Это был типичный ариец — высоченный блондин с развитой грудной клеткой, с резкими чертами лица, глубоко посаженными серыми глазами. Он курил у окна, загораживая своей массивной фигурой весь проход. Василий попросил разрешения пройти, тот посторонился, посмотрел на пассажира из соседнего купе, глаза их встретились. Почему-то Василию захотелось познакомиться с этим человеком. Он остановился рядом с оберштурмбанфюрером и так же, как он, стал смотреть в окно.
— Отличная погода для ранней весны, не правда ли? — спросил Василий через некоторое время.
— Да, погода стоит замечательная, — согласился немец.
Они поговорили о каких-то пустяках. Василий, как бы невзначай, между прочим, сообщил оберштурмбанфюреру, что он американец и представляет в Германии крупнейшую нефтяную компанию, но его специальность — торговля кофе.
— О, кофе великолепный напиток! К сожалению, настоящий кофе давно исчез, — посетовал немец и в свою очередь отрекомендовался: — Отто Лемке.
Он рассказал, что вступил в партию национал-социалистов еще в 1928 году в Мюнхене, когда фюрер только-только собирал вокруг себя единомышленников.
— Единственный народ на земном шаре, заслуживающий уважения кроме нас, немцев, — это американцы! — разглагольствовал Лемке. — Американцы, как и мы, люди дела, — не то что изнеженные, вымирающие французы, одряхлевшие англичане и славянские племена вроде чехов, югославов, поляков и другой мелочи!..
Позднее Василий пригласил оберштурмбанфюрера пообедать вместе в вагоне-ресторане, сказав, что у Него есть несколько бутылок отличного виски.
Отто Лемке не заставил себя долго уговаривать, и они пошли в вагон-ресторан. Лиза, сославшись на нездоровье, осталась в купе.
В вагоне-ресторане народу было мало. Отто Лемке заявил, что терпеть не может спиртных напитков, разбавленных водой, глушил чистое виски и, порядком захмелев, болтал без умолку. Под большим секретом он сообщил Василию, что служит в охране имперской канцелярии и имеет доступ к высшим кругам партии.
— Наши партийные вожди доверяют мне самые большие секреты, а Рудольф Гесс души не чает во мне… Для этого у него есть все основания. Я всегда был верен фюреру, даже в «ночь длинных ножей»… Американцы — наши друзья, и мне незачем скрывать от вас все это!
К концу обеда они так сдружились, что оберштурмбанфюрер Отто Лемке говорил Василию «ты» и покровительственно похлопывал его по плечу.
Утром, подъезжая к Берлину, Василий подарил ему пачку кофе, бутылку виски и дал свой служебный телефон, сказав, что всегда будет рад встретиться со своим другом Отто Лемке.
Дома Василий и Лиза обнаружили, что у них побывали некие посторонние лица и покопались в вещах, хотя все было аккуратнейшим образом положено на место. Это обстоятельство немного встревожило Василия, несмотря на то что он прекрасно знал, что в фашистской Германии подозревают всякого, тем более будут подозревать его, иностранца.
Негласный обыск в доме послужил Василию предупреждением, а то за последнее время он вел себя излишне самоуверенно, забывая, что малейший неосторожный шаг может привести к катастрофе.
Еще с юношеских лет Василий проявлял большие способности к языкам. Почти самоучкой овладел он французским, позже изучал английский и научился довольно бегло говорить. Хуже обстояло с немецким, — этот язык Василий знал слабо и взялся за него вплотную только после того, как «отец» сказал, что, возможно, придется ехать в Германию. Живя в Берлине, Василий быстро освоил разговорную речь, но грамматику знал слабо. Он решил пригласить учительницу, настоящую немку, и сказал об этом юрисконсульту Глаубергу. Тот с готовностью согласился подыскать квалифицированную учительницу.
После этого разговора прошло порядочно времени, Василий не возвращался к нему, не вспоминал о разговоре и Глауберг.
В вечерней газете Василий поместил объявление о том, что требуется сторож-садовник. В контору стали приходить садовники с солидными рекомендациями, некоторые предъявляли даже дипломы об окончании специальных училищ по садоводству и декоративному растениеводству. Василий записывал адреса претендентов, обещал известить их о своем решении, поджидая садовника, рекомендованного Вебером. Наконец, тот явился. Это был немногословный, крепкий старичок, по фамилии Мюллер. На вопросы Василия он отвечал коротко и, в отличие от многих других претендентов на должность садовника, заискивавших перед богатым американцем, держался весьма независимо.
— Если вам нужен настоящий садовник, то лучше меня не найдете во всем Берлине! — сказал он. — Я окончил специальное училище по садоводству и декоративному растениеводству, имею диплом. По своей специальности работаю более тридцати пяти лет. Вывел новые сорта тюльпанов и роз. В данное время работаю у генерала Вахмахера и согласен перейти к вам только потому, что вы предоставляете жилье.
— Вы что же, собираетесь переехать ко мне в сторожку со всем семейством? — спросил Василий.
— Нет, зачем же. Я буду жить у вас с женой, — она мне помогает в работе. Дети мои останутся в старой квартире.
Договорились об условиях. Мюллер сказал, что переедет в Потсдам дня через три.
Видимо побоявшись, что шеф прибегнет к такому же способу найма учительницы, юрисконсульт представил патрону миловидную даму — беленькую, пухленькую, голубоглазую, лет тридцати восьми. Ее звали Катрин Хигель. Держалась она скромно, по с достоинством. Сообщила, что работает в школе — преподает немецкий язык в старших классах. Была замужем, сейчас живет со своей престарелой матерью. Договорились, что фрау Хигель будет заниматься с мистером Кочеком три раза в неделю, по два часа, в его служебном кабинете после работы.
Василий давно искал удобный предлог для встречи с Вебером. Звонить ему домой или на работу не хотелось. И вдруг сам Вебер позвонил ему в контору и сказал, что хотел бы повидаться с ним.
— Пожалуйста! — ответил Василий. — Для старых друзей мои двери всегда открыты. Приезжайте когда хотите.
— Если не возражаете, я зайду к вам сейчас на несколько минут, — сказал Вебер.
Почему он так неосторожен? Позвонил по служебному телефону, отважился появиться среди белого дня? Василию стало как-то беспокойно после этого звонка.
Не прошло и получаса, как явился Вебер. Опустившись в кресло, вытер платком вспотевший лоб, сказал, что сегодня душно, как в июле, потом спросил:
— Никто не может подслушать наш разговор?
— Я часто проверяю кабинет, нет ли где аппарата подслушивания. Но такая возможность не исключена, — тихо ответил Василий.
— Как же быть? Мне нужно поговорить с вами.
— Если у вас есть время, пойдемте в парк. В это время там, кроме старух и детишек, никого не бывает, — предложил Василий.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119
— Отличная погода для ранней весны, не правда ли? — спросил Василий через некоторое время.
— Да, погода стоит замечательная, — согласился немец.
Они поговорили о каких-то пустяках. Василий, как бы невзначай, между прочим, сообщил оберштурмбанфюреру, что он американец и представляет в Германии крупнейшую нефтяную компанию, но его специальность — торговля кофе.
— О, кофе великолепный напиток! К сожалению, настоящий кофе давно исчез, — посетовал немец и в свою очередь отрекомендовался: — Отто Лемке.
Он рассказал, что вступил в партию национал-социалистов еще в 1928 году в Мюнхене, когда фюрер только-только собирал вокруг себя единомышленников.
— Единственный народ на земном шаре, заслуживающий уважения кроме нас, немцев, — это американцы! — разглагольствовал Лемке. — Американцы, как и мы, люди дела, — не то что изнеженные, вымирающие французы, одряхлевшие англичане и славянские племена вроде чехов, югославов, поляков и другой мелочи!..
Позднее Василий пригласил оберштурмбанфюрера пообедать вместе в вагоне-ресторане, сказав, что у Него есть несколько бутылок отличного виски.
Отто Лемке не заставил себя долго уговаривать, и они пошли в вагон-ресторан. Лиза, сославшись на нездоровье, осталась в купе.
В вагоне-ресторане народу было мало. Отто Лемке заявил, что терпеть не может спиртных напитков, разбавленных водой, глушил чистое виски и, порядком захмелев, болтал без умолку. Под большим секретом он сообщил Василию, что служит в охране имперской канцелярии и имеет доступ к высшим кругам партии.
— Наши партийные вожди доверяют мне самые большие секреты, а Рудольф Гесс души не чает во мне… Для этого у него есть все основания. Я всегда был верен фюреру, даже в «ночь длинных ножей»… Американцы — наши друзья, и мне незачем скрывать от вас все это!
К концу обеда они так сдружились, что оберштурмбанфюрер Отто Лемке говорил Василию «ты» и покровительственно похлопывал его по плечу.
Утром, подъезжая к Берлину, Василий подарил ему пачку кофе, бутылку виски и дал свой служебный телефон, сказав, что всегда будет рад встретиться со своим другом Отто Лемке.
Дома Василий и Лиза обнаружили, что у них побывали некие посторонние лица и покопались в вещах, хотя все было аккуратнейшим образом положено на место. Это обстоятельство немного встревожило Василия, несмотря на то что он прекрасно знал, что в фашистской Германии подозревают всякого, тем более будут подозревать его, иностранца.
Негласный обыск в доме послужил Василию предупреждением, а то за последнее время он вел себя излишне самоуверенно, забывая, что малейший неосторожный шаг может привести к катастрофе.
Еще с юношеских лет Василий проявлял большие способности к языкам. Почти самоучкой овладел он французским, позже изучал английский и научился довольно бегло говорить. Хуже обстояло с немецким, — этот язык Василий знал слабо и взялся за него вплотную только после того, как «отец» сказал, что, возможно, придется ехать в Германию. Живя в Берлине, Василий быстро освоил разговорную речь, но грамматику знал слабо. Он решил пригласить учительницу, настоящую немку, и сказал об этом юрисконсульту Глаубергу. Тот с готовностью согласился подыскать квалифицированную учительницу.
После этого разговора прошло порядочно времени, Василий не возвращался к нему, не вспоминал о разговоре и Глауберг.
В вечерней газете Василий поместил объявление о том, что требуется сторож-садовник. В контору стали приходить садовники с солидными рекомендациями, некоторые предъявляли даже дипломы об окончании специальных училищ по садоводству и декоративному растениеводству. Василий записывал адреса претендентов, обещал известить их о своем решении, поджидая садовника, рекомендованного Вебером. Наконец, тот явился. Это был немногословный, крепкий старичок, по фамилии Мюллер. На вопросы Василия он отвечал коротко и, в отличие от многих других претендентов на должность садовника, заискивавших перед богатым американцем, держался весьма независимо.
— Если вам нужен настоящий садовник, то лучше меня не найдете во всем Берлине! — сказал он. — Я окончил специальное училище по садоводству и декоративному растениеводству, имею диплом. По своей специальности работаю более тридцати пяти лет. Вывел новые сорта тюльпанов и роз. В данное время работаю у генерала Вахмахера и согласен перейти к вам только потому, что вы предоставляете жилье.
— Вы что же, собираетесь переехать ко мне в сторожку со всем семейством? — спросил Василий.
— Нет, зачем же. Я буду жить у вас с женой, — она мне помогает в работе. Дети мои останутся в старой квартире.
Договорились об условиях. Мюллер сказал, что переедет в Потсдам дня через три.
Видимо побоявшись, что шеф прибегнет к такому же способу найма учительницы, юрисконсульт представил патрону миловидную даму — беленькую, пухленькую, голубоглазую, лет тридцати восьми. Ее звали Катрин Хигель. Держалась она скромно, по с достоинством. Сообщила, что работает в школе — преподает немецкий язык в старших классах. Была замужем, сейчас живет со своей престарелой матерью. Договорились, что фрау Хигель будет заниматься с мистером Кочеком три раза в неделю, по два часа, в его служебном кабинете после работы.
Василий давно искал удобный предлог для встречи с Вебером. Звонить ему домой или на работу не хотелось. И вдруг сам Вебер позвонил ему в контору и сказал, что хотел бы повидаться с ним.
— Пожалуйста! — ответил Василий. — Для старых друзей мои двери всегда открыты. Приезжайте когда хотите.
— Если не возражаете, я зайду к вам сейчас на несколько минут, — сказал Вебер.
Почему он так неосторожен? Позвонил по служебному телефону, отважился появиться среди белого дня? Василию стало как-то беспокойно после этого звонка.
Не прошло и получаса, как явился Вебер. Опустившись в кресло, вытер платком вспотевший лоб, сказал, что сегодня душно, как в июле, потом спросил:
— Никто не может подслушать наш разговор?
— Я часто проверяю кабинет, нет ли где аппарата подслушивания. Но такая возможность не исключена, — тихо ответил Василий.
— Как же быть? Мне нужно поговорить с вами.
— Если у вас есть время, пойдемте в парк. В это время там, кроме старух и детишек, никого не бывает, — предложил Василий.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119