Мол, нам хорошо, а парню ни взбодриться, ни домой укатить. Благородный Мак-Дауэлл тут же отпустил водителя «Серебряной стрелы» в город, снабдив пакетом с фруктами и парой бутылок вина. Мою робкую попытку увязаться следом Линкольн прервал решительно, заверив, что после прогулки по парку доставит меня домой на такси. И не дожидаясь моей реакции, обратился через Аглаю к Фазилю:
— Я хотел бы узнать, господин реставратор, что вы собираетесь делать с моим предком?
— Ну, после встречи с вами все пойдет как по маслу. То место, где какая-то матросская сука вспорола дедуньке глаз, я восстановлю в точности.
Фамильный образец есть, и мне не придется охотиться за привидением вашего дедушки.
— Как он сказал? Фантом? Здесь есть фантом Мак-Дауэлла?
К слову сказать, переводившая все это Аглая, под воздействием вина и милейшего волокитства Линкольна, совершенно видоизменилась. Она похорошела, повеселела и расцвела. Как мало же, Господи, нужно русской бабе!
Но это все лирика, а действительность оборачивалась ко мне абсолютно новыми перспективами. Рассказ Фазиля, особенно в переводе Аглаи, о том, что с недавних пор в Ораниенбауме прибавилось привидений, был явным бредом. Мол, к фантомам прежних хозяев дома все уже давно привыкли, а новая тень Большого дворца, по свидетельству очевидцев, больше всего похожа на портрет иностранца, Мак-Дауэлла то бишь. Во всяком случае, Фазиль издалека его уже видел:
— Длинные волосы — парик, наверное. Нос с горбинкой — это точно! Сам серо-голубой, мутный такой. Привидение, одним словом!
— О боги! Неужели это правда? Мак-Дауэллы знают четверых своих фантомов. Неужели в России и я увижу пятого?
— Да, Линкольн! Он не зря появился только сейчас. Портрет уходит на реставрацию, и в это время разыскать его приезжаете вы. Все сходится! — закричала наша переводчица.
Так несло несчастную Аглашу, и ее можно было только пожалеть. Неприметная музейная барышня оказалась на поверку чувствительной и склонной ко всякой мистике. Если красавчик-реаниматор просто трепался с издевочкой, чтобы между делом схватить меня за коленку, то Аглая совершенно простодушно верила всему этому эзотерическому вздору. Денек и так оказался чудеснейшим в ее жизни, а тут еще столь блистательная версия! Она была безумно счастлива и тем прекрасна, наша тургеневская девушка.
Линкольн, однако, не намеревался ограничиться достигнутым в общении с предками. Пошептавшись с девушкой, он достал свой сотовый и позвонил.
Вначале дяде в Шотландию, затем (получив, видимо, «добро») гость набрал и номер телефона Обнорского. Хитроумный расследователь говорил со своим дружком по-арабски, а закончив разговор, объявил, что мы остаемся в Ораниенбауме на ночь! Ради свидания с привидением! Меня, убитую, Линкольн успокоил тем, что Андрей с Володей все уладит, номера в гостинице будут лучшие, а достойный гонорар за хлопоты мне назначил сам шотландский дядя. Ох уж эти дяди!
Признаюсь, возможность заработать сотню-другую баксов меня и прельстила.
А когда позвонил Володя и дал мне поговорить с Антошкой, которому я обещала подарить завтра же вожделенный танк «на управлении», успокоилась совершенно. За ребеночка и пострадать можно! Тем временем довольный собой Линкольн разлил оставшееся в графинах, и мы выпили за предстоящую встречу с привидением.
Когда же, оставив разоренный стол, мы перебрались в гостиницу, я ощутила это в полной мере. Мало того, что получив свой ключ, Линкольн отправился осматривать номер почему-то с одной лишь Аглаей, но и на мои покои настырно набивался поглядеть распалившийся флибустьер. Этого мне только не хватало! Уж как горел его глаз, зазывно сияло в розовом ухе кольцо, кинжально чернела бородка! А о том, что творилось в этих роскошных кожаных штанах, можно было только догадываться. Хорош был, подлец, хорош!
Но не на ту напал: я была недоступна, как «Летучий Голландец», повернувший к семейным берегам. Потому в номер я не пошла, предпочтя прогулку по шумящему темному парку — там было явно спокойней. Милицию можно, в случае чего, позвать…
Спустя два часа я все еще умудрялась сохранять хладнокровие, хотя балансировать меж мазохизмом и садизмом — удовольствие не из приятных. Переходы от одного исторического здания к другому были скорее перебежками во время боя, когда умелые руки реставратора пытались слишком настойчиво оживить мое холодное тело. Он кипел, горел, безумствовал, а я, уворачиваясь со смешком и вопросиком: «Ой, а это что за прелесть впереди?», бежала к очередной достопримечательности.
И как спасение от прямого, извините, изнасилования снизошло на меня явление англоязычных потеряшек из парковой тьмы. Мак-Дауэлл был смертельно пьян и, судя по всему, безумно счастлив. Он отчаянно размахивал руками, пытаясь возместить жестами недостаточное знание русского языка. Аглашкина голова помещалась у него где-то под мышкой.
— Слава Богу! Аглаша, Линкольн, мы вас просто обыскались! — закричала я.
— Мы сидели во дворце и видели, как он проскользнул по лестнице! Совсем рядом, Фазильчик, совсем рядом! — пищала Аглая.
— А кто вас пустил-то туда, залетных?
— Ну, мы… там… Дима нас пустил, а сам пошел на Китайский, понимаешь?
Одним словом, наша парочка облюбовала каморку охранника в нижнем вестибюле Большого дворца, самого стража отослав погулять. Там они и увидели призрака. Через несколько минут, к неописуемой моей радости, мы уже осматривали место происшествия. Милиционер оказался совсем молодым пареньком, он был несколько смущен бурным развитием событий. Клятвенно заверив его, что никто о проникновении посторонних на «охраняемую» территорию не узнает, Аглая потащила нас всех в вестибюль. Справа от входа помещалась привратницкая с застекленной дверью, где и ворковали только что наши голубки, слева стояла садовая скамейка и несколько парковых скульптур, уже занесенных на зиму в помещение. Широкая парадная лестница вела на второй этаж дворца — по ней и прошмыгнуло привидение. Кого оно собой в точности являло, ни Аглая, ни Линкольн точно описать не могли, но почему-то были уверены в том, что это был Мак-Дауэлл-старший. Так он напугал бедняжек!
А когда на следующее утро, проспавшись (я была наконец-то одна!), позавтракав и добравшись до Агентства, мы с Линкольном и неизбежной уже Аглаей вошли в кабинет Обнорского, я думала, что все это безумие закончилось. Шеф, конечно, с пониманием относился к нежным чувствам — особенно в шотландском их варианте, — но мистических наклонностей за ним не замечалось. Все и шло к тому, чтобы амурчики отделились от рабочих будней: Мак-Дауэлл со своей девушкой рванул бы по музеям и ресторанам Петербурга, а я вернулась к неоконченной справке для Спозаранника.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51