Но если бы генерал Гнилицкий желал бы предотвратить народные бунты, то не было бы никаких беспорядков.
Мой министр Мадвафа Бакалоз, вскоре после приезда в ханство генерала Гнилицкого, доложил мне, что генерал желает получить выгоду от своего пребывания в г. Хиве, куда он прибыл для усмирения бунтовщиков. Так как я считал генерала Гнилицкого представителем Туркестанского генерал-губернатора, то я сказал, что все его желания готов удовлетворить с удовольствием.
Все произведенные мною выдачи генералу Гнилии-кому происходили в те моменты, когда в ханстве возникали беспорядки. Они записаны у меня без обозначения точного времени этих выдач. Я продиктую вам их в том виде, как это отмечено в моих записях.
Выдано генералу Гнилицкому в начале года через
министра Бакалова 5000 рублей.
Еще раз через него же 5000 рублей.
После возвращения генерала из Ташкента через
начальника диван-хане 5000 рублей.
Потом лично я дал ему через десять дней 50000 рублей.
Вследствие доклада Бакалова о желании генерала получить от меня лошадь, я приказал показать ему всех моих лошадей. Он взял себе двух лошадей, 1000 рублей.
Для себя и жены он взял у меня две шубы и бриллиантовые серьги 8000 рублей.
Потом мой министр сказал, что генерал не удовлетворяется мелкими суммами и желает получить больше сразу. Я вручил ему 20000 рублей. Затем он вновь через брата Бакалова Абдурахманбая напомнил мне о желании иметь выгоду от своего пребывания в Хиве и получил 30000 рублей».
Генерал перестал читать длинный список, спокойно посмотрел на часы.
— Уже девять!—Он неприятно поморщился.—Поздно, уже поздно...
— Почему поздно, Владимир Павлович?—недоумевая, спросил Волков. Генерал встал с кресла.
— Скоро узнаешь... Если бы я имел это показание час назад, я бы сумел одного болвана заменить другим.
Он не договорил, аккуратно сложив бумагу, спрятал ее в карман.
— Ты не возражаешь, Арсений Ефимович?
— У меня есть копия...
Генерал засмеялся, похлопал Волкова по плечу.
— Предусмотрительный! Эх, станишник, брал я, не отказываюсь, но не все же себе.
Он расстегнул пуговицу мундира, достал из внутреннего кармана бумажник.
— Вот, смотри, квитанции почтово-телеграфной конторы. Читай: «Туркестанскому генерал-губернатору Мартсону десять тысяч рублей». «Военному губернатору Сыр-Дарьинской области генералу Галкину пять тысяч рублей». И еще есть... Вот прочитай-ка справку твоего директора банка.
«Восемнадцатого августа от хана хивинского переведено г-же Сухомиловой сорок тысяч рублей».
— Это за то, что военный министр приказал отпустить хану винтовки и орудия для вооружения нукеров и походов на мирные туркменские племена...
Генерал выпрямился, оправил мундир.
— Его высочество в обиде — много беру, но я не один, черт возьми! Но смотри, станишник, — генерал погрозил ему пальцем,— не болтать! Между собою мы как-нибудь сладим и с ханом помиримся...
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
После аудиенции у генерала Волков повез Клинге-ля к себе. Он попросил Татьяну Андреевну подать ужин в кабинет, собираясь наедине с директором банка ознакомиться с перехваченной статьей Григория.
Сильный стук в ворота прервал чтение статьи. Перепуганный сторож прибежал к хозяину и сказал, что вооруженные люди требуют пропустить их во двор.
Встревоженный Волков схватил револьвер и побежал к воротам.
Это был переводчик генерала с двумя сопровождающими его казаками. Он передал Волкову записку от Гнилицкого и тотчас же уехал.
Волков вернулся в кабинет и торопливо развернул записку, молча показал ее Клингелю. Генерал писал:
«Арсений Ефимович! Сегодня в девять часов вечера неизвестными злоумышленниками в г. Хиве убит великий визирь. Мой отряд сейчас форсированным маршем уходит в г. Хиву для предотвращения могущих возникнуть беспорядков. Прошу вас вместе с директором банка, как представителей русской колонии, немед-ленно выехать в Хиву для выражения соболезнования хану...»
Волков дважды прочитал записку, досадливое восклицание генерала стало ему понятно: он знал о предстоящем убийстве великого визиря!
— Конец всяким реформам теперь,— сказал Волков, бросая на стол записку.— Не столько дела, сколько разговора с ними было. За все годы только одно медресе и выстроили...
— Но ведь ты тоже был горячим сторонником реформ,— возразил Клингель.— Ты писал в газеты, жаловался, что хан их не проводит. И меня ты чуть не сделал сторонником их. Из-за тебя я получил большую неприятность из Петербурга.
Волков захохотал:
— Надо было, я и писал!.. Постой-ка, у нас дела поважней есть. Я попрошу Татьяну Андреевну распорядиться приготовить мне чемоданчик, а пока до отъезда займемся статьей.
Татьяна Андреевна с помощью горничной быстро собрала вещи мужа и пошла предупредить его. Подходя к двери кабинета, она внезапно услышала громкий, оправдывающийся голос мужа:
— ...мне самому Кисляков рекомендовал, а я уж тебе. Ты меня не вини, Самуил Федорович. Григорий приехал-то ничего, уважительный, думал, хороший работник выйдет, а он вон Лазарева предостерег от ареста, статьи пишет. Генерал обещал по возвращению из Хивы увезти его в Петро-Александровск...
Клингель раздраженно бубнил о необходимости очистки города от вредного элемента. Татьяна Андреевна постучала в дверь и передала мужу чемоданчик. Они тотчас же стали готовиться к отъезду. Едва казанский тарантас выкатился из ворот, как Татьяна Андреевна распорядилась конюху сейчас же подать экипаж и не мешкая поехала на квартиру Григория.
Григория дома не было. Татьяна Андреевна велела кучеру подъехать к квартире директора банка и прошла в комнату Елены. Молодая девушка поспешно встала навстречу жене Волкова. Та коротко рассказала ей о разговоре, который она нечаянно слышала у дверей кабинета мужа и просила помочь в розысках Григория. Елена изменилась в лице. Она поспешно оделась и вслед за Татьяной Андреевной вышла во двор. По ее предположению Григорий в этот день должен был быть на уроке турецкого языка. Она назвала кучеру ту часть города, в которой жил учитель, и села в экипаж рядом с женой Волкова.
Охваченные сильнейшей тревогой за судьбу Григория, обе женщины дорогой почти не разговаривали. Елена просила Татьяну Андреевну повторить ей содержание разговора между Волковым и Клингелем. Но та предупредила, что кучер знает по-русски и предан своему хозяину.
Молодая девушка, закрыв глаза, откинулась на спинку экипажа. Только теперь, в минуты опасности, угрожавшей Григорию, она с болезненной ясностью ощутила, насколько дорог он стал ей за последнее время. То покровительственное и чуть презрительное чувство, которое она испытывала к нему в дни их первого знакомства, давно прошло.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82