Сейчас Гуля там, уже спит, наверное. Господи, у этих
скорлупок еще и крыши из травы, я сначала не понял, принял их за
настоящие. Но вообще здесь очень славно, как ты думаешь?
- И к тому же очень мало народ - не сезон.
- Так это просто то, что нужно.
- Я хочу обсудить с Гулей продажу "Лани". Я куплю ее сам.
- Но мы не хотим ее продавать!
- Извини, но я так понял, что Гуля как раз очень хочет. Это ее яхта,
и она вольна делать с ней, что угодно. Поэтому как только все ремонтные
работы будут закончены, я хотел бы пройти через острова Общества и
Маркизы, дойти до побережья и подняться вдоль Южной Америки, потом Канал,
Юкатанский пролив - и домой.
Он попытался обернуть дело шуткой.
- Эй, эй! А меня ты уже не хочешь спросить, что я об этом думаю? Она
не продается, Мак-Ги. Нет. Ни за какие деньги.
- И я бы очень просил тебя исполнить одну мою просьбу. У меня на
руках открытый билет до Лодердейла. Можешь вписать туда свое имя. Самолет
надежнее. А мы уж с Гулей так и быть, рискнем. Думаю, я не хуже тебя
управлюсь с "Ланью".
- Слушай, всякая шутка имеет свои пределы. Ты слышишь? Я могу и
разозлиться на подобные заявления. Ты все-таки говоришь о моей жене.
- Ну, раз ты так чувствителен, придумай что-нибудь получше. Хотя я не
понимаю, почему твои всем известная праведность и честность пострадают от
нашего с Гулей путешествия, если все предыдущие твои выходки они перенесли
прямо-таки стоически.
- Я... я отказываюсь тебя понимать!
- Ладно, игры кончились. Можешь больше не кривляться. Я за это время
кое-что о тебе узнал. Я решил выяснить, что ты есть на самом деле, Говард.
- Что я есть? Ты с ума сошел?
- Кончай, Говард, тебе не идет. Цепь и так получилась слишком длинная
и мне не хотелось бы, чтобы она заканчивалась Гулей.
- Что ты мелешь, какая цепь?
- Заткнись. Я не собираюсь расписывать тебе все как, когда и почему.
Тем более, что "почему" гораздо яснее тебе, чем мне. Но теперь я знаю
несколько новых имен, тебе, несомненно, знакомых. Микер. Рик и Молли
Бриндль. Доктор Фред Харрон. Сьюзен Фархоузер. Джой Хэрис. Может быть, мой
список неполон и в него входят еще десятки имен, но это все не имеет ни
малейшего значения. Достаточно и одного. Фред Харрон. У Тома Коллайра
хранится пленка, на которой записано твое признание в этом убийстве,
Говард. Так что подумай: может быть тебе все-таки лучше будет взять мой
билет на самолет и дома поговорить со стариной Томом?
В продолжение всего моего монолога он смотрел в землю. Только
однажды, и то лишь на мгновенье, увидел я его тяжелый взгляд, но мне
хватило этой секунды, чтобы понять, кто он такой. Потому что я уже видел
этот взгляд. Мне тогда было двенадцать лет отроду. Дядя послал меня на
озеро принести воды. Было раннее утро. Тропа к озеру была натоптана, и я
шел совершенно беззвучно. С озера тянуло ветерком. Я вышел на берег и
прямо перед собой увидел медведицу. Она и двое ее медвежат пришли напиться
и встали на самом удобном месте, где мы всегда брали воду. Медведица была
огромная, черная и старая, она с негромким рычанием развернулась ко мне,
приподнилась на дыбки, заслонив собою, как мне показалось тогда, все небо.
Мы оба замерли одновременно. Она смотрела на меня в упор. Она стояла так
близко, что я чувствовал ее густой, удушливый запах. Я не смел дышать,
сердце колотилось где-то в пятках. Минт спустя она глухо заворчала,
отвернулась, опустилась на четвереньки и ушла, подгоняя медвежат впереди
себя.
Я никогда не смогу по-настоящему описать, как это было. Я никому не
сказал тогда об этой встрече, потому что боялся, что мне скажут: но ведь
это был всего лишь медведь. Конечно, она могла убить тебя, но ведь она -
всего лишь медведь. Но это было нечто большее, чем просто медведь. Это
было одно из исчадий тьмы. Это была сама ночь. Это было само зло. Целый
год после этой встречи я время от времени вздрагивал от пережитотго ужаса.
Сама тьма блеснула тогда во взгляде Говарда Бриндля. Но он сморгнул, и она
исчезла.
Возразить, потому что он вдруг поднял глаза, глядя куда-то мне за
спину и крикнул:
- Эй, радость моя!
Мне не следовало оборачиваться, но я сделал это почти непроизвольно.
И тут он мне врезал. Как или чем - я уже отметить не успел. Наступал час
сиесты. Прежде чем ударить, он, конечно, убедился, что из тех немногих,
кто оказался рядом, никто не смотрит в нашу сторону. Мир завертелся у меня
перед глазами и слился в одно безобразное бурое пятно, я еще почувствовал
холодный камень пола, вдруг вставший дыбом и пребольно ударивший меня по
скуле. Словно из другого мира или сквозь толщу воды доносились до меня
чьи-то вскрики и голоса. Меня тормошили, хлопали по щекам, потом подняли в
воздух. "Просто покажите мне, где его номер", - сказал спокойный голос у
меня над ухом. Слова отдавались звоном в гудящей моей голове, словно она
была телевизором, у которого не настроен звук. Кто-то нес меня на руках.
Ступени. Мое колено задело за дверной косяк - значит, вошли в номер.
- Просто солнечный удар, - сказал тот же голос. - Смотрите, он уже
приходит в себя. Пусть полежит спокойно, это будет для него сейчас самым
лучшим лекарством.
Я и в самом деле приходил в себя. Я уже мог пошевелить рукой и
приоткрыть один глаз. На меня накатывал, как прибой, сдержанный гул толпы
в дверях. Гул становился все глуше, вытесняемый в коридор, наконец совсем
стих, отгороженный запертой дверью. По эту сторону двери остались только
мы двое. Меня усаживают в постели, скрученная жгутом рубашка берется в
левую руку. Мимо моего лица проносится большой бронзовый кулак - мне
кажется, что мимо, но почему-то моя голова летит вслед за ним. Ба-бах! Это
салют из красных и оранжевых искр разлетается во все стороны у меня перед
глазами. Я балансирую на самом краешке мира - как я туда, спрашивается,
попал? Вдох, остановка, выдох. За меня снова берутся бронзовые большие
руки. В один миг на мне расстегнуты все пуговицы, кнопки и молнии.
Сандалии? Тоже долой! Внутри меня приплясывает и хихикает какой-то чертик,
бормочущий кокетливо: "Но сэр, что вы делаете, мы же едва знакомы!"
Пациент раздет, принесен на место и уложен на пол. Холодная плитка.
Значит, ванная. Рев воды в трубах. Кран открыт до отказа. Ванна
наполняется очень быстро.
Эти руки никак не хотят оставить меня в покое. Кажется, я знаю, что
они собираются делать. Поэтому глубокий и сосредоточенный вдох и медленный
выдох - до конца! - и новый вдох. Снова выдох, снова вдох - и холодная
вода смыкается над моей головой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71
скорлупок еще и крыши из травы, я сначала не понял, принял их за
настоящие. Но вообще здесь очень славно, как ты думаешь?
- И к тому же очень мало народ - не сезон.
- Так это просто то, что нужно.
- Я хочу обсудить с Гулей продажу "Лани". Я куплю ее сам.
- Но мы не хотим ее продавать!
- Извини, но я так понял, что Гуля как раз очень хочет. Это ее яхта,
и она вольна делать с ней, что угодно. Поэтому как только все ремонтные
работы будут закончены, я хотел бы пройти через острова Общества и
Маркизы, дойти до побережья и подняться вдоль Южной Америки, потом Канал,
Юкатанский пролив - и домой.
Он попытался обернуть дело шуткой.
- Эй, эй! А меня ты уже не хочешь спросить, что я об этом думаю? Она
не продается, Мак-Ги. Нет. Ни за какие деньги.
- И я бы очень просил тебя исполнить одну мою просьбу. У меня на
руках открытый билет до Лодердейла. Можешь вписать туда свое имя. Самолет
надежнее. А мы уж с Гулей так и быть, рискнем. Думаю, я не хуже тебя
управлюсь с "Ланью".
- Слушай, всякая шутка имеет свои пределы. Ты слышишь? Я могу и
разозлиться на подобные заявления. Ты все-таки говоришь о моей жене.
- Ну, раз ты так чувствителен, придумай что-нибудь получше. Хотя я не
понимаю, почему твои всем известная праведность и честность пострадают от
нашего с Гулей путешествия, если все предыдущие твои выходки они перенесли
прямо-таки стоически.
- Я... я отказываюсь тебя понимать!
- Ладно, игры кончились. Можешь больше не кривляться. Я за это время
кое-что о тебе узнал. Я решил выяснить, что ты есть на самом деле, Говард.
- Что я есть? Ты с ума сошел?
- Кончай, Говард, тебе не идет. Цепь и так получилась слишком длинная
и мне не хотелось бы, чтобы она заканчивалась Гулей.
- Что ты мелешь, какая цепь?
- Заткнись. Я не собираюсь расписывать тебе все как, когда и почему.
Тем более, что "почему" гораздо яснее тебе, чем мне. Но теперь я знаю
несколько новых имен, тебе, несомненно, знакомых. Микер. Рик и Молли
Бриндль. Доктор Фред Харрон. Сьюзен Фархоузер. Джой Хэрис. Может быть, мой
список неполон и в него входят еще десятки имен, но это все не имеет ни
малейшего значения. Достаточно и одного. Фред Харрон. У Тома Коллайра
хранится пленка, на которой записано твое признание в этом убийстве,
Говард. Так что подумай: может быть тебе все-таки лучше будет взять мой
билет на самолет и дома поговорить со стариной Томом?
В продолжение всего моего монолога он смотрел в землю. Только
однажды, и то лишь на мгновенье, увидел я его тяжелый взгляд, но мне
хватило этой секунды, чтобы понять, кто он такой. Потому что я уже видел
этот взгляд. Мне тогда было двенадцать лет отроду. Дядя послал меня на
озеро принести воды. Было раннее утро. Тропа к озеру была натоптана, и я
шел совершенно беззвучно. С озера тянуло ветерком. Я вышел на берег и
прямо перед собой увидел медведицу. Она и двое ее медвежат пришли напиться
и встали на самом удобном месте, где мы всегда брали воду. Медведица была
огромная, черная и старая, она с негромким рычанием развернулась ко мне,
приподнилась на дыбки, заслонив собою, как мне показалось тогда, все небо.
Мы оба замерли одновременно. Она смотрела на меня в упор. Она стояла так
близко, что я чувствовал ее густой, удушливый запах. Я не смел дышать,
сердце колотилось где-то в пятках. Минт спустя она глухо заворчала,
отвернулась, опустилась на четвереньки и ушла, подгоняя медвежат впереди
себя.
Я никогда не смогу по-настоящему описать, как это было. Я никому не
сказал тогда об этой встрече, потому что боялся, что мне скажут: но ведь
это был всего лишь медведь. Конечно, она могла убить тебя, но ведь она -
всего лишь медведь. Но это было нечто большее, чем просто медведь. Это
было одно из исчадий тьмы. Это была сама ночь. Это было само зло. Целый
год после этой встречи я время от времени вздрагивал от пережитотго ужаса.
Сама тьма блеснула тогда во взгляде Говарда Бриндля. Но он сморгнул, и она
исчезла.
Возразить, потому что он вдруг поднял глаза, глядя куда-то мне за
спину и крикнул:
- Эй, радость моя!
Мне не следовало оборачиваться, но я сделал это почти непроизвольно.
И тут он мне врезал. Как или чем - я уже отметить не успел. Наступал час
сиесты. Прежде чем ударить, он, конечно, убедился, что из тех немногих,
кто оказался рядом, никто не смотрит в нашу сторону. Мир завертелся у меня
перед глазами и слился в одно безобразное бурое пятно, я еще почувствовал
холодный камень пола, вдруг вставший дыбом и пребольно ударивший меня по
скуле. Словно из другого мира или сквозь толщу воды доносились до меня
чьи-то вскрики и голоса. Меня тормошили, хлопали по щекам, потом подняли в
воздух. "Просто покажите мне, где его номер", - сказал спокойный голос у
меня над ухом. Слова отдавались звоном в гудящей моей голове, словно она
была телевизором, у которого не настроен звук. Кто-то нес меня на руках.
Ступени. Мое колено задело за дверной косяк - значит, вошли в номер.
- Просто солнечный удар, - сказал тот же голос. - Смотрите, он уже
приходит в себя. Пусть полежит спокойно, это будет для него сейчас самым
лучшим лекарством.
Я и в самом деле приходил в себя. Я уже мог пошевелить рукой и
приоткрыть один глаз. На меня накатывал, как прибой, сдержанный гул толпы
в дверях. Гул становился все глуше, вытесняемый в коридор, наконец совсем
стих, отгороженный запертой дверью. По эту сторону двери остались только
мы двое. Меня усаживают в постели, скрученная жгутом рубашка берется в
левую руку. Мимо моего лица проносится большой бронзовый кулак - мне
кажется, что мимо, но почему-то моя голова летит вслед за ним. Ба-бах! Это
салют из красных и оранжевых искр разлетается во все стороны у меня перед
глазами. Я балансирую на самом краешке мира - как я туда, спрашивается,
попал? Вдох, остановка, выдох. За меня снова берутся бронзовые большие
руки. В один миг на мне расстегнуты все пуговицы, кнопки и молнии.
Сандалии? Тоже долой! Внутри меня приплясывает и хихикает какой-то чертик,
бормочущий кокетливо: "Но сэр, что вы делаете, мы же едва знакомы!"
Пациент раздет, принесен на место и уложен на пол. Холодная плитка.
Значит, ванная. Рев воды в трубах. Кран открыт до отказа. Ванна
наполняется очень быстро.
Эти руки никак не хотят оставить меня в покое. Кажется, я знаю, что
они собираются делать. Поэтому глубокий и сосредоточенный вдох и медленный
выдох - до конца! - и новый вдох. Снова выдох, снова вдох - и холодная
вода смыкается над моей головой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71