– Рашн воудка! – Она отпила маленький глоток и не удержалась, поморщилась, но сразу же заулыбалась. – Шапка! – продолжала веселиться девица. Она наклонилась к сумке, вытащила из нее шапку-ушанку из чернобурки, показала ее стюардессе, которая в ответ натянуто улыбнулась, и нахлобучила на голову своего брата. Тот хохотал и отбивался. – Я хочу купить матриёшка, – заявила девица, бросив шапку себе под ноги, и радостно рассмеялась, довольная своим русским.
Стюардесса глянула на англо-русский разговорник, раскрытый у нее на коленях. Эх, ей бы их заботы!..
– Через десять минут, – объяснила она по-английски, – мы начнем продавать сувениры. Так что будет вам матрешка…
ЧАСТЬ III
МОСКВА
Глава 1
РУССКАЯ МАМА
Сердце мое екнуло, когда в Шереметьеве я подала в специальное окошко паспорт. Я не знала, кем был изготовлен этот документик: специалистами в таинственных недрах английской спецслужбы или – как знать? – подпольными умельцами, подконтрольными органам безопасности, но дядя Уильям не подвел: паспорт был сработан на славу. В лице молодого пограничника ничто не дрогнуло. Лениво просмотрев паспорт, он с любопытством окинул меня, но его взгляд выражал чисто мужской, а вовсе не служебный интерес к моей персоне.
Таксист, заломивший такую безбожную цену, что я чуть не начала торговаться по-русски, отвез нас в гостиницу «Космос», в которой Джонатан, по моему совету, зарезервировал нам номера. Я ее выбрала скорее интуитивно, путем отсева. Совершенно не зная московских гостиниц – мне-то ни к чему, я жила у себя дома, – я все же припомнила, что у «Интуриста» постоянно крутятся проститутки и их сутенеры; что в «России» много кавказцев и все время происходят сомнительные разборки; что в «Украине», где мы как-то сидели на банкете с Игорем, ресторан был забит нуворишами, то бишь «новыми русскими». Перебрав все это, я решила, что про «Космос», по крайней мере, мне ничего подобного не известно.
Оказалось, что и эта гостиница носит отпечаток времени: то же мельтешение лиц и странных, озабоченных типов, меньше всего похожих на мирных иностранных обитателей отеля, – эти люди все больше крутились около холла, ресторана и каких-то других дверей, ведущих неизвестно куда, рядом с которыми как бы невзначай прогуливались крепкие парни с зоркими глазами.
Впрочем, нам было все равно.
Мы с Джонатаном поднялись в свои номера. Не знаю, каковы сейчас правила и могли ли нас, «брата с сестрой», поселить в один номер, но Джонатан, не спросив меня, заказал два отдельных.
Я распаковала два огромных роскошных чемодана, развесила свои платья и костюмы, любуясь – все это, по настоянию Джонатана и его дяди, я выбрала сама в магазинах, а Джонатан только подсказал мне хорошие марки и оплатил мои покупки. Таких красивых вещей, хоть Игорь никогда ничего не жалел для меня, у меня все же никогда не было. А женщине это, что ни говори, всегда приятно…
Вот тут и напала на меня истерика. Упав на кровать посреди кучи потрясающего белья, сиявшего атласом и кружевами, я рыдала, и тушь текла по щекам черными ручьями. Я приехала домой, как чужая! Я приехала на родину, где не могу говорить на своем языке! Я живу в гостинице, тогда как у меня есть дом, даже целых два, и ни в один я не могу прийти, как все нормальные люди приходят к себе домой! Почему я не могу повидаться со своей собственной мамой? За что?!! Почему именно я?!!
Стук в дверь застал меня врасплох. Узнав голос Джонатана, я поплелась открывать. Окинув взглядом мои щеки в черных потеках, мой покрасневший сопливый нос и распухшие губы, он лишь покачал головой.
– Могу попозже зайти, если хочешь.
Какая деликатность, черт побери! Он предполагает, что я предпочитаю побыть в одиночестве, чтобы еще подольше пострадать и помучиться, и не хочет мешать осуществлению моего демократического права сходить с ума от тоски!
– Я когда-нибудь сдохну от твоей британской вежливости! – заорала я. – Когда человеку плохо, ему надо помогать, а не спрашивать, не хочет ли он, чтобы ему было еще хуже! Какого хрена ты меня все время спрашиваешь, чего я хочу или не хочу? Какого черта ты все время заставляешь меня принимать решения, мне непосильные, вместо того чтобы взять, как полагается мужику, подобные вещи на свои плечи! Ну, что ты на меня уставился? Истерики не видел?
– А у тебя истерика? – спокойно осведомился Джонатан, отодвинув меня плечом и проходя в комнату. – Не видел, – сообщил он, расположившись на стуле. – Не довелось.
– Ну и иди к чертовой матери, не смотри. Побереги свои нервы. Не возмущай свое британское спокойствие!
– Раздевайся.
Я подумала: ослышалась.
– Что?.. – стихла я.
– Раздевайся.
– Зачем это? – насупилась я. Слезы мгновенно высохли на моих щеках.
– Я тебе сделаю массаж. Это улучшит твое физическое и моральное состояние.
– Да, но я…
– Раздевайся.
Мне не хотелось показать ему, что я так быстро сменила гнев на милость и вообще что массаж, да еще руками Джонатана, мне был бы очень кстати. Я демонстративно достала свою косметичку и стала вытирать потеки туши. Когда я обернулась, Джонатана не было в комнате. Пока я пыталась сообразить, куда он мог подеваться, Джонатан вышел из ванной, вытирая руки, и, аккуратно подворачивая рукава рубашки, спросил удивленно:
– Ты еще не готова?
Он подошел ко мне, ловко выпростал меня из черного длинного пиджака, расстегнул мои черные джинсы и спустил их до полу.
– Ну, давай, шагни.
Я выбралась из штанин. Ему осталось только избавить меня от шелковой кремовой рубашки, что он и сделал с молниеносной быстротой.
– Ложись на живот, – деловито распорядился он. – Нет, постой!
Он протянул ко мне руки. Я подумала было, что он хочет обнять меня. Но я ошиблась. Он просто завел руки мне за спину, расстегнул застежку лифчика, снял бретельки с плеч и отошел.
– Теперь ложись.
Я растянулась на широкой кровати, чувствуя, что мышцы мои одеревенели от напряжения. Джонатан встал надо мной на колени так, что мои бедра приходились между его колен, и положил горячие руки мне на плечи, помедлил и, осторожно, но крепко прихватив в щепоть мою кожу, стал ее переминать и перекатывать в руках.
Первое же его прикосновение меня обожгло. Такой резвости от своего тела я не ожидала и была просто ошарашена тем бешеным водоворотом, который закрутился внизу моего живота, расплескивая кипящие волны желания. Я застонала.
– Больно? – наклонился ко мне Джонатан.
– Н-нет… То есть да… Немного, – соврала я.
Он слегка ослабил хватку, и теперь его пальцы нежно вытанцовывали точечные па вдоль моего позвоночника. Наверное, это был китайский массаж. Точки, словно клавиши, отзывались неслышным звуком, каждая своей нотой, своим голосом; некоторые перекликались с другими, будто в а капелла вступали в хор все новые и новые голоса, не сливаясь в один, но порождая невероятно гармоничный ансамбль… Тело мое жило какой-то своей, неведомой и неподвластной мне жизнью, оно говорило с Джонатаном, оно ему подчинялось, как дирижеру, оно к нему рвалось, как преданный раб к повелителю…
Острое и неуемное желание, охватившее меня поначалу, утихло, превратилось в томное наслаждение, сладостную негу, которая, тепло растекаясь по телу, расслабляла и кружила голову хмелем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111
Стюардесса глянула на англо-русский разговорник, раскрытый у нее на коленях. Эх, ей бы их заботы!..
– Через десять минут, – объяснила она по-английски, – мы начнем продавать сувениры. Так что будет вам матрешка…
ЧАСТЬ III
МОСКВА
Глава 1
РУССКАЯ МАМА
Сердце мое екнуло, когда в Шереметьеве я подала в специальное окошко паспорт. Я не знала, кем был изготовлен этот документик: специалистами в таинственных недрах английской спецслужбы или – как знать? – подпольными умельцами, подконтрольными органам безопасности, но дядя Уильям не подвел: паспорт был сработан на славу. В лице молодого пограничника ничто не дрогнуло. Лениво просмотрев паспорт, он с любопытством окинул меня, но его взгляд выражал чисто мужской, а вовсе не служебный интерес к моей персоне.
Таксист, заломивший такую безбожную цену, что я чуть не начала торговаться по-русски, отвез нас в гостиницу «Космос», в которой Джонатан, по моему совету, зарезервировал нам номера. Я ее выбрала скорее интуитивно, путем отсева. Совершенно не зная московских гостиниц – мне-то ни к чему, я жила у себя дома, – я все же припомнила, что у «Интуриста» постоянно крутятся проститутки и их сутенеры; что в «России» много кавказцев и все время происходят сомнительные разборки; что в «Украине», где мы как-то сидели на банкете с Игорем, ресторан был забит нуворишами, то бишь «новыми русскими». Перебрав все это, я решила, что про «Космос», по крайней мере, мне ничего подобного не известно.
Оказалось, что и эта гостиница носит отпечаток времени: то же мельтешение лиц и странных, озабоченных типов, меньше всего похожих на мирных иностранных обитателей отеля, – эти люди все больше крутились около холла, ресторана и каких-то других дверей, ведущих неизвестно куда, рядом с которыми как бы невзначай прогуливались крепкие парни с зоркими глазами.
Впрочем, нам было все равно.
Мы с Джонатаном поднялись в свои номера. Не знаю, каковы сейчас правила и могли ли нас, «брата с сестрой», поселить в один номер, но Джонатан, не спросив меня, заказал два отдельных.
Я распаковала два огромных роскошных чемодана, развесила свои платья и костюмы, любуясь – все это, по настоянию Джонатана и его дяди, я выбрала сама в магазинах, а Джонатан только подсказал мне хорошие марки и оплатил мои покупки. Таких красивых вещей, хоть Игорь никогда ничего не жалел для меня, у меня все же никогда не было. А женщине это, что ни говори, всегда приятно…
Вот тут и напала на меня истерика. Упав на кровать посреди кучи потрясающего белья, сиявшего атласом и кружевами, я рыдала, и тушь текла по щекам черными ручьями. Я приехала домой, как чужая! Я приехала на родину, где не могу говорить на своем языке! Я живу в гостинице, тогда как у меня есть дом, даже целых два, и ни в один я не могу прийти, как все нормальные люди приходят к себе домой! Почему я не могу повидаться со своей собственной мамой? За что?!! Почему именно я?!!
Стук в дверь застал меня врасплох. Узнав голос Джонатана, я поплелась открывать. Окинув взглядом мои щеки в черных потеках, мой покрасневший сопливый нос и распухшие губы, он лишь покачал головой.
– Могу попозже зайти, если хочешь.
Какая деликатность, черт побери! Он предполагает, что я предпочитаю побыть в одиночестве, чтобы еще подольше пострадать и помучиться, и не хочет мешать осуществлению моего демократического права сходить с ума от тоски!
– Я когда-нибудь сдохну от твоей британской вежливости! – заорала я. – Когда человеку плохо, ему надо помогать, а не спрашивать, не хочет ли он, чтобы ему было еще хуже! Какого хрена ты меня все время спрашиваешь, чего я хочу или не хочу? Какого черта ты все время заставляешь меня принимать решения, мне непосильные, вместо того чтобы взять, как полагается мужику, подобные вещи на свои плечи! Ну, что ты на меня уставился? Истерики не видел?
– А у тебя истерика? – спокойно осведомился Джонатан, отодвинув меня плечом и проходя в комнату. – Не видел, – сообщил он, расположившись на стуле. – Не довелось.
– Ну и иди к чертовой матери, не смотри. Побереги свои нервы. Не возмущай свое британское спокойствие!
– Раздевайся.
Я подумала: ослышалась.
– Что?.. – стихла я.
– Раздевайся.
– Зачем это? – насупилась я. Слезы мгновенно высохли на моих щеках.
– Я тебе сделаю массаж. Это улучшит твое физическое и моральное состояние.
– Да, но я…
– Раздевайся.
Мне не хотелось показать ему, что я так быстро сменила гнев на милость и вообще что массаж, да еще руками Джонатана, мне был бы очень кстати. Я демонстративно достала свою косметичку и стала вытирать потеки туши. Когда я обернулась, Джонатана не было в комнате. Пока я пыталась сообразить, куда он мог подеваться, Джонатан вышел из ванной, вытирая руки, и, аккуратно подворачивая рукава рубашки, спросил удивленно:
– Ты еще не готова?
Он подошел ко мне, ловко выпростал меня из черного длинного пиджака, расстегнул мои черные джинсы и спустил их до полу.
– Ну, давай, шагни.
Я выбралась из штанин. Ему осталось только избавить меня от шелковой кремовой рубашки, что он и сделал с молниеносной быстротой.
– Ложись на живот, – деловито распорядился он. – Нет, постой!
Он протянул ко мне руки. Я подумала было, что он хочет обнять меня. Но я ошиблась. Он просто завел руки мне за спину, расстегнул застежку лифчика, снял бретельки с плеч и отошел.
– Теперь ложись.
Я растянулась на широкой кровати, чувствуя, что мышцы мои одеревенели от напряжения. Джонатан встал надо мной на колени так, что мои бедра приходились между его колен, и положил горячие руки мне на плечи, помедлил и, осторожно, но крепко прихватив в щепоть мою кожу, стал ее переминать и перекатывать в руках.
Первое же его прикосновение меня обожгло. Такой резвости от своего тела я не ожидала и была просто ошарашена тем бешеным водоворотом, который закрутился внизу моего живота, расплескивая кипящие волны желания. Я застонала.
– Больно? – наклонился ко мне Джонатан.
– Н-нет… То есть да… Немного, – соврала я.
Он слегка ослабил хватку, и теперь его пальцы нежно вытанцовывали точечные па вдоль моего позвоночника. Наверное, это был китайский массаж. Точки, словно клавиши, отзывались неслышным звуком, каждая своей нотой, своим голосом; некоторые перекликались с другими, будто в а капелла вступали в хор все новые и новые голоса, не сливаясь в один, но порождая невероятно гармоничный ансамбль… Тело мое жило какой-то своей, неведомой и неподвластной мне жизнью, оно говорило с Джонатаном, оно ему подчинялось, как дирижеру, оно к нему рвалось, как преданный раб к повелителю…
Острое и неуемное желание, охватившее меня поначалу, утихло, превратилось в томное наслаждение, сладостную негу, которая, тепло растекаясь по телу, расслабляла и кружила голову хмелем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111