"Вот и вторая
индивидуальная особенность, какую я нахожу в нем: чувственная
невосприимчивость. Он очень быстро понимает, если имеет дело с
отвлеченными данными; если ему формулируют правило или предлагают образец,
их он усваивает, запоминает. Но стоит действительности не согласиться с
правилами, формулами и законами, которыми он себя начинил, он сразу
приходит в ярость". И когда Уна поясняла осторожно: "Смотри, надо примерно
так, вот, я веду твою руку", то случалось, что он повторял заученное
быстро движение и с озлоблением говорил:
- Ну и что? Я сделал все, как ты показывала, в точности так и не
иначе, и это твоя вина, что кувшин перевернулся. Я сделал так, как ты
сказала.
- Но кувшин упал, - отвечала Уна, - вот он, перед тобой.
Дидас пробовал вставать, ходить, садиться, отворять дверь. Но его
заносило, как пьяного, и он падал; когда он пытался сесть, кто-то,
казалось, выдергивал из-под него стул, и он неуклюже валился на выстланный
шкурами пол. Уна относила его к топчану.
В конце концов он признал, что не обладает необходимыми способностями
для жизни на Троицких островах. Его таланты другого рода. И мир его
другой. После этих слов он долго лежал молча, и Уна чувствовала, что он
мучается от своего бессилия.
Она легла с ним рядом, совсем близко, но он не решался прикоснуться к
ней, она ощутила, как он сжался, съежился, будто от холода.
- И ты, ты тоже каждый вечер другая, - пожаловался он, когда она
раздевалась перед сном. - То выглядишь угловатой и крепкой, почти как
мужчина, то кажешься мягкой и нежной, то светлее, то темнее. Я и не знаю
уже, какая ты на самом деле.
- А какой бы ты хотел меня видеть сейчас? Я могу направить так свет;
есть много разных способов вызывать смещения с помощью этой люминесцентной
трубки; какой бы ты меня предпочел?
- Да, какой? - растерянно переспросил он.
- Совсем-совсем мягкой? А может, поддуем чуточку покруглей? Или
сделаем потоньше да непрозрачней? Смуглее? Белее?.. - Игра лучей внешнего
света, не компенсированного свечением трубки, обегавшей комнату по стенам,
разбила Уну на много отдельных частей, свободно повисших в пространстве.
Дидас быстро закрыл глаза. И, непрерывно повторяя все то же,
забормотал:
- Хочу в стабильные условия, хочу в стабильные условия...
Наутро он улетал самолетом спецрейса. Уна шла подле больничных
носилок, на которые заботливо его уложила. Санитары-транспортировщики,
коренные жители островов Троицы, сострадательно приговаривали, что здесь,
видать, уж ничем не поможешь, некоторым так и не удается обвыкнуть.
Когда они осторожно подняли его в самолет и застегнули ремень, он
спросил Уну, не полетит ли и она с ним. Дома, там, в метрополии, они
чудесно заживут вместе.
- Ах, - сказала Уна, - тамошняя жизнь для меня чересчур уж проста.
- Но мы не станем упрощать себе жизнь и прятаться от трудностей, я не
намерен жить просто, совсем наоборот...
- Если б ты мог чувствовать себя здесь мало-мальски прилично, я была
бы рада. - Уна хотела его поцеловать, но промахнулась и не нашла губ, нет,
не оттого, что он отстранился, а как раз потому, что он потянулся ей
навстречу.
КАТАСТРОФА МЕСЯЦА. ЭФФЕКТ "ДОМИНО"
На автоматическом централизационном посту железнодорожной станции
Греннхаузе попадание личинки бабочки-капустницы в просвет между двумя
контактными элементами в системе управления стрелками и сигналами привело
к тому, что следовавший по расписанию стандартный состав N_456 оказался на
одном пути с также следовавшим по расписанию стандартным составом N_123.
Силой лобового удара при столкновении мчавшихся со скоростью 256
километров в час поездов куски раскаленного металла швырнуло в пролетавший
на стометровой высоте транспортный вертолет, груженный стальными
конструкциями, которые рухнули при этом на городской энергетический
комплекс. Последовавший взрыв котельного сектора повалил расположенные в
прилегающей зоне небоскребы, опрокинув их все в одном направлении.
Вызванное взрывом и падением гигантских строительных сооружений сотрясение
атмосферы повело к соединению различных и формированию урагана силы, что
территории в окрестностях Греннхаузе подверглись полному опустошению.
Число погибших...
ПУТЕВЫЕ ЗАМЕТКИ. В ГОСТЯХ У ПАРСИМОНЦЕВ
По приглашению своих коллег известный экономист Лео К.Мот побывал на
Парсимонии. Необычный хозяйственный уклад этого космического сообщества
породил на Земле множество сенсационных кривотолков, буквально
заполонивших все органы массовой информации.
Моту разрешили участвовать в жизни парсимонского общества, хотя не
выдали ему при этом ни удостоверения личности, ни вида на жительство, ни
какого-либо иного документа. Точнее, Моту просто ничего не запретили, а
это, по парсимонским правилам, автоматически означает разрешение. Таким
образом парсимонцы экономят немало бумаги. Они вообще не могут понять,
зачем нужно письменно фиксировать разрешения.
Когда Мот попросил документы, чтобы, как он выразился, "избежать
недоразумений на случай нарушения каких-либо запретов", ему ответили, что
при необходимости он получит соответствующие разъяснения, впрочем, к
иностранцам тут относятся снисходительно, и деликатный намек своевременно
поможет избежать нечаянных оплошностей.
На Парсимонии запрещено лишь то, что противоречит здравому смыслу. Ни
один парсимонец сам не позволит себе неразумного поступка, а потому
необходимость в запретах практически отпадает.
Мот характеризует парсимонцев так: если им, к примеру, нужно пересечь
площадь, то они мгновенно прикидывают в уме, как сделать это наикратчайшим
путем. Они мысленно выстраивают несколько маршрутов и выбирают самый
быстрый, самый короткий, самый экономичный по затратам энергии. Таким
образом им удается за малое время преодолевать столь значительные
расстояния, причем пешком, что Моту казалось это почти невероятным.
Основу жизненного уклада на Парсимонии, как постепенно уяснил себе
Мот, составляет инстинкт бережливости. На вопросы Мота о том, какие
исторические условия содействовали возникновению этого инстинкта, допустим
войны или затяжные периоды голода, ему ответили, что у парсимонцев
инстинкт бережливости врожденный. О голоде или каких-либо военных
кампаниях никто не помнил. Возможно, в глубокой древности что-то подобное
происходило, но сегодня это совершенно немыслимо, особенно войны, которые,
по мнению парсимонцев, являли собою верх расточительности и
бесхозяйственности, а потому считались полнейшим абсурдом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16
индивидуальная особенность, какую я нахожу в нем: чувственная
невосприимчивость. Он очень быстро понимает, если имеет дело с
отвлеченными данными; если ему формулируют правило или предлагают образец,
их он усваивает, запоминает. Но стоит действительности не согласиться с
правилами, формулами и законами, которыми он себя начинил, он сразу
приходит в ярость". И когда Уна поясняла осторожно: "Смотри, надо примерно
так, вот, я веду твою руку", то случалось, что он повторял заученное
быстро движение и с озлоблением говорил:
- Ну и что? Я сделал все, как ты показывала, в точности так и не
иначе, и это твоя вина, что кувшин перевернулся. Я сделал так, как ты
сказала.
- Но кувшин упал, - отвечала Уна, - вот он, перед тобой.
Дидас пробовал вставать, ходить, садиться, отворять дверь. Но его
заносило, как пьяного, и он падал; когда он пытался сесть, кто-то,
казалось, выдергивал из-под него стул, и он неуклюже валился на выстланный
шкурами пол. Уна относила его к топчану.
В конце концов он признал, что не обладает необходимыми способностями
для жизни на Троицких островах. Его таланты другого рода. И мир его
другой. После этих слов он долго лежал молча, и Уна чувствовала, что он
мучается от своего бессилия.
Она легла с ним рядом, совсем близко, но он не решался прикоснуться к
ней, она ощутила, как он сжался, съежился, будто от холода.
- И ты, ты тоже каждый вечер другая, - пожаловался он, когда она
раздевалась перед сном. - То выглядишь угловатой и крепкой, почти как
мужчина, то кажешься мягкой и нежной, то светлее, то темнее. Я и не знаю
уже, какая ты на самом деле.
- А какой бы ты хотел меня видеть сейчас? Я могу направить так свет;
есть много разных способов вызывать смещения с помощью этой люминесцентной
трубки; какой бы ты меня предпочел?
- Да, какой? - растерянно переспросил он.
- Совсем-совсем мягкой? А может, поддуем чуточку покруглей? Или
сделаем потоньше да непрозрачней? Смуглее? Белее?.. - Игра лучей внешнего
света, не компенсированного свечением трубки, обегавшей комнату по стенам,
разбила Уну на много отдельных частей, свободно повисших в пространстве.
Дидас быстро закрыл глаза. И, непрерывно повторяя все то же,
забормотал:
- Хочу в стабильные условия, хочу в стабильные условия...
Наутро он улетал самолетом спецрейса. Уна шла подле больничных
носилок, на которые заботливо его уложила. Санитары-транспортировщики,
коренные жители островов Троицы, сострадательно приговаривали, что здесь,
видать, уж ничем не поможешь, некоторым так и не удается обвыкнуть.
Когда они осторожно подняли его в самолет и застегнули ремень, он
спросил Уну, не полетит ли и она с ним. Дома, там, в метрополии, они
чудесно заживут вместе.
- Ах, - сказала Уна, - тамошняя жизнь для меня чересчур уж проста.
- Но мы не станем упрощать себе жизнь и прятаться от трудностей, я не
намерен жить просто, совсем наоборот...
- Если б ты мог чувствовать себя здесь мало-мальски прилично, я была
бы рада. - Уна хотела его поцеловать, но промахнулась и не нашла губ, нет,
не оттого, что он отстранился, а как раз потому, что он потянулся ей
навстречу.
КАТАСТРОФА МЕСЯЦА. ЭФФЕКТ "ДОМИНО"
На автоматическом централизационном посту железнодорожной станции
Греннхаузе попадание личинки бабочки-капустницы в просвет между двумя
контактными элементами в системе управления стрелками и сигналами привело
к тому, что следовавший по расписанию стандартный состав N_456 оказался на
одном пути с также следовавшим по расписанию стандартным составом N_123.
Силой лобового удара при столкновении мчавшихся со скоростью 256
километров в час поездов куски раскаленного металла швырнуло в пролетавший
на стометровой высоте транспортный вертолет, груженный стальными
конструкциями, которые рухнули при этом на городской энергетический
комплекс. Последовавший взрыв котельного сектора повалил расположенные в
прилегающей зоне небоскребы, опрокинув их все в одном направлении.
Вызванное взрывом и падением гигантских строительных сооружений сотрясение
атмосферы повело к соединению различных и формированию урагана силы, что
территории в окрестностях Греннхаузе подверглись полному опустошению.
Число погибших...
ПУТЕВЫЕ ЗАМЕТКИ. В ГОСТЯХ У ПАРСИМОНЦЕВ
По приглашению своих коллег известный экономист Лео К.Мот побывал на
Парсимонии. Необычный хозяйственный уклад этого космического сообщества
породил на Земле множество сенсационных кривотолков, буквально
заполонивших все органы массовой информации.
Моту разрешили участвовать в жизни парсимонского общества, хотя не
выдали ему при этом ни удостоверения личности, ни вида на жительство, ни
какого-либо иного документа. Точнее, Моту просто ничего не запретили, а
это, по парсимонским правилам, автоматически означает разрешение. Таким
образом парсимонцы экономят немало бумаги. Они вообще не могут понять,
зачем нужно письменно фиксировать разрешения.
Когда Мот попросил документы, чтобы, как он выразился, "избежать
недоразумений на случай нарушения каких-либо запретов", ему ответили, что
при необходимости он получит соответствующие разъяснения, впрочем, к
иностранцам тут относятся снисходительно, и деликатный намек своевременно
поможет избежать нечаянных оплошностей.
На Парсимонии запрещено лишь то, что противоречит здравому смыслу. Ни
один парсимонец сам не позволит себе неразумного поступка, а потому
необходимость в запретах практически отпадает.
Мот характеризует парсимонцев так: если им, к примеру, нужно пересечь
площадь, то они мгновенно прикидывают в уме, как сделать это наикратчайшим
путем. Они мысленно выстраивают несколько маршрутов и выбирают самый
быстрый, самый короткий, самый экономичный по затратам энергии. Таким
образом им удается за малое время преодолевать столь значительные
расстояния, причем пешком, что Моту казалось это почти невероятным.
Основу жизненного уклада на Парсимонии, как постепенно уяснил себе
Мот, составляет инстинкт бережливости. На вопросы Мота о том, какие
исторические условия содействовали возникновению этого инстинкта, допустим
войны или затяжные периоды голода, ему ответили, что у парсимонцев
инстинкт бережливости врожденный. О голоде или каких-либо военных
кампаниях никто не помнил. Возможно, в глубокой древности что-то подобное
происходило, но сегодня это совершенно немыслимо, особенно войны, которые,
по мнению парсимонцев, являли собою верх расточительности и
бесхозяйственности, а потому считались полнейшим абсурдом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16