Затем бодро вопрошает:
– Ну так… что вы на это скажете?
При всей доброй воле единственное, что я нахожусь ответить, это:
– Вы католик.
В двойном порыве рвения он восстает и заявляет:
– Протестант! И мои религиозные убеждения никогда не влияли на беспристрастность моих исследований!
– Если не считать, что вы пришли к выводу о Божьем вмешательстве.
– Это не вывод, и я ни к чему не пришел. Я лишь выявляю неподдающийся научному объяснению феномен: каждый волен делать для себя соответствующие выводы.
Я перебираю распечатки, сравниваю их между собой, приближаю к глазам, удаляю от глаз. Он расслабляется, и агрессивные интонации невиновного, помимо своей воли почувствовавшего себя виновным по ложному обвинению, сменяются в его голосе гордостью.
– Знаете, мне не привыкать к подобным обвинениям. Поначалу в НАСА все поднимали меня на смех. Теперь им не до смеха. Я единственный из всей команды, кто в рамках программы «Патфиндер» трижды выходил в открытый космос. Давайте же выпьем, чтобы вы пришли в себя!
Я тяну руку к томатному соку, но он останавливает меня.
– Нет, только не в таком порядке! Делайте, как я.
В его глазах загораются задорные искорки, рот растягивается до ушей в улыбке, восторженность от сознания собственных открытий делает его моложе лет на десять. Мне кажется, сейчас он как никогда искренен и, думаю, не стоит подрывать его убеждения.
– Сначала глоток текилы, потом посыпаете солью половинку лимона и выжимаете ее надо ртом, вот так, потом глоток томатного сока, парочка тапас и все по новой!
От этого мелочного ритуала у меня слезы подступают к горлу. Я вспоминаю о сандвичах Франка, о перечне хлеб-масло-ветчина-сыр-молотый перец, о наших оживленных спорах, о пробных операциях по пересадке искусственной роговицы, неизменно завершавшихся ночью любви. Между тоской по прошлому, желанием новизны и повторяющимися из раза в раз сценариями я уже и не знаю, куда отнести этого неуклюжего верзилу с лихорадочным взглядом, с признательностью и волнением наблюдающего за тем, как я пью «по порядку».
– Вам не нравится?
Я успокаиваю его милой улыбкой. Отвратительные ощущения, особенно под конец, когда закусываешь подобием пиццы с красной фасолью. Я начинаю по новой, в надежде, что текила перебьет вкус тапас. На второй заход это уже не так ужасно, на третий почти что вкусно, а после четвертого уже невозможно остановиться. Соленый лимон оттеняет вкус алкоголя, приглушая вместе с тем остроту томатного сока. Это, вероятно, и прижигает вкусовые рецепторы: чем больше ты пьешь, тем менее крепкой кажется текила, чем больше пьянеешь, тем меньше чувствуешь опьянение. Я делюсь с ним своими ощущениями. Он поддакивает, добавляя, что этим-то и объясняется количество убийств на выходе из бара. Заказывает еще одну бутылку, засучивает рукава смокинга и в предвкушении ставит локти на столик:
– Я жду ваших возражений, Натали. Давайте.
Чтобы не атаковать его сразу в лоб, я осведомляюсь, каким образом ему удалось, с технической точки зрения, преобразовать окулярные отражения в эту галерею фотороботов.
– Тем же, которым обрабатывались и фотографии с Марса, – лаконично отвечает он.
– Расскажите поподробнее.
– Вначале я сделал цифровую обработку отражений и разбил весь глаз на квадраты разных размеров, от двадцати пяти до шести микрон, чтобы получить около двадцати восьми квадратов на квадратный миллиметр площади.
Я вежливо улыбаюсь, хотя эти цифры мне совершенно ни о чем не говорят.
– Затем использовал сканер точностью в тысячу двести пикселей на дюйм и увеличил отражения в две тысячи раз по сравнению с их начальными размерами. Без какого-либо искажения, напротив, каждая картинка тотчас прошла цифровую обработку. После этого я задействовал три разновидности фильтров: смягчающие, для затушевывания очертания суботражений, комбинированные, для контрастного выделения некоторых форм, и окрашивающие, для облегчения визуального восприятия. Я показал вам отражения из обоих глаз: как вы можете убедиться, они расположены в определенном порядке, занимают соответствующие места, и, главное, общая картина совпадает вот с этим.
И ловким жестом фокусника он сует мне под нос открытку.
– Это картина известного мексиканского художника Мигеля Кабреры, написанная в 1760 году и изображающая, в полном соответствии с рассказами очевидцев, так называемый эпизод «Чуда с розами». Видите: здесь все те же действующие лица, их расположение, размеры, черты лица и одежда полностью совпадают с той сценой, что я воссоздал в роговицах Девы.
– Воссоздал каким образом, Кевин?
– Морфингом.
– Получается, что у меня перед глазами потенциальные изображения, разработанные компьютерной программой?
Он кивает.
– Другими словами, создание силуэтов действующей по принципу аналогии системной программой. Она анализирует пятна и истолковывает их. Если вы дадите ей фотографию облака, она разглядит на ней дом, собаку или карту Африки.
– Случайные толкования исключены, – нисколько не смущаясь и источая святую уверенность, отвечает он. – Я работал с самыми авторитетными системными программами на рынке: APL, Micrografx, Photomorph…
Моя нога натыкается под столом на его ногу. Поскольку он не отнимает своей, я следую его примеру, не улавливая ни единого отголоска тому в его невозмутимом голосе:
– …И в завершение я применил сверхточный математический код, который обычно использую в НАСА для обработки фотографий из космоса. Исходя из характерных цифр каждого отражения, я произвел арифметические операции, действующие как оптические фильтры, для выделения фигур, действительно присутствующих на изображении, путем выявления их очертаний. Чему вы улыбаетесь?
– Наречию «действительно».
– Не понимаю, что вас так шокирует. Что мне удалось обнаружить отражения тринадцати человек на роговице диаметром в восемь миллиметров?
Наткнувшись пальцем на неожиданную выпуклость, я понимаю, что все это время гладила ножку стола. Я убираю ногу.
– Это не вопрос размера, Кевин, а вашего подхода. Я думаю, что вы обнаружили все то, что обнаружили, потому, что искалиэто. Ваши системные программы получили установку различить среди неясных теней очевидцев сцены у епископа. Вы, отталкиваясь от картины XVIII века, поместили все изображенное художником в глаза мадонны.
– С чего вы взяли? Я не задавал никаких параметров поиска программам!
– Да, но вы отбрасывали любые толкования, не вписывающиеся в ваше видениесцены. Поклянитесь, глядя мне в глаза, что ни одна из ваших программ ни разу не выдала вам отражения бэтмена, грузовика-цистерны или же чернокожей служанки, занимающейся оральным сексом с епископом.
Он пожимает плечами и закрывает папку:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50
– Ну так… что вы на это скажете?
При всей доброй воле единственное, что я нахожусь ответить, это:
– Вы католик.
В двойном порыве рвения он восстает и заявляет:
– Протестант! И мои религиозные убеждения никогда не влияли на беспристрастность моих исследований!
– Если не считать, что вы пришли к выводу о Божьем вмешательстве.
– Это не вывод, и я ни к чему не пришел. Я лишь выявляю неподдающийся научному объяснению феномен: каждый волен делать для себя соответствующие выводы.
Я перебираю распечатки, сравниваю их между собой, приближаю к глазам, удаляю от глаз. Он расслабляется, и агрессивные интонации невиновного, помимо своей воли почувствовавшего себя виновным по ложному обвинению, сменяются в его голосе гордостью.
– Знаете, мне не привыкать к подобным обвинениям. Поначалу в НАСА все поднимали меня на смех. Теперь им не до смеха. Я единственный из всей команды, кто в рамках программы «Патфиндер» трижды выходил в открытый космос. Давайте же выпьем, чтобы вы пришли в себя!
Я тяну руку к томатному соку, но он останавливает меня.
– Нет, только не в таком порядке! Делайте, как я.
В его глазах загораются задорные искорки, рот растягивается до ушей в улыбке, восторженность от сознания собственных открытий делает его моложе лет на десять. Мне кажется, сейчас он как никогда искренен и, думаю, не стоит подрывать его убеждения.
– Сначала глоток текилы, потом посыпаете солью половинку лимона и выжимаете ее надо ртом, вот так, потом глоток томатного сока, парочка тапас и все по новой!
От этого мелочного ритуала у меня слезы подступают к горлу. Я вспоминаю о сандвичах Франка, о перечне хлеб-масло-ветчина-сыр-молотый перец, о наших оживленных спорах, о пробных операциях по пересадке искусственной роговицы, неизменно завершавшихся ночью любви. Между тоской по прошлому, желанием новизны и повторяющимися из раза в раз сценариями я уже и не знаю, куда отнести этого неуклюжего верзилу с лихорадочным взглядом, с признательностью и волнением наблюдающего за тем, как я пью «по порядку».
– Вам не нравится?
Я успокаиваю его милой улыбкой. Отвратительные ощущения, особенно под конец, когда закусываешь подобием пиццы с красной фасолью. Я начинаю по новой, в надежде, что текила перебьет вкус тапас. На второй заход это уже не так ужасно, на третий почти что вкусно, а после четвертого уже невозможно остановиться. Соленый лимон оттеняет вкус алкоголя, приглушая вместе с тем остроту томатного сока. Это, вероятно, и прижигает вкусовые рецепторы: чем больше ты пьешь, тем менее крепкой кажется текила, чем больше пьянеешь, тем меньше чувствуешь опьянение. Я делюсь с ним своими ощущениями. Он поддакивает, добавляя, что этим-то и объясняется количество убийств на выходе из бара. Заказывает еще одну бутылку, засучивает рукава смокинга и в предвкушении ставит локти на столик:
– Я жду ваших возражений, Натали. Давайте.
Чтобы не атаковать его сразу в лоб, я осведомляюсь, каким образом ему удалось, с технической точки зрения, преобразовать окулярные отражения в эту галерею фотороботов.
– Тем же, которым обрабатывались и фотографии с Марса, – лаконично отвечает он.
– Расскажите поподробнее.
– Вначале я сделал цифровую обработку отражений и разбил весь глаз на квадраты разных размеров, от двадцати пяти до шести микрон, чтобы получить около двадцати восьми квадратов на квадратный миллиметр площади.
Я вежливо улыбаюсь, хотя эти цифры мне совершенно ни о чем не говорят.
– Затем использовал сканер точностью в тысячу двести пикселей на дюйм и увеличил отражения в две тысячи раз по сравнению с их начальными размерами. Без какого-либо искажения, напротив, каждая картинка тотчас прошла цифровую обработку. После этого я задействовал три разновидности фильтров: смягчающие, для затушевывания очертания суботражений, комбинированные, для контрастного выделения некоторых форм, и окрашивающие, для облегчения визуального восприятия. Я показал вам отражения из обоих глаз: как вы можете убедиться, они расположены в определенном порядке, занимают соответствующие места, и, главное, общая картина совпадает вот с этим.
И ловким жестом фокусника он сует мне под нос открытку.
– Это картина известного мексиканского художника Мигеля Кабреры, написанная в 1760 году и изображающая, в полном соответствии с рассказами очевидцев, так называемый эпизод «Чуда с розами». Видите: здесь все те же действующие лица, их расположение, размеры, черты лица и одежда полностью совпадают с той сценой, что я воссоздал в роговицах Девы.
– Воссоздал каким образом, Кевин?
– Морфингом.
– Получается, что у меня перед глазами потенциальные изображения, разработанные компьютерной программой?
Он кивает.
– Другими словами, создание силуэтов действующей по принципу аналогии системной программой. Она анализирует пятна и истолковывает их. Если вы дадите ей фотографию облака, она разглядит на ней дом, собаку или карту Африки.
– Случайные толкования исключены, – нисколько не смущаясь и источая святую уверенность, отвечает он. – Я работал с самыми авторитетными системными программами на рынке: APL, Micrografx, Photomorph…
Моя нога натыкается под столом на его ногу. Поскольку он не отнимает своей, я следую его примеру, не улавливая ни единого отголоска тому в его невозмутимом голосе:
– …И в завершение я применил сверхточный математический код, который обычно использую в НАСА для обработки фотографий из космоса. Исходя из характерных цифр каждого отражения, я произвел арифметические операции, действующие как оптические фильтры, для выделения фигур, действительно присутствующих на изображении, путем выявления их очертаний. Чему вы улыбаетесь?
– Наречию «действительно».
– Не понимаю, что вас так шокирует. Что мне удалось обнаружить отражения тринадцати человек на роговице диаметром в восемь миллиметров?
Наткнувшись пальцем на неожиданную выпуклость, я понимаю, что все это время гладила ножку стола. Я убираю ногу.
– Это не вопрос размера, Кевин, а вашего подхода. Я думаю, что вы обнаружили все то, что обнаружили, потому, что искалиэто. Ваши системные программы получили установку различить среди неясных теней очевидцев сцены у епископа. Вы, отталкиваясь от картины XVIII века, поместили все изображенное художником в глаза мадонны.
– С чего вы взяли? Я не задавал никаких параметров поиска программам!
– Да, но вы отбрасывали любые толкования, не вписывающиеся в ваше видениесцены. Поклянитесь, глядя мне в глаза, что ни одна из ваших программ ни разу не выдала вам отражения бэтмена, грузовика-цистерны или же чернокожей служанки, занимающейся оральным сексом с епископом.
Он пожимает плечами и закрывает папку:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50