Дракончик внимательно посмотрел на угощение, понюхал его и проворно слопал, откусывая от удерживаемого в передних лапах куска.
— Если он уже ест мясо, то проблем с его кормлением не будет, — заявил я. — Кушай, малыш, кушай… Только в Идай не летай, там тебя пустым рисом пичкать будут.
Сняв пиджак, я сложил его вдвое и положил на него насытившегося дракончика. Надеюсь, ему не станет плохо от исходящего из кувшина спиртного духа.
Ночь под бочком у Оленьки прошла спокойно и весьма приятно, хотя обилие похрапывающих, а то и храпящих вовсю бойцов этому не очень способствовало.
Сегодняшней ночью мне не пришлось нести дежурство, — этим и без меня было кому заниматься, — поэтому я проснулся с первыми лучами солнца от нежного поцелуя в ухо. Оно и понятно, о небритую щеку уколоться можно.
Улюлюм тоже проснулся, быстро вскочил и, вооружившись куском холодного жаркого, умчался портить слух заключенному в яйце дракону.
— Что тебя тревожит? — спросил я Ольгу, пощекотав ей под коленкой.
— Да так, — пожала она плечами. — Мне, наверное, просто показалось.
— Что?
— Ночью я просыпалась и некоторое время не могла заснуть. Люди изредка отлучались по нужде, но один раз мне показалось, что уходил один, в вернулось два человека. Один за другим.
— Странно… Может, ты просто не заметила, как он отлучался?
— Не знаю.
Возможно, я и придал бы ее словам больше значения, но в этот момент пискнул таймер камеры глубокой заморозки, оповестив об окончании размораживания. Окликнув имперского князя, я поспешил к ней.
Гель в камере сменился прозрачной водой и теперь стоило поспешить, если мы не хотели, чтобы моя тетушка захлебнулась. Если честно, то я этого хотел. Но еще сильнее я хотел разобраться, что здесь, черт побери, происходит.
Уже и глаза закрылись. Значит, размораживание окончено.
Повторным нажатием зеленой кнопки я включил откачку воды. По мере ее понижения тело безвольной куклой сползло на дно камеры.
Как только откачка закончилась, утопленная кнопка, подсвеченная изнутри красными вспышками, вернулась в первоначальное положение, став зеленой. Я повторно нажал на нее.
Стеклянный цилиндр медленно пополз вниз, пока не замер на метровой высоте.
— Помоги ее достать, — попросил я Торригона. Перегнувшись через стеклянный бортик, мы общими усилиями вытащили из камеры безвольное тело и опустили его на пол.
— Она оживает. — Заметив движение пальцев, имперский князь присел у теткиной головы, с сомнением теребя железную перчатку. Видимо, пытался сообразить, следует ли ее снять или же можно оставить. Вроде бы дама, но, с другой стороны, и некромант тоже…
Изо рта Акулины Степановны вырвалась струя воды, она закашлялась и попыталась подняться на ноги. Торригон поддержал ее под локоть и помог встать. Избавившись от воды, тетушка жадно вдохнула и открыла глаза.
— Ванечка! — И она повисла на моей шее, покрывая лицо мокрыми поцелуями.
Я вырвался и испуганно попятился. Князь Торригон поднял кулак, решив не снимать перчатку.
— Что такое, Ванюша? У меня помада размазалась? — Зацепившись пяткой за оставленный кем-то из бойцов вещмешок, я начал падать, заваливаясь на спину.
Но за миг то того, как мой затылок соприкоснулся с твердой поверхностью пола, княжеский кулак опустился с глухим стуком, а мигом после, эхом вторя шуму моего падения, рядом растянулось еще одно тело.
ГЛАВА 32
Кто-кто в яичке живет?
В комнате двое, одна из них мышь. Кто пищит?
Ответ: женщина на стуле.
— X… х… х… — я пытаюсь высказаться, но мне настойчиво мешают.
Нет. Ужасно приятно, конечно, когда все вокруг тебя хлопочут, переживают… Но как только они начинают поочередно ставить эксперименты (в меру своей безразмерной фантазии) по оказанию мне первой помощи, тотчас возникает вопрос: что я им плохого сделал? Оленька не нашла ничего лучшего, как несколько раз влепить мне по лицу. Как человек разумный, я понимаю, что это пощечины, долженствующие привести меня в сознание, но… Зачем же бить так сильно? Я же не рыцарь, у меня мозги к встряскам не приучены. Пока помутневшее сознание пыталось справиться с последствиями пощечин, подоспела Агата и с чистой совестью попыталась утопить меня, вылив на лицо целый бурдюк воды. Отплевываясь, я попытался приподняться. Но тут подоспел князь Торригон, который оттеснил лизнувшего меня в нос Тихона и, уратити…, принялся резкими движениями взбалтывать воду, которая успела набраться в нос и уши.
— X… х… х… — Если выдержат позвонки и голова не отвалится, то еще не один день она будет непроизвольно дергаться, словно у китайского болванчика. — X… хватит!
— Живой! — Обрадовался Торригон, прижимая меня к своей груди. Наверное, хотел исправить это досадное недоразумение.
Выдержав шквал радостных объятий, заставивших меня задуматься над выражением «тварь бесхребетная», я первым делом поинтересовался:
— Где она?
— Висит, — успокоила меня Оленька.
— Как? — растерялся я.
— Нормально, — заверила она. — На веревке.
— Но…
— Не волнуйся, теперь она колдовать не сможет. Можешь сам проверить.
Поднявшись с помощью рыжеволосой валькирии, я проследовал в указанном ею направлении. Не то чтобы меня терзали сомнения относительно способности повешенной колдовать, но… удостовериться в этом лично, дабы избежать ночных кошмаров в будущем, не помешает.
Вздох облегчения невольно сорвался с моих губ.
Представшая взору картина не оставляла сомнений в правдивости заявления валькирии. Тетушка Акулина Степановна действительно висит и колдовать не сможет при всем желании. Тот, кто подвешивал ее к потолку вместо люстры, побеспокоился об этом. Единственно доступное в ее положении действие, не считая самого висения, — это дыхание, и то не полной грудью и только через нос. Раньше я как-то не имел случая воочию полюбоваться на знаменитых египетских «тутанхамонов» и «рамсесов», вернее, на их мумии, ну а теперь, после того что я увидел, уж и смысла в этом нет. Не знаю, сколько времени мои друзья потратили на пеленание тетушки, но без ножа я бы и за день не распутал то, что они намотали. Это лишь первоначально на ум пришло сравнение с мумией — тому виной, скорее всего, белизна использованного для связывания материала. При более внимательном рассмотрении становится очевидным сходство с куколкой бабочки, которое усиливается подвешенным состоянием упакованной тетушки. Мумий предпочитали не подвешивать за шкирку, а аккуратно укладывать в саркофаги.
— Видишь, — положив руку мне на плечо, произнесла Оленька, — теперь она не сможет причинить тебе зла. А то лезет целоваться… ведьма!
— А не задохнется? — обеспокоился я.
— С чего бы? — удивился князь Торригон. — Веревку мы поверх первого слоя бинтов под мышками пропустили.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99