Он передал пластинку Марии. Она держала в руке чашку Петри и изучала посев на поверхности среды. Чистая культура плотных полушарий.
– Вы правы, Ян. Но… – Она подняла глаза. – А располагаем ли мы штаммом Х-19?
– Это будет известно после испытания вакцины на Кеплере по результатам анализа крови в Центральной лаборатории. Как бы то ни было, – доктор обратился к священнику, довольный тем, как аккуратно тот обращается с телятиной, – скажите мне, Пиотр, вы подумали о месте, где мы могли бы работать совершенно незаметно?
Отец Вайда положил нож и поднял голову.
– Мне пришло на ум лишь одно место, самое лучшее во всей Зофии.
– Великолепно! Где оно?
– Склеп под костелом.
Лицо Шукальского вытянулось.
– Я не…
– Позвольте мне кое-что объяснить, – сказал священник, улыбаясь. – Вам необходимо место, где можно работать в полной тайне. Действительно, во всей Зофии нет иного места, кроме этого.
– Но Жаба, мальчики, прислуживающие в алтаре… Вайда покачал головой.
– Жаба самый суеверный человек в Польше. За пятнадцать лет работы в костеле он ни разу не спускался в склеп. А однажды, когда я просил его пойти туда, после того как обнаружилось, что дождь просочился в фундамент, он отказался. Ян, это был первый и единственный раз, когда Жаба отказался выполнить мое приказание. А мальчики? Это место вызывает у них ужас. Там захоронены прежние священники; в склепе нашли покой бальзамированные трупы моих предшественников. Ян, это место – табу не по причине каких-либо правил или законов, а потому что люди преисполнены страхов и суеверий. Туда уже много лет никто не спускался и никто не спустится. Вы тоже постоянно ходите в церковь, доктор Душиньская. Так что ваше присутствие в церкви не покажется необычным. Нацисты ни о чем не догадаются. И даже если они что-то заподозрят, склеп хорошо замаскирован. Я думаю, мало кто знает о его существовании.
– Все же нам понадобится свет.
– Об этом я уже подумал. Из ризницы туда можно протянуть электрические провода. Поверьте мне, это самое безопасное место.
Ян Шукальский взглянул на Марию и, когда та пожала плечами, повторил ее жест.
– Пиотр, тогда все в порядке. Послушайте, в лабораторной кладовой есть старый инкубатор. Он лежит там под другими вещами так долго, что его отсутствие никто не заметит. Можно мы отнесем его в костел сегодня вечером и включим? Тогда к завтрашнему вечеру он будет готов к работе.
– Почему бы и нет? Не вижу никаких препятствий.
– Нам понадобится охлаждение, – сказала Мария.
– У меня есть лишний холодильник, – предложил священник. – Моя служанка будет рада избавиться от него.
– Отлично. Тогда мы сегодня вечером сможем перевезти его туда. На этот раз я доволен, что вы крепче меня.
Вайда печально улыбнулся.
– Для трудов Господних нужны широкие плечи. Шукальский рассмеялся и помог другу пропустить телятину через мясорубку.
– Если бы у нас сейчас нашлось немного капусты, можно было бы приготовить голубцы! – пошутил священник.
В помещении воцарилось молчание. Мария взяла мясо, поместила его в мензуру и добавила литр дистиллированной воды, затем размешала содержимое до консистенции жидкой кашицы. Закончив с этим, она вылила кашицу в большую коническую колбу Эрленмейера и закупорила ее резиновой пробкой.
Шукальский обратился к ней:
– Думаю, вам лучше отнести настой телятины домой и охладить его. Мне не хотелось бы вдаваться в объяснения с Брюкнером. Я хочу, чтобы и впредь все выглядело так, будто мы занимаемся рядовой больничной процедурой.
После того как стеклянную посуду убрали, Мария завернула колбу с настоем из телятины в наволочку и спрятала под пальто. Затем она вышла через центральную дверь. Доктор и отец Вайда осторожно вытащили инкубатор из кладовой. Его можно было переносить, передвигаясь медленным шагом, а костел находился в десяти кварталах от больницы. Им удалось преодолеть это расстояние незамеченными и войти в церковь через заднюю дверь, которая была за пределами видимости штаба Дитера Шмидта.
Скрип старых железных ворот у подножия крутой винтовой лестницы отозвался во всем здании, отдался эхом от сводчатых потолков и готических колонн. Запах пыли и тлена, ударивший Шукальскому в нос, когда оба начали спускаться по еще одной винтовой лестнице, вызывал ощущение, будто они возвращаются в прошлое. Каменные гробы с архаичными фигурами бывших прелатов Зофии, вырезанными на холодных мраморных крышках, также не вызывали приятных ощущений.
– Умерших священников в склепе уже давно не хоронят, – прошептал Вайда, понимая, что Яну не по себе. – Думаю, последний нашел здесь покой в тысяча восемьсот восемьдесят седьмом году. Конечно, сейчас их хоронят на кладбище вместе со всеми.
– Перестаньте жаловаться, – шепотом откликнулся Шукальский.
Отцу Вайде не понадобилось много времени, чтобы провести из ризницы в склеп электрические провода и спрятать их под коврами. Они подключили инкубатор к сети.
– Мы поставим термостат на тридцать семь с половиной градусов по Цельсию, – все еще шепотом говорил доктор.
В этом пустом склепе любой шаг отзывался многократным эхом. Они покинули склеп и очутились в костеле, затем прямиком отправились к дому священника и забрали маленький холодильник. Оба управились к часу ночи. Придя домой, Ян забрался в постель рядом со спавшей Катариной, укрылся до подбородка стеганым одеялом и порадовался, что плитки керамической печи, стоявшей в углу комнаты, накалены. Шукальский уставился в темный потолок, размышляя о том, как странно повернулась его жизнь.
– Родители не рассердятся на тебя? – спросил Ганс, обнимая Анну одной рукой.
– Они у меня понятливые. Я уже так давно никуда не хожу. Как ты знаешь, большинство молодых людей либо погибли, либо бежали из Польши. У меня был дружок, служивший в военно-воздушных силах. Через три недели после оккупации он обзавелся поддельным паспортом, новым именем, отрастил бороду и бежал через Румынию. Кто-то говорил, что сейчас он служит в британских военно-воздушных силах.
Оба стояли на тротуаре под одиноким уличным фонарем перед домом Анны. Время прошло слишком быстро. В восемь часов вечера они пришли домой к бабушке Ганса и с удовольствием отведали вкусного горячего шоколадного напитка и пирожных, которые являлись фирменным товаром ее магазинчика. Молодые люди смеялись, разговаривали, после полуночи вышли на заснеженную морозную улицу. Ганс бережно обнимал Анну, а она думала, как продлить хоть чуточку это мгновение.
Анна Крашиньская знала о Гансе Кеплере столько, сколько он пожелал ей рассказать. Ганс был членом ваффен-СС, его призвали, он служил где-то в районе Освенцима. Вот и все. О том, что Кеплер предал рейх, мучился угрызениями совести, тайно замышлял кое-что вместе с главным врачом больницы, он не обмолвился ни словом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89