Но умоляю тебя, тем или иным способом развяжи полемику: в этом мое единственное спасение. Ватикан слишком расчетлив, слишком осторожен, чтобы пойти на канонизацию, основанную на научном досье, где малейшее сомнение может стать заразительным, вынуждая остальных экспертов отказаться от своих предыдущих показаний, отложить вынесение вердикта до тех пор, пока все окончательно не разъяснится. Выиграй мне время, Натали. Это все, о чем я тебя прошу. Папа не вечен, а его преемник не возобновит слушание моего дела, если почувствует запах жареного, и, ссылаясь на осторожность, с удовольствием начнет процесс канонизации новенького претендента: егособственного праведника. Если ты выиграешь эту гонку против времени, Натали, я спасен. Ведь для уничтожения образа, ставшего моей темницей, достаточно, чтобы люди перестали верить в его божественность. По крайней мере это последняя остающаяся у меня надежда, последняя иллюзия.
Уничтожь меня, Натали, чтобы я смог наконец уйти с миром, познал тот мир, воссоединился там с моей женой, смог вырваться из оков моего одеяния и земного притяжения, как всяк и каждый. Это мое право, это мой долг, мое условие быть человеком; я стал избранным наугад, а остаюсь им по заблуждению или же упущению, искусственно продлеваемый вопреки всем общим законам. Я больше не хочу быть одиноким. Я больше не хочу быть исключительным.
Помоги мне…
* * *
Терраса бара представляет собой длинный узкий балкон с полуразвалившимися кирпичными дымоходами, выстроенными в ряд круглыми столиками и раскрошившимися зубчатыми украшениями на крыше. Протиснувшись к балюстраде, прикрепленной к стене массивными цепями, я оглядываю окрестности: отсюда видна вся площадь от бывшего президентского дворца до подпираемого стальными балками кафедрального собора. Мексиканский флаг, установленный на клумбе с белым гравием, где монументальные скульптуры из искусственного мрамора имитируют шахматные фигуры, вздувается и развевается под порывами ветра. Этакий островок модерна посреди рушащейся готики. Машин на улицах на удивление мало, воздух уже не кажется таким раскаленным, слух режет непривычная тишина.
Кевин Уильямс с пухлой папкой в руках и в своем слишком коротком смокинге просовывается в балконную дверь. Блуждает глазами по бару, нагибается, чтобы пройти под гирляндой цепей, и садится напротив меня.
– Вы что-нибудь заказали?
– Предоставляю это вам.
– Текила, – приказывает он неподвижно свесившейся с перил официантке. Затем нарочито медленно, не отводя от меня взгляда, словно начинает стрип-шоу, снимает с папки резинки. – Готовы к потрясению?
Я нетерпеливо киваю. Он открывает папку, ставит на один ее край пепельницу и торжественно протягивает мне фотографию, на которой два мальчишки, уморительно кривляясь, обнимают невыразительную блондинку.
– Венди и мальчики, – поясняет он, видя мое удивление, и выкладывает на стол увеличенный снимок с расчерченными квадратами. – Левый глаз Венди, увеличенный в тысячу раз. Вы можете увидеть в нем мое тройное отражение в тот момент, когда я делаю снимок. С этим явлением вы знакомы. А вот фотография глаза Пресвятой Девы, к которой я применил аналогичную цифровую обработку и тот же масштаб увеличения.
Я подношу снимок к фонарю, раскачивающемуся над балконной дверью. На фотографии с Венди отражения были очень четкими, а на этой я различаю только тени и темные пятна, да и то с большим трудом.
– Ничего удивительного, – участливо утешает он меня, – там такое скопление людей! Давайте опустим три года, и вот чем завершились мои исследования.
В эту же минуту прибывает поднос. Раздосадованный Кевин убирает руку и прячет фотографию у себя на груди, девушка тем временем расставляет на столике текилу и закуски: томатный сок, соль, половинки зеленого лимона и тапас. Потом он с гордостью протягивает что-то вроде детской книжки-раскраски, где в черно-белом глазу очерчены тринадцать силуэтов. Прищелкивая языком, он наслаждается моим молчанием, томит меня еще несколько секунд, затем поочередно выкладывает на стол отдельные изображения каждого персонажа с его учетной карточкой. Бородатый идальго, Хуан Диего, епископ Сумаррага, его чернокожая служанка, сидящий с тыквой в руках индеец, переводчик Хуан Гонсалес и семья в полном составе, от старика до младенца.
Мое внимание привлекает вторая карточка, я указываю на обведенное белым отражение в остроконечном колпаке и длинном нагруднике, называемое «Хуан Диего».
– Где вы обнаружили его?
– На левой роговице. Он как раз показывает тильму епископу.
– Тильму, на которой проявились глаза Богоматери, в которых и отражается эта сцена?
– Именно так, – отвечает он, не чувствуя подвоха.
– Как же возможно, что он отражается в глазах с плаща, если сам плащ надет на нем?
Кевин поджимает губы, потупляет глаза. Меня уже начинают мучить угрызения совести за то, что я вот так, одной фразой, перечеркнула плоды трехлетних исследований, но он продолжает мягким голосом, как если бы поберечь следовало меня, а не его.
– Должен вас предупредить: здесь мы выходим за рамки научно объяснимых явлений. То, что я сейчас вам открою, – всего лишь бездоказательное предположение, интуитивное заключение, продиктованное исключительно логикой.
– Слушаю вас, – говорю я, придавая своему голосу волнующие интонации, чтобы завоевать его доверие.
– Она была там. Пресвятая Дева. В то мгновение, когда ее изображение проявилось на полотне, она, будучи невидима для всех, наблюдала за происходящим, в шестидесяти сантиметрах от земли и тридцати градусах правее епископа, что, по моим расчетам, исходя из расположения отражений в обоих глазах, наиболее вероятная точка обзора.
– Точка обзора невидимой Девы, поместившей все виденное своим невидимым взором в глаза с полотна?
Озадаченный моей формулировкой, он выдерживает паузу и наконец кивает. Я перевожу взгляд на площадь, где уже не осталось ни единой машины. Так странно, это ощущение комендантского часа, эта искусственная тишина, прерываемая звуками, которых не должно быть слышно: цоканье шпилек по булыжной мостовой, поскуливание собаки, звонок телефона в глубине квартиры, взмах крыльев под соборным колоколом, капель воды на этаже под нами. Никогда бы не подумала, что в одной из самых шумных столиц мира можно провести такой романтический вечер у деревенского фонтана.
– Вот, собственно, на чем я основываюсь.
Я словно пробуждаюсь ото сна и возвращаюсь к круглым очкам исследователя из НАСА. Он придвигает свой стул к столу и в качестве решающего аргумента показывает мне следующее увеличение, где на тильме, отражающейся в левом глазу, еще не проявилось изображение Пресвятой Девы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50
Уничтожь меня, Натали, чтобы я смог наконец уйти с миром, познал тот мир, воссоединился там с моей женой, смог вырваться из оков моего одеяния и земного притяжения, как всяк и каждый. Это мое право, это мой долг, мое условие быть человеком; я стал избранным наугад, а остаюсь им по заблуждению или же упущению, искусственно продлеваемый вопреки всем общим законам. Я больше не хочу быть одиноким. Я больше не хочу быть исключительным.
Помоги мне…
* * *
Терраса бара представляет собой длинный узкий балкон с полуразвалившимися кирпичными дымоходами, выстроенными в ряд круглыми столиками и раскрошившимися зубчатыми украшениями на крыше. Протиснувшись к балюстраде, прикрепленной к стене массивными цепями, я оглядываю окрестности: отсюда видна вся площадь от бывшего президентского дворца до подпираемого стальными балками кафедрального собора. Мексиканский флаг, установленный на клумбе с белым гравием, где монументальные скульптуры из искусственного мрамора имитируют шахматные фигуры, вздувается и развевается под порывами ветра. Этакий островок модерна посреди рушащейся готики. Машин на улицах на удивление мало, воздух уже не кажется таким раскаленным, слух режет непривычная тишина.
Кевин Уильямс с пухлой папкой в руках и в своем слишком коротком смокинге просовывается в балконную дверь. Блуждает глазами по бару, нагибается, чтобы пройти под гирляндой цепей, и садится напротив меня.
– Вы что-нибудь заказали?
– Предоставляю это вам.
– Текила, – приказывает он неподвижно свесившейся с перил официантке. Затем нарочито медленно, не отводя от меня взгляда, словно начинает стрип-шоу, снимает с папки резинки. – Готовы к потрясению?
Я нетерпеливо киваю. Он открывает папку, ставит на один ее край пепельницу и торжественно протягивает мне фотографию, на которой два мальчишки, уморительно кривляясь, обнимают невыразительную блондинку.
– Венди и мальчики, – поясняет он, видя мое удивление, и выкладывает на стол увеличенный снимок с расчерченными квадратами. – Левый глаз Венди, увеличенный в тысячу раз. Вы можете увидеть в нем мое тройное отражение в тот момент, когда я делаю снимок. С этим явлением вы знакомы. А вот фотография глаза Пресвятой Девы, к которой я применил аналогичную цифровую обработку и тот же масштаб увеличения.
Я подношу снимок к фонарю, раскачивающемуся над балконной дверью. На фотографии с Венди отражения были очень четкими, а на этой я различаю только тени и темные пятна, да и то с большим трудом.
– Ничего удивительного, – участливо утешает он меня, – там такое скопление людей! Давайте опустим три года, и вот чем завершились мои исследования.
В эту же минуту прибывает поднос. Раздосадованный Кевин убирает руку и прячет фотографию у себя на груди, девушка тем временем расставляет на столике текилу и закуски: томатный сок, соль, половинки зеленого лимона и тапас. Потом он с гордостью протягивает что-то вроде детской книжки-раскраски, где в черно-белом глазу очерчены тринадцать силуэтов. Прищелкивая языком, он наслаждается моим молчанием, томит меня еще несколько секунд, затем поочередно выкладывает на стол отдельные изображения каждого персонажа с его учетной карточкой. Бородатый идальго, Хуан Диего, епископ Сумаррага, его чернокожая служанка, сидящий с тыквой в руках индеец, переводчик Хуан Гонсалес и семья в полном составе, от старика до младенца.
Мое внимание привлекает вторая карточка, я указываю на обведенное белым отражение в остроконечном колпаке и длинном нагруднике, называемое «Хуан Диего».
– Где вы обнаружили его?
– На левой роговице. Он как раз показывает тильму епископу.
– Тильму, на которой проявились глаза Богоматери, в которых и отражается эта сцена?
– Именно так, – отвечает он, не чувствуя подвоха.
– Как же возможно, что он отражается в глазах с плаща, если сам плащ надет на нем?
Кевин поджимает губы, потупляет глаза. Меня уже начинают мучить угрызения совести за то, что я вот так, одной фразой, перечеркнула плоды трехлетних исследований, но он продолжает мягким голосом, как если бы поберечь следовало меня, а не его.
– Должен вас предупредить: здесь мы выходим за рамки научно объяснимых явлений. То, что я сейчас вам открою, – всего лишь бездоказательное предположение, интуитивное заключение, продиктованное исключительно логикой.
– Слушаю вас, – говорю я, придавая своему голосу волнующие интонации, чтобы завоевать его доверие.
– Она была там. Пресвятая Дева. В то мгновение, когда ее изображение проявилось на полотне, она, будучи невидима для всех, наблюдала за происходящим, в шестидесяти сантиметрах от земли и тридцати градусах правее епископа, что, по моим расчетам, исходя из расположения отражений в обоих глазах, наиболее вероятная точка обзора.
– Точка обзора невидимой Девы, поместившей все виденное своим невидимым взором в глаза с полотна?
Озадаченный моей формулировкой, он выдерживает паузу и наконец кивает. Я перевожу взгляд на площадь, где уже не осталось ни единой машины. Так странно, это ощущение комендантского часа, эта искусственная тишина, прерываемая звуками, которых не должно быть слышно: цоканье шпилек по булыжной мостовой, поскуливание собаки, звонок телефона в глубине квартиры, взмах крыльев под соборным колоколом, капель воды на этаже под нами. Никогда бы не подумала, что в одной из самых шумных столиц мира можно провести такой романтический вечер у деревенского фонтана.
– Вот, собственно, на чем я основываюсь.
Я словно пробуждаюсь ото сна и возвращаюсь к круглым очкам исследователя из НАСА. Он придвигает свой стул к столу и в качестве решающего аргумента показывает мне следующее увеличение, где на тильме, отражающейся в левом глазу, еще не проявилось изображение Пресвятой Девы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50