Татьяна Андреевна мягко сказала:
— Я не без цели просила вас дойти до амбулатории. Я хотела, чтобы вы знали все стороны жизни ханства, заинтересовались бы здоровьем народа. Статью вашу я читала и радовалась. Как ни задавлена у нас общественная жизнь, но статья заставит задуматься тех, кто еще не потерял совести. Мне кажется, она не пройдет незамеченной.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Статью, напечатанную в либеральной московской газете, написал Григорий. Помещать статью, изобличавшую секреты колониальной торговли, было против правил издателя. Но эта корреспонденция из далекого смутного хивинского ханства звучала таким искренним негодованием, а факты были так возмутительны, что редактор напечатал ее. Осторожный редакторский карандаш смягчил общий тон статьи, тщательно, заменил звездочками фамилии коммерсантов и названия фирм.
Статью перепечатали ташкентские газеты. Даже официальная газета генерал-губернатора «Туркестанские ведомости» откликнулась на нее. Генерал-губернатор был рад случаю доставить неприятность коммерсантам, которых так не любила военная и дворянская администрация края, но требования которых она была вынуждена выполнять.
Официальная газета широко комментировала разоблачительную статью. Она пополнила ее яркими фактами грубого мошенничества, беззастенчивого обиратель-ства коммерсантами туземного населения, она обвинила коммерсантов в подрыве престижа русского имени, в использовании администрации края для своих меркантильных целей. Это было местью за карикатуры, за разоблачительные статьи Логофета, обвинявшего военную администрацию края в насилиях, во взятках, в превышении власти.
Вопреки мнению Волкова, статья Григория вызвала много разговоров в ханстве. С самого основания русской торговли в Хиве еще никто не осмеливался так открыто нападать на могущественных хозяев. Звездочки, которыми осторожный редактор прикрыл фамилии коммерсантов, были тотчас же раскрыты. В колонии пробудился широкий интерес к делам промышленников. Закулисные стороны их работы горячо обсуждались всюду: в конторах, в квартирах, на базарах, в пивных, в клубе.
Рассказывали о крупном мошенничестве коммерсантов и хана с выпуском серебряной теньги. Она ходила по курсу в 20 копеек, но имела серебра только на одиннадцать. Имперское министерство финансов запретило хану чеканить теньгу и объявило о монетном объединении с империей. Казначейство приступило к скупке теньги у населения. Коммерсанты быстро договорились с ханом. Хан стал секретно чеканить монету из серебра, которое в большом количестве начали завозить коммерсанты. Он поддерживал на нее высокий курс, а коммерсанты тут же сдавали ее в казначейство. Говорили, что одно только Товарищество Ярославской большой мануфактуры за год нажило на чеканке тень» ги четверть миллиона рублей.
Рассказывали о тайной борьбе коммерсантов против реформы ханства. Шепотом передавали, что Клингель за последнее время стал самым сильным противником реформы.
Горячее обсуждение работы коммерсантов ширилось. С опасением говорили, что волнения среди дехкан увеличиваются из года в год. Виновниками этих волнений считали дельцов, беззастенчиво обиравших насе» ление.
Среди мелких служащих пробудился заглохший интерес к потребительскому обществу. Всей колонии было известно, что один из учредителей — казначей Кисля-ков — вложил собранный паевой капитал в какое-то коммерческое предприятие.
Рыжий родственник Волкова при первом же известии о неприятной статье, сломя голову примчался в Новый Ургенч. Мелкий, случайно разбогатевший коммерсант, он никогда не мог простить Волкову его богатства. У него самого не хватало ни ловкости, не смелости Волкова.
В первый же день приезда рыжий коммерсант засел в буфете клуба. Он угощал всех посетителей клуба водкой, всем вслух читал статью голосом, хриплым от перепоя и гнусавым от хронического насморка. Он громогласно заменял звездочку фамилией Волкова и предсказывал его близкий арест.
Собутыльники его, давно небритый старый алкоголик бухгалтер и пропившиеся неудачники, возражали. Они утверждали, что статью написал сам Волков, только он был связан с газетами.
Но рыжий коммерсант пренебрежительно махал рукой на их возражения.
— Ему эта статья как кобелю горчица под хвост,— кричал он.— Раньше он с хана статьями деньги зарабатывал, а теперь кто-то с него хочет заработать. Любишь чужую бороду драть, люби и свою подставлять. Волкову с большим трудом удалось выпроводить своего скандального родственника из Нового Ур генча. Для этого ему пришлось посылать свой экипаж в Гур-лен за его женой, использовать влияние Татьяны Андреевны.
Шум, наделанный корреспонденцией, привел Волкова в бессильное бешенство. Он всеми способами пытался узнать автора статьи. Начальник почтово-телеграф-ной конторы разводил руками: в адрес газет не приходило ни одного письма. Никто не мог по строгому выдержанному стилю, по сообщаемым фактам определить автора статьи. Кисляков называл корреспондента крупной фигурой, признавал его высоко интеллигентным и, несомненно, партийным человеком.
Подозрения Волкова упали на одного из солидных банковских служащих. Этот работник, со строгими холодными глазами за золотыми очками, недавно приехал
в ханство. Он заведовал операциями по счетам, и Волкову ежедневно приходилось встречаться с ним. Интеллигентный, вежливый банковский работник холодно относился к шуткам пронырливого коммерсанта. Он со своей женой жил замкнуто и приглашение Волкова на обед отклонял мягко, но решительно. Волков затаил неприязнь к нему и после появления статьи потребовал от Клингеля увольнения служащего.
— Это он опорочил меня на всю Россию,— говорил Волков.— Они — евреи и не на такие дела способны; по паспорту часовой мастер, а служит в банке... Ну, ну, ты не обижайся, Самуил Федорович. Какой же ты еврей, ты ж крестился, лютеранин теперь.
— Я не обижаюсь, я сам не люблю его, он сионист и презирает меня за перемену религии. Но ты пойми, за что я его уважаю,— он же хороший работник. Правление может прислать запрос, а я что отвечу?
— Напиши: «Волков потребовал». А я с ним работать не буду, как хочешь...
Клингель долго противился требованию Волкова, но не выдержал его напора, и служащий был уволен.
Елена поздно вечером зашла к Григорию и позвала его к Лазаревым.
Едва они вышли со двора, как Елена схватила Григория за обе руки и сильновстряхнулзих
— Гриша, многое вам простится за прекрасную статью.
Григорий с большим удовольствием слушал Елену. Он хотел слышать ее мнение о корреспонденции и с нетерпением ждал этого разговора. Похвала Елены поднимала его в собственных глазах. Его не охладило предостережение девушки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82