— Ах, я совсем забыла, наша Елена Викторовна такая социалистка. Теперь мне от нее достанется!
Елена неприязненно глядела на хозяйку:
— Простая справедливость должна бы удержать вас от презрения к крестьянам. Их запах не чувствует* ся в звонкой монете, которую собирает с них банк.
Клингель поддержал Елену. Ему нравился независимый характер этой белокурой девушки, он слегка ухаживал за ней и не обижался на ее отпор.
— Никогда не осуждай крестьян за их некультурность,— наставительно сказал он жене:—Народ не виноват в этом. Некультурность — результат многолетнего застоя жизни ханства. Капиталы нашего банка скоро окажут огромное прогрессирующее влияние на хивинский оазис. Правильный коммерческий кредит вытеснит ростовщика из деревни. Наш банк соблюдает международную коммерческую этику, и мы против вся--кого грубого обмана и надувательства в коммерции.
Григорий в тот же вечер перебрался в комнату, отведенную ему во дворе банка.
Он едва успел разложить свои вещи, как в окно комнаты кто-то постучал.
Григорий, накинув пальто, вышел.
У крыльца стоял высокий шарабан Мешковых, в нем сидели Андрей и Ната, одетые в длинные, желтые, одинакового покроя, дорожные пальто. Андрей с тру-
дом сдерживал крупного вороного жеребца, впряженного в шарабан.
— Гриша, а мы заезжали к Волковым. Его жена сказала, что ты перешел в банк. Это правда?— спросил Андрей.
Григорий подтвердил.
— Вот устраиваюсь на новый квартире...
— Почему же ты не посоветовался со мной?— огор-ченно воскликнул Андрей.— Я тебя устроил бы рабо-тать на нашем заводе.
— Но мне хотелось служить в банке. Ната прервала сетования брата.
— Тебе об этом надо было думать раньше, Гриша, мы за вами. Едем кататься, а потом к нам чай пить. У нас ни папы, ни мамы, они уехали в Петро-Александ-ровск. Дома хозяйничаем я и Андрюша. Садитесь, как-нибудь поместимся...
Она подвинулась, освобождая место рядом с собой.
Жеребеп быстро вывез шарабан за ворота и понесся крупной рысью. Ночь была холодной и звездной. Желтая полоска луны низко висела над горизонтом.
Андрей молча правил лошадью. Он торопился выбраться из лабиринта узких и грязных городских улиц.
Ната сидела, тесно прижавшись к Григорию. Теплота ее тела, тонкий запах духов и пудры опьяняли его. Григорий протянул руку и коснулся колена девушки, и в тот же миг рука Наты крепко сжала его тонкие пальцы...
Они выехали за город. Андрей ударил вожжами по крупу коня, и шарабан понесся к мосту, перекинутому через канал. Узкий без перил мост, кое-как сколоченный из сучковатых бревен, был крыт хворостом и засыпан сверху толстым слоем земли. Под ударами копыт недоверчиво храпящего коня мост дрожал, трещал, земля с шумом сыпалась в воду.
Андрей напряженно следил за рысаком, ни на минуту не ослабляя туго натянутых вожжей. Высокий шарабан угрожающе качался из стороны в сторону.
Григорий не замечал опасного пути, он был увлечен разговором с Натой. Указывая на темневшие у берега каюки, Ната говорила вполголоса:
— Вы когда-нибудь ездили на каюке, Гриша? Вам, может быть, покажется смешным, что я, институтка,
очень люблю каюк. У меня с ним связаны такие хорошие воспоминания. Однажды мы с мамой и Иваном Ивановичем Сыщеровым ездили в Петро-Александ-ровск. Мы настелили на дно каюка много ковров, одеял, набросали подушек, очень уютно устроились. Ночь была ароматная, лунная, теплая. Мама скоро уснула, а я и Сыщеров не спали до утра... Иван Иванович так хо-рошо умеет рассказывать...
Теплая, мягкая рука Наты лежала в руке Григория. Он обнял девушку за талию. Глаза Наты сверкнули от удовольствия. Это несмелое ухаживание так напоминало ей годы ученья в институте.
Андрей осторожно съехал с моста и остановил рысака на дороге.
— Уф, черт возьми...— устало вздохнул он, вытирая платком потный лоб.— Каждый раз еду по этому проклятому мосту и думаю: наш рысак с норовом, вдруг сбесится, понесет, а я не сдержу... Слетим тогда в канал — костей не соберут.
Григорий оглянулся на ненадежный мост.
— Зачем ты подвергаешь опасности жизнь своей сестры, свою собственную?— с удивлением спросил он.— Можно кататься и по правому берегу.
— Там дорога избита арбами, а здесь почва песчаная, грязи меньше. Вот увидишь, как мы сейчас полетим.
— Чудак ты, Андрей,— усмехнулся Григорий.-— Обратно опять опасность?
Андрей мотнул головой.
— Не напоминай,— досадливо сказал он.—Я рысака так гоню, что на обратном пути он еле переступает ногами...
Андрей неожиданно хлестнул лошадь. Смирно стоявший рысак вздрогнул и широкой рысью помчался по дороге.
Мимо шарабана со все увеличивающейся скоростью проносились шеренги обнаженных белых тополей. Медленно проплывали поля, объятые зимним сном. Редкие курганчи дехкан были наглухо закрыты огромными воротами. За ним басисто лаяли свирепые псы, встревоженные стуком колес. Поля сменились песчаной равниной. Рысак утомился, тяжело дышал, часто Фыркал ноздрями.
Андрей ослабил вожжи, пустил рысака шагом.
— Ну, теперь можно и вздохнуть,— весело сказал он.— Возьми, Ната, вожжи, правь обратно в город.
Он с наслаждением расправил руки, растер затек-шие пальцы.
— Ты к нам давно не заходишь, Гриша,— ворчливо сказал Андрей.— Стыдно забывать старого товарища. Вы с хозяином, как псы, вцепились в арбакешей и не разжимали зубов, пока не одолели. Работа работой, но знакомых не забывай. А у меня опять неприятности. Помнишь, я тебе рассказывал о Лазареве...
Григорий рассеянно слушал ворчанье товарища, его внимание было поглощено девушкой, сидевшей рядом с ним. Она уверенной и сильной рукой правила конем. Григорий, не отрывая глаз, смотрел на профиль Наты, на ее слегка вздернутый нос, на мягкие очертания подбородка. Длинная прядь черных волос выбилась из-под ее теплой шапочки и разметалась по лицу.
Андрей сердито окликнул Григория:
— Ты не слушаешь меня, Гриша,— огорченно сказал он.— Я не знаю, о чем ты думаешь...
Григорий смутился.
— Прости, Андрей, но ночь так хороша, прогулка-наслаждение. У вас чудесный рысак.
Андрей забыл про огорчение...
— Правда? Я, знаешь, очень люблю его, но с ним надо уметь ладить... Я тебе рассказывал о Лазареве, твоем знакомом. Он за последнее время очень беспокоит меня. Я прямо в отчаянии, не знаю, что мне делать...
Григорий с удивлением взглянул на товарища. Чем мог беспокоить его такой безусловно честный человек, как Лазарев?
— Андрей, по-моему, ты ошибаешься, думая плохо о Лазареве,— серьезно сказал Григорий.
Ната сдержала коня.
— Брат по натуре очень подозрителен,— пояснила она Григорию.— Это ему не раз и Иван Иванович говорил. Андрей у нас в дедушку пошел, тот такой нервный, тоже, недоверчивый... Лазарев ничего не сделал такого, чтобы его бояться, а он перестал спать, ходит с револьвером в кармане.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82