По дороге приводит себя в порядок. Осы искусали ему спину, под мышками, но у всех на виду только его пунцовое от злости лицо. Перед домом он вытирает о лохматого Гарино загвазданные полуботинки и становится на скребок, чтоб сбить грязь с подошв. Грязный старый пес немедля поднимает ногу и потихоньку мочится на Битмана.
На кровати на коленях молится Терезия Гунишова, чтобы не сойти с ума. За минуту до этого она еще прыгала, как девочка, и в такт напевала старинную песню-попросуху:
Я мальчонка-пастушоку овцы бродят по лужку, по деревне я хожу,
торбочка моя висит, пес на торбочку ворчит, киньте хлебушка туда, чтоб была она полна.
А как не заладились у нее прыжки, она опамятовалась и давай молиться — отчаяние, боль и невообразимый ералаш в голове при знакомых, дорогих сердцу словах молитвы вдруг исчезли, улеглись, утихли; Терезия Гунишова в покорной самоотреченности черпает покой. Не станет она противиться воле божьей. Может, это всего лишь испытание...
Она улыбается, закрытыми глазами видит своего жестяного бога: она ведь изо дня в день носила ему воду для цветов, крест был сразу же за ложбиной...
Феро Такач приносит маленькому Битману тысячу дробинок, но Йожко жалко кроны.
— Хочешь на куртку? — Он прикладывает к техасам Димкову пуговицу.
— Мне пять надо.— Феро разглядывает красивую пуговицу.
— Настоящее серебро,— торгуется Йожко.— За тыщу дробей. Но только четыре.
— Тогда пятую куплю.— Феро соблазняется.
— Нету ее у меня, одна в саду потерялась,— вспоминает Йожко о долгих Димковых поисках.— Если найду, отдам.
— Тогда сперва заплати мне, а потом я их куплю.
— Ну-ну-ну! Дай-ка сюда.— Йожко взвешивает коробку.— Принесу тебе все пять, знаю, где еще одна.
— Ладно. Иоланка дома? — Феро вытягивает шею.
— Замуж выходит,— охлаждает его Йожко.
— Ну привет,— говорит Феро.— Принеси хотя бы пуговицы.
Похороны не удаются. Все выпачкались в грязи, простужены, весь обряд кашляют. К лежащему в гробу Димко протискивается Битман-младший с букетом в руке. Он отрывает последнюю пуговицу, и ветер треплет красную полу безрукавки. Гроб быстро заколачивают и относят к неглубокой могиле. Когда хор Лоло затягивает прощальную, начинает хрипеть местное радио, объявляя о прививке собак против бешенства. На этом местные новости кончаются.
— Ну стоит ли благородно жить? — выкрикивает исстрадавшийся Лоло и уходит в усадьбу.
Яро после этих тягостных похорон остается на кладбище, отыскивает памятник со своим годом рождения, к которому уже давно подсадил ивовую ветку. Заросшую могилу никто не обихаживает, плачет над ней лишь молодая ива.
Яро смотрит на маленького Битмана, который несет Феро Такачу пуговицы Димко, и думает о том, что надо бы убить его, ведь только он, Яро, знает, какое это чудовище, но следом говорит себе: ладно, внуки вернут наши долги.
Уходит с кладбища и могильщик Правда, сетуя, что ненастье не наступило раньше. В холодную погоду покойник пролежит и неделю.
Ивета после похорон сразу в сильном жару слегла. Все деньги за дом, что остался под плотинным озером, она отдала сыну на опыты, а сама пошла в дом для престарелых. В институте не было тогда достаточных средств для ученого, а до великого открытия оставался один шаг. Когда деньги кончились, ученый сын в ужасе узнал, что это открытие уже полгода назад сделано в Софии и что смелую гипотезу его методикой подтвердить не удалось.
В бумагах Иветы нет отметки, что оплачивающая расходы семья не настаивает на сообщениях об ухудшившемся состоянии пенсионера или о его возможной кончине, и поэтому Битман с чистой совестью посылает сыну телеграмму.
Ученый прибывает автостопом, организует перевозку матери в больницу, но по пути заражает ее гриппом; мамочка на следующую ночь умирает.
— Зачем такой сын с его опекой? Она до полуночи не протянет,— хмуро говорит Битман вслед отъезжающей «скорой», в которой преданный сын обдает жертвенную мамочку гриппозным дыханием. Предсказание Битмана сбывается, ошибается он только во времени.
Напрасная смерть на почве любви, заключает Битман и набирает номер судьи Юшковичовой из краевого суда: ее старенькая мать нуждается в более систематичной заботе, чем та, какую ей может оказать заваленная обязанностями судья.
Иоланкины одноклассники под руководством брати- славского Патрика крадут с Димковой могилы цветы Цабадаёвой, из старого венка сооружают цветочную корзину, которую после вечернего просмотра намереваются вставить в окно Иоланкиной комнаты. Они и не подозревают, что Иоланка в эти минуты улыбается приятелю Битмана, каменщику, который в целях предсвадебного
контроля вделывает в наружную стену латунную решетку. У Игора Битмана нет уверенности, что Петер вдосталь насытился.
В приходе возвеселенный священник щедро потчует последних трех учеников реальной гимназии в Мишколь- це1 — выпускников восьмого класса в лето от рождества Христова 1916. Арци, Гейди и Йожка кончали во времена Франца Иосифа и каждые пять лет — за исключением военных — встречались вплоть до 1971 года. А с той поры выпускники встречаются каждый год, все более гордясь тем, что еще живут на свете. На этой выпускной гордости и зиждутся страстные молитвы Йожки за жизнь свою и смерть ближних.
Гейди, сам не свой от радости, просит святого отца позволить ему отслужить благодарственную мессу, чего не делал он тридцать лет, но от переизбытка чувств при подготовке службы в костеле умирает. Оставшиеся двое по этому поводу безбожно напиваются; Йожка, правда, знает свою меру, а вот Арцинко — море по колено. Йожка, исходя из этой меры, отговаривается боле нью печени и тем самым спасает свою жизнь. Отравившегося Арци отвозят на промывание, но лечение оказывается слишком сильным для его слабого тела. Тремя днями позже Йожка собирается на похороны. У него все болит, но в душе он ликует: выиграл самое трудное состязание.
В «Надежде» более или менее трезвый Феро Такач наталкивается на пьяного Поплугара Шани. Шани по воскресеньям любит поддать. Более трезвый Феро чувствует себя киногероем.
— Дай адресок, буду посылать тебе пенсию по инвалидности! — задирает Феро пошатывающегося цыгана.
— Скорей пойду служить за козла на конюшне,— хорохорится Шани, но чувствует: дело — труба.
— Иди на хутор бабочек ловить! — рявкает Феро, не долго думая разбивает одну о другую две кружки и осколочным кастетом пробивает живот Шани. Однако драматической музыки не слышит. Вокруг лишь тупая тишина. Шани прижимает окровавленные руки к голубой рубахе и стонет.
— Будешь теперь с моей Яной фурычить? — как бы оправдывается Феро, но кругом видит только полные ужаса глаза. Он выпускает осколки из рук и хочет помочь Шани.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
На кровати на коленях молится Терезия Гунишова, чтобы не сойти с ума. За минуту до этого она еще прыгала, как девочка, и в такт напевала старинную песню-попросуху:
Я мальчонка-пастушоку овцы бродят по лужку, по деревне я хожу,
торбочка моя висит, пес на торбочку ворчит, киньте хлебушка туда, чтоб была она полна.
А как не заладились у нее прыжки, она опамятовалась и давай молиться — отчаяние, боль и невообразимый ералаш в голове при знакомых, дорогих сердцу словах молитвы вдруг исчезли, улеглись, утихли; Терезия Гунишова в покорной самоотреченности черпает покой. Не станет она противиться воле божьей. Может, это всего лишь испытание...
Она улыбается, закрытыми глазами видит своего жестяного бога: она ведь изо дня в день носила ему воду для цветов, крест был сразу же за ложбиной...
Феро Такач приносит маленькому Битману тысячу дробинок, но Йожко жалко кроны.
— Хочешь на куртку? — Он прикладывает к техасам Димкову пуговицу.
— Мне пять надо.— Феро разглядывает красивую пуговицу.
— Настоящее серебро,— торгуется Йожко.— За тыщу дробей. Но только четыре.
— Тогда пятую куплю.— Феро соблазняется.
— Нету ее у меня, одна в саду потерялась,— вспоминает Йожко о долгих Димковых поисках.— Если найду, отдам.
— Тогда сперва заплати мне, а потом я их куплю.
— Ну-ну-ну! Дай-ка сюда.— Йожко взвешивает коробку.— Принесу тебе все пять, знаю, где еще одна.
— Ладно. Иоланка дома? — Феро вытягивает шею.
— Замуж выходит,— охлаждает его Йожко.
— Ну привет,— говорит Феро.— Принеси хотя бы пуговицы.
Похороны не удаются. Все выпачкались в грязи, простужены, весь обряд кашляют. К лежащему в гробу Димко протискивается Битман-младший с букетом в руке. Он отрывает последнюю пуговицу, и ветер треплет красную полу безрукавки. Гроб быстро заколачивают и относят к неглубокой могиле. Когда хор Лоло затягивает прощальную, начинает хрипеть местное радио, объявляя о прививке собак против бешенства. На этом местные новости кончаются.
— Ну стоит ли благородно жить? — выкрикивает исстрадавшийся Лоло и уходит в усадьбу.
Яро после этих тягостных похорон остается на кладбище, отыскивает памятник со своим годом рождения, к которому уже давно подсадил ивовую ветку. Заросшую могилу никто не обихаживает, плачет над ней лишь молодая ива.
Яро смотрит на маленького Битмана, который несет Феро Такачу пуговицы Димко, и думает о том, что надо бы убить его, ведь только он, Яро, знает, какое это чудовище, но следом говорит себе: ладно, внуки вернут наши долги.
Уходит с кладбища и могильщик Правда, сетуя, что ненастье не наступило раньше. В холодную погоду покойник пролежит и неделю.
Ивета после похорон сразу в сильном жару слегла. Все деньги за дом, что остался под плотинным озером, она отдала сыну на опыты, а сама пошла в дом для престарелых. В институте не было тогда достаточных средств для ученого, а до великого открытия оставался один шаг. Когда деньги кончились, ученый сын в ужасе узнал, что это открытие уже полгода назад сделано в Софии и что смелую гипотезу его методикой подтвердить не удалось.
В бумагах Иветы нет отметки, что оплачивающая расходы семья не настаивает на сообщениях об ухудшившемся состоянии пенсионера или о его возможной кончине, и поэтому Битман с чистой совестью посылает сыну телеграмму.
Ученый прибывает автостопом, организует перевозку матери в больницу, но по пути заражает ее гриппом; мамочка на следующую ночь умирает.
— Зачем такой сын с его опекой? Она до полуночи не протянет,— хмуро говорит Битман вслед отъезжающей «скорой», в которой преданный сын обдает жертвенную мамочку гриппозным дыханием. Предсказание Битмана сбывается, ошибается он только во времени.
Напрасная смерть на почве любви, заключает Битман и набирает номер судьи Юшковичовой из краевого суда: ее старенькая мать нуждается в более систематичной заботе, чем та, какую ей может оказать заваленная обязанностями судья.
Иоланкины одноклассники под руководством брати- славского Патрика крадут с Димковой могилы цветы Цабадаёвой, из старого венка сооружают цветочную корзину, которую после вечернего просмотра намереваются вставить в окно Иоланкиной комнаты. Они и не подозревают, что Иоланка в эти минуты улыбается приятелю Битмана, каменщику, который в целях предсвадебного
контроля вделывает в наружную стену латунную решетку. У Игора Битмана нет уверенности, что Петер вдосталь насытился.
В приходе возвеселенный священник щедро потчует последних трех учеников реальной гимназии в Мишколь- це1 — выпускников восьмого класса в лето от рождества Христова 1916. Арци, Гейди и Йожка кончали во времена Франца Иосифа и каждые пять лет — за исключением военных — встречались вплоть до 1971 года. А с той поры выпускники встречаются каждый год, все более гордясь тем, что еще живут на свете. На этой выпускной гордости и зиждутся страстные молитвы Йожки за жизнь свою и смерть ближних.
Гейди, сам не свой от радости, просит святого отца позволить ему отслужить благодарственную мессу, чего не делал он тридцать лет, но от переизбытка чувств при подготовке службы в костеле умирает. Оставшиеся двое по этому поводу безбожно напиваются; Йожка, правда, знает свою меру, а вот Арцинко — море по колено. Йожка, исходя из этой меры, отговаривается боле нью печени и тем самым спасает свою жизнь. Отравившегося Арци отвозят на промывание, но лечение оказывается слишком сильным для его слабого тела. Тремя днями позже Йожка собирается на похороны. У него все болит, но в душе он ликует: выиграл самое трудное состязание.
В «Надежде» более или менее трезвый Феро Такач наталкивается на пьяного Поплугара Шани. Шани по воскресеньям любит поддать. Более трезвый Феро чувствует себя киногероем.
— Дай адресок, буду посылать тебе пенсию по инвалидности! — задирает Феро пошатывающегося цыгана.
— Скорей пойду служить за козла на конюшне,— хорохорится Шани, но чувствует: дело — труба.
— Иди на хутор бабочек ловить! — рявкает Феро, не долго думая разбивает одну о другую две кружки и осколочным кастетом пробивает живот Шани. Однако драматической музыки не слышит. Вокруг лишь тупая тишина. Шани прижимает окровавленные руки к голубой рубахе и стонет.
— Будешь теперь с моей Яной фурычить? — как бы оправдывается Феро, но кругом видит только полные ужаса глаза. Он выпускает осколки из рук и хочет помочь Шани.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31