— Могу ведь и передумать! — пригрозил я.
Старик предпочел угомониться. Во всяком случае, прыжки прекратились. А вот перестать плеваться он, по-видимому, посчитал ниже своего достоинства. Ну, хоть старательно избегал случайно или намеренно попадать в меня…
— Нет! — категорически заявил он.
Дебил, однако!
— Могу, дзи-сан, очень даже могу! — Я раздражался все больше и больше и уже готов был в самом деле передумать.
— НЕТ! — прорычал Сандаль.
— Чего нет, образина тупоголовая?!
— Нет, — ровно повторил старик, глядя на меня честно и искренне.
— Наверно, все-таки придется взять грех на душу! — решился я, вытаскивая меч. — Если не услышу четкого объяснения твоему «нет»!
Сандаль отчаянно замотал головой, всем своим видом показывая готовность сотрудничать.
— Итак?
Старик заинтересованно посмотрел на меня, ожидая продолжения фразы.
— Ты вроде что-то хотел пояснить? — зашел я с другого конца, осторожно дотрагиваясь до края раны.
На этот раз Стендаль понял меня правильно и скрипуче заявил:
— Ты спал.
Он бесхитростно показал гнилые зубы, очевидно считая, что больше меня интересовать не может ничто.
— Да что ты?! — поразился я. — В самом деле?! А я то думаю: чего вдруг меня огрели дубиной по голове? Местный обычай для спящих, да?
Старик иронии не понял и отрицательно помотал головой, сохраняя самое серьезное выражение лица.
— Ну и на хрена ты ударил спящего, чучело?
Стендаль задумчиво пожевал губу, подыскивая нужные слова. Нашел лишь одно:
— Сон! — радостно вспомнил он.
Кажется, я начал понимать причину его необоснованной агрессии. Такое случалось уже неоднократно и принесло мне немало неприятностей. Хотя пока, надо сказать, дубиной не били.
— Проясним ситуацию, хорошо? — предложил я, не собираясь дожидаться согласия. — Значит, я тихо-мирно спал, ворочался во сне, говорил странным голосом, а ты испугался, что я тебя могу покусать, и решил оглушить, да?
Старик отрицательно помотал головой, что меня немного смутило: обычно все было именно так.
— Тогда что?
— Сон.
— Что — сон?!
Искушение раздавить этого типа, как клопа, не только не исчезало, но, напротив, с каждым его ответом становилось все сильнее и сильнее.
— Что твой сон? — вопросом на вопрос ответил Стендаль.
— Э, в смысле, что мне снилось? — переспросил я.
Старик радостно кивнул, щедро окропив землю собственными блохами. На всякий случай я отпрянул назад.
— Какая тебе разница?
— Что? — упрямо повторил он.
— Не знаю, — пожал я плечами. — Вернее, не помню.
Старик состроил рожу, показывающую, что он мне не верит.
— В самом деле, не помню, — вяло подтвердил я. — Не запоминаю сны — не получается.
— Совсем? — старик все еще сомневался в моей искренности.
— Ну, почти, — уточнил я. — Так, отрывками… Помню воду, и все.
— Воду? — непритворно изумился Сандаль.
— А что мне должно было сниться? — возмутился я. — Твоя немытая образина?!
Стендаль всерьез воспринял мои слова и принялся обдумывать ответ.
— В общем, так, старый, еще одна подобная выходка — и твой труп никто никогда не опознает! — предупредил я, собираясь вновь погрузиться в дремоту.
— Нет! — воскликнул подлый старикашка, хватая меня за плечо. — Не спать! Идем!
— Высплюсь, и пойдем! — возразил я, чувствуя себя совершенно разбитым.
— Нет, сейчас! — яростно отверг мое предложение Сандаль. — Спешим, пока поздно не наступило!
В его глазах читался неподдельный испуг, и я решил последовать за ним без обычных препирательств. Может, и в самом деле на то есть причины.
— Ладно, — кивнул я, поглаживая корку застывшей крови, — потопали.
Сандаль типа сочувственно хмыкнул и протянул мне замызганную тряпку, очевидно служившую ему портянкой, пока не стала слишком уж грязной.
— Совсем охренел?! — взбеленился я, отвергая приношение. — Пошел вон, животное, а тряпку свою засунь себе… поглубже! Ампутации головы мне только и не хватало!
Сандаль огорченно хрюкнул, но обижаться благоразумно не решился.
Опять бесконечная ходьба по треклятой пустыне… Положение осложнялось тем, что Сандаль упорно не давал мне спать, начиная яростно вопить на всю округу при любой моей робкой попытке устроить привал с ночлегом. Под такие дикие завывания ни один человек чисто физически заснуть не в силах! Старый паразит ни в какую не хотел жрать свои грибы, несмотря на мои намеки и прямые угрозы покончить с ним, ежели он немедленно не зажует мухомор!.. Я, конечно, приспособился дремать на ходу, практически не спотыкаясь, но разве можно это считать полноценным отдыхом?!
Сколько продолжалась пытка, не могу сказать даже приблизительно…
Может ли быть более дебильное занятие, чем считать пройденные мили? Не знаю… Что до меня, то я и не пытался.
Все глубже погружался в депрессию, испытывая странное наслаждение от сложившейся ситуации. С превеликим тщанием пытался постигнуть смысл возникавших от усталости, бессонницы и паров сероводорода галлюцинаций. К слову сказать, среди них были очень даже интересные… Но даже такую мелочь, как полная потеря рассудка, довести до конца не удалось.
Мы остановились около подозрительного колодца. Сандаль принялся обнюхивать землю вокруг дыры среди камней. Из нее тянуло гнилью.
Понаблюдав за ним, я глубокомысленно сплюнул.
— Ну что, старый, так и будешь всякую гадость обонять? — поинтересовался я. — Смотри, добром это не кончится. Заскочит какая насекомая в носоглотку, тут и подохнешь в страшных муках… Давай-давай, нюхай тщательней, вдыхай поглубже! Хоть повеселюсь напоследок…
С негодованием глянув на меня, Сандаль тем не менее проигнорировал мой мудрый совет, предпочтя приблизить окончание своих безрадостных дней старым проверенным способом: с ловкостью фокусника проглотил, паразит, грибок и мигом впал в транс.
Первое мое желание было простым и естественным, как сама жизнь. Прикинув расстояние от Сандалика до колодца, я рассчитал, что одного сильного пинка вполне достаточно, чтобы подарить деду радость последнего затяжного полета в вонючие недра небытия. Второе желание было гораздо более сильным, чем первое: поспать. Вспомнив, что я почетный член общества пацифистов данной пустыни, оставил старика в покое.
Мои биологические часы показали, что прошло никак не больше десяти — пятнадцати минут с момента благополучного засыпания до неблагополучного пробуждения. Отвратительный скрип сломанной бормашины, который Сандаль научился за последние дни воспроизводить с небывалой точностью, врезался в больной череп, и зубы сами собой заныли.
Плотно закрыв уши ладонями, вежливо попросил Стендаля утихомириться, поскольку я уже вполне проснулся для того, чтобы наслать на его дурную голову семь казней египетских.
Выслушав мою тираду, старик обиженно засопел, главным образом потому, что не мог расшифровать загадочное слово «египетских».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89