Беда только в том, что я на своем веку наслушался массу правдоподобных рассказов. И знал, что она мне солгала. Там что-то произошло, о чем она то ли боялась, то ли стыдилась мне рассказать, — возможно, в самый решающий момент она “прокололась” куда более обидным образом, чем пыталась мне внушить.
Что ж, всякое бывает. Мне просто хотелось, чтобы она не чувствовала необходимости лгать и не думала, будто мне не наплевать, проявила она тогда мужество или нет. Я передернул затвор и передал ей ружье.
— Давай закончим нашу тренировку и поедем искать тень. Отстреляй еще пяток сто пятьдесят новых патронов, и посмотрим, насколько кучно эта штука теперь кладет. Потом сцентруем прицел с погрешностью три дюйма вверх на сто ярдов. Тогда на дистанции двести пятьдесят оно будет бить в десятку. Как плечо?
— Все нормально. Эрик?
— Что?
— Да нет, ничего. Пять выстрелов, говоришь?
— Пять.
— Когда-нибудь, — сказала она жизнерадостно, — я влюблюсь в мужчину, который удовлетворится тремя пробными выстрелами или будет сам пристреливать свои ружья.
Глава 16
На обратном пути я остановился у телефонной будки. Мне пришлось звонить на станцию, потому что абонент, с которым я хотел соединиться, получил телефон недавно, и его еще не внесли в городской справочник. Набрав нужный номер, я подождал довольно долго, но трубку никто не снял. По-видимому, ни Кэтрин Смит, ни ее так называемого “отца” дома не было. И не должно было быть, если они действовали, как я и предполагал.
Добравшись до мотеля, я увидел, что “фольксваген” Шейлы уже припаркован у ее двери. Я хотел зайти к ней, но потом решил, что мне ей сказать нечего, а если ей было что сказать мне, то возможностей для этого у нее было предостаточно. Ладно, черт с ней и с ее секретами. Как только я вошел к себе в номер, затрезвонил телефон. Я закрыл дверь, снял трубку и услышал ее голос.
— Мистер Эванс? Извините, что потревожила вас. Вы, верно, заняты...
Я стоял не шелохнувшись, крепко сжимая в руке трубку. Было всего лишь три слова, которые она могла употреблять: беспокоить, мешать и тревожить. Мне всегда казалось, что “тревожить” дурацкий глагол, совсем не подходящий для бытового приветствия, но это было кодовое слово, которым мы обычно пользовались.
— Вы меня совершенно не потревожили, мисс Саммертон, — я повторил кодовое слово, дав ей понять, что принял ее сигнал. — Я только что вошел в номер. И еще не приступил к разбору анкет. Вам что-нибудь нужно?
Она заговорила. Ее голос звучал ровно, а я лихорадочно соображал. Все три слова были вариацией одной и той же темы. Первое означало: “Я в беде, спасайся”. Второе — “Я в беде, помоги мне”. А третье, которое она употребила, означало: “Я в беде, сделай отвлекающий маневр — и я сама справлюсь”.
— Конечно, мисс Саммертон, конечно. У меня есть лишний экземпляр буклета с инетрукциями. Я сейчас его вам принесу.
Я положил трубку и воззрился на стену, но размышлять было не о чем. В такой ситуации мешкать нельзя. Агент, оказавшийся в беде, подает сигнал бедствия. Конечно, как старший группы, я вполне мог оставить этот сигнал без внимания, отдав се на растерзание волкам, если бы счел такой вариант полезным для спасения операции. Но если бы я стал действовать, то действовать следовало именно так, как она и просила.
А просила она не о помощи, а только об отвлекающем маневре. Что бы с ней ни случилось, она собиралась но всем разобраться самостоятельно, полагаясь только на силу своих тонких рук. Я подумал о слаженном тандеме Кэтрин и Макса и о том, с каким лихим профессионализмом они заманили меня в засаду и всадили иглу в шею...
Я взглянул на часы. Десяти минут, решил я, вполне достаточно для того, чтобы тот, кто держал ее на мушке — а именно так, надо думать, и обстояло дело, — начал нервничать, но не вполне, чтобы заподозрить неладное. Я провел эти томительные десять минут, рассовывая по карманам вещи, которые могли бы мне пригодиться. Когда я вышел из номера, низкое вечернее солнце на мгновение ослепило меня. В руке я держал желтую брошюрку, которая придавалась нашим опросным листам.
Зайдя за угол, я увидел, что бассейн полон полуголых? детей. Взрослые нежились в шезлонгах у кромки воды, но шум и гам, звенящие в воздухе, производили только дети. Я подождал, пока пространство перед дверьми номера Шейлы очистится от случайных прохожих, быстро подошел и энергично постучал кулаком.
— Откроите! — крикнул я как можно громче. — Откройте! Полиция!
Уловка была не шибко хитроумная. Скорее, дурацкая. Что ж, такими и бывают все отвлекающие маневры. Вы или затеваете драку, или устраиваете пожар в мусорном баке, или взрываете хлопушку. Об остальном должен позаботиться другой — тот, кто попал в беду. И лучше бы ему — или ей — в такой момент поторопиться.
Я услышал за дверью возню. Прозвучал выстрел из малокалиберного пистолета. Я сразу узнал этот хлопок, но вокруг никто, кажется, не обратил на него внимания — возможно, из-за гомона детей в бассейне. Наступила долгая, очень долгая пауза. Я с трудом подавил поползновение задавать через дверь идиотские вопросы или грозить выломать дверь. Потом дверь и сама открылась. Выглянула Шейла. В руке у нее был тонкоствольный автоматический пистолет 22-го калибра, которого я у нее раньше не видел.
— Мне пришлось сломать ему палец скобой спускового крючка, а то он не хотел выпускать его из рук, — сказала она спокойно. — Не считая сломанного пальца, единственный урон — это пулевое отверстие в потолке. Кто-нибудь слышал выстрел?
Я помотал головой. Мне захотелось обнять ее и крепко расцеловать за то, что она осталась невредима — и к черту ее невинную ложь! Но время было совсем не подходящее для подобных сентиментальных выходок.
— Хорошо сработано, Худышка, — сказал я, вошел в номер и увидел коренастого лысоватого мужчину с бледным лицом. Он сидел на кровати, обхватив ладонь. Один палец был неестественно выгнут в сторону.
— Это Эрнест Хед, — зачем-то пояснила Шейла. Я услышал, как за моей спиной закрылась дверь. Она продолжала: — Пропала его жена. Он решил, что нам что-либо о ней известно. Когда я сказала, что мы ничего не знаем, он попросил позвонить тебе.
Глядя на сидящего на кровати человека, я ощутил прилив того полусамодовольного, полувиноватого восторга, какой неизменно испытываешь, когда начинают сбываться твои самые дьявольские козни.
— Он постучал сразу же после моего прихода, — рассказывала Шейла. — По-моему, когда я брала у него интервью вчера вечером, я упомянула, что остановилась в этом мотеле. Он ткнул мне в лицо пистолет и вломился в номер. Он был просто вне себя. Похоже, он вообразил, что мне известно то, о чем я и понятия не имею. Возможно, я бы могла обезоружить его раньше, но мне показалось, что лучше дать ему выговориться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50
Что ж, всякое бывает. Мне просто хотелось, чтобы она не чувствовала необходимости лгать и не думала, будто мне не наплевать, проявила она тогда мужество или нет. Я передернул затвор и передал ей ружье.
— Давай закончим нашу тренировку и поедем искать тень. Отстреляй еще пяток сто пятьдесят новых патронов, и посмотрим, насколько кучно эта штука теперь кладет. Потом сцентруем прицел с погрешностью три дюйма вверх на сто ярдов. Тогда на дистанции двести пятьдесят оно будет бить в десятку. Как плечо?
— Все нормально. Эрик?
— Что?
— Да нет, ничего. Пять выстрелов, говоришь?
— Пять.
— Когда-нибудь, — сказала она жизнерадостно, — я влюблюсь в мужчину, который удовлетворится тремя пробными выстрелами или будет сам пристреливать свои ружья.
Глава 16
На обратном пути я остановился у телефонной будки. Мне пришлось звонить на станцию, потому что абонент, с которым я хотел соединиться, получил телефон недавно, и его еще не внесли в городской справочник. Набрав нужный номер, я подождал довольно долго, но трубку никто не снял. По-видимому, ни Кэтрин Смит, ни ее так называемого “отца” дома не было. И не должно было быть, если они действовали, как я и предполагал.
Добравшись до мотеля, я увидел, что “фольксваген” Шейлы уже припаркован у ее двери. Я хотел зайти к ней, но потом решил, что мне ей сказать нечего, а если ей было что сказать мне, то возможностей для этого у нее было предостаточно. Ладно, черт с ней и с ее секретами. Как только я вошел к себе в номер, затрезвонил телефон. Я закрыл дверь, снял трубку и услышал ее голос.
— Мистер Эванс? Извините, что потревожила вас. Вы, верно, заняты...
Я стоял не шелохнувшись, крепко сжимая в руке трубку. Было всего лишь три слова, которые она могла употреблять: беспокоить, мешать и тревожить. Мне всегда казалось, что “тревожить” дурацкий глагол, совсем не подходящий для бытового приветствия, но это было кодовое слово, которым мы обычно пользовались.
— Вы меня совершенно не потревожили, мисс Саммертон, — я повторил кодовое слово, дав ей понять, что принял ее сигнал. — Я только что вошел в номер. И еще не приступил к разбору анкет. Вам что-нибудь нужно?
Она заговорила. Ее голос звучал ровно, а я лихорадочно соображал. Все три слова были вариацией одной и той же темы. Первое означало: “Я в беде, спасайся”. Второе — “Я в беде, помоги мне”. А третье, которое она употребила, означало: “Я в беде, сделай отвлекающий маневр — и я сама справлюсь”.
— Конечно, мисс Саммертон, конечно. У меня есть лишний экземпляр буклета с инетрукциями. Я сейчас его вам принесу.
Я положил трубку и воззрился на стену, но размышлять было не о чем. В такой ситуации мешкать нельзя. Агент, оказавшийся в беде, подает сигнал бедствия. Конечно, как старший группы, я вполне мог оставить этот сигнал без внимания, отдав се на растерзание волкам, если бы счел такой вариант полезным для спасения операции. Но если бы я стал действовать, то действовать следовало именно так, как она и просила.
А просила она не о помощи, а только об отвлекающем маневре. Что бы с ней ни случилось, она собиралась но всем разобраться самостоятельно, полагаясь только на силу своих тонких рук. Я подумал о слаженном тандеме Кэтрин и Макса и о том, с каким лихим профессионализмом они заманили меня в засаду и всадили иглу в шею...
Я взглянул на часы. Десяти минут, решил я, вполне достаточно для того, чтобы тот, кто держал ее на мушке — а именно так, надо думать, и обстояло дело, — начал нервничать, но не вполне, чтобы заподозрить неладное. Я провел эти томительные десять минут, рассовывая по карманам вещи, которые могли бы мне пригодиться. Когда я вышел из номера, низкое вечернее солнце на мгновение ослепило меня. В руке я держал желтую брошюрку, которая придавалась нашим опросным листам.
Зайдя за угол, я увидел, что бассейн полон полуголых? детей. Взрослые нежились в шезлонгах у кромки воды, но шум и гам, звенящие в воздухе, производили только дети. Я подождал, пока пространство перед дверьми номера Шейлы очистится от случайных прохожих, быстро подошел и энергично постучал кулаком.
— Откроите! — крикнул я как можно громче. — Откройте! Полиция!
Уловка была не шибко хитроумная. Скорее, дурацкая. Что ж, такими и бывают все отвлекающие маневры. Вы или затеваете драку, или устраиваете пожар в мусорном баке, или взрываете хлопушку. Об остальном должен позаботиться другой — тот, кто попал в беду. И лучше бы ему — или ей — в такой момент поторопиться.
Я услышал за дверью возню. Прозвучал выстрел из малокалиберного пистолета. Я сразу узнал этот хлопок, но вокруг никто, кажется, не обратил на него внимания — возможно, из-за гомона детей в бассейне. Наступила долгая, очень долгая пауза. Я с трудом подавил поползновение задавать через дверь идиотские вопросы или грозить выломать дверь. Потом дверь и сама открылась. Выглянула Шейла. В руке у нее был тонкоствольный автоматический пистолет 22-го калибра, которого я у нее раньше не видел.
— Мне пришлось сломать ему палец скобой спускового крючка, а то он не хотел выпускать его из рук, — сказала она спокойно. — Не считая сломанного пальца, единственный урон — это пулевое отверстие в потолке. Кто-нибудь слышал выстрел?
Я помотал головой. Мне захотелось обнять ее и крепко расцеловать за то, что она осталась невредима — и к черту ее невинную ложь! Но время было совсем не подходящее для подобных сентиментальных выходок.
— Хорошо сработано, Худышка, — сказал я, вошел в номер и увидел коренастого лысоватого мужчину с бледным лицом. Он сидел на кровати, обхватив ладонь. Один палец был неестественно выгнут в сторону.
— Это Эрнест Хед, — зачем-то пояснила Шейла. Я услышал, как за моей спиной закрылась дверь. Она продолжала: — Пропала его жена. Он решил, что нам что-либо о ней известно. Когда я сказала, что мы ничего не знаем, он попросил позвонить тебе.
Глядя на сидящего на кровати человека, я ощутил прилив того полусамодовольного, полувиноватого восторга, какой неизменно испытываешь, когда начинают сбываться твои самые дьявольские козни.
— Он постучал сразу же после моего прихода, — рассказывала Шейла. — По-моему, когда я брала у него интервью вчера вечером, я упомянула, что остановилась в этом мотеле. Он ткнул мне в лицо пистолет и вломился в номер. Он был просто вне себя. Похоже, он вообразил, что мне известно то, о чем я и понятия не имею. Возможно, я бы могла обезоружить его раньше, но мне показалось, что лучше дать ему выговориться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50