. Ее почему-то с толку сбил мой голос. Виноват я разве, что так- рычу? Нет, не виноват. Учительница поет и говорит высоким писклявым голоском, она и не заметила бы меня, если б мы все пели с ней в один голос.
В духовом оркестре высокий голос у кларнета или у корнета. Дядюшке Загрушке или дядюшке Алексину и в голову не придет приказывать мне сыграть на геликоне такой же высокий звук, как они на своих инструментах.
У всякого инструмента свои возможности. И не только у инструмента. Если Яно Матейка не может перекувырнуться, это еще не значит, что он ни на что не годен. Нет никого в классе старательнее Лацо Гельдта, а у него двойка в году. Разве это не странно?
Я мог бы еще продолжать, но это ни к чему. Упомяну еще только о том, как мы играли на празднике дожинок.
Мы прошли, играя марш, через весь городок, а за нами валила толпа. Потом мы остановились на площади и еще целый час играли.
— Кто это, что за музыканты — спрашивали все друг друга.
— Грушковецкие,— сказал какой-то человек.— Я гляжу на их геликон.
— Геликон? У них два геликона. Нынче не во всякой деревне такое найдется.
— Знаю, знаю. Да ведь я на их геликониста гляжу. Удивительно, как он такую громадную трубу тащит?
— Тащит, как не тащить! Удивительно, как у него дыхания хватает играть?
Я оглядываюсь и вижу отца в толпе, а рядом с ним новехонький велосипед.
— Папка, чей это велосипед? — спрашиваю я.
— Твой,— смеется отец.— Разве я тебе не говорил, что когда-нибудь его куплю?
— Ребята, внимание! — командует дядюшка Загрушка, и мне приходится отвернуться от отца.
— Грянем, что ли? — спрашивают музыканты.
— Грянем!
— Что грянем? «Злату Прагу» или «Победу»?
— Сыграем «Возле Орешан...».
Дядюшка Загрушка косится, поднимает руку, и мы начинаем играть.
Стоящие вокруг нас запевают:
Возле Орешан гладкая дорожка, как ладошка...
Дядюшка Загрушка прикладывает к губам мундштук и присоединяется к тем, кто играет мелодию...
??
??
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19