Перед героями была поставлена искусственная, а потому — невыполнимая цель: доказать превосходство номинальной власти баронов над реальной силой магов. Естественно, герои не справились с этой задачей, вследствие чего королевства рухнули, и роль аристократии в жизни общества стала ничтожна по сравнению с ролью магов.
Феликс сделал паузу, чтобы промочить горло, и этим тут же воспользовался Огюстен:
— Сейчас, — громко сказал он, — длинная родословная ценится только у беговых лошадей и охотничьих собак.
По счастью, его реплика не достигла адресата: Бальтазар, неведомо когда случившийся неподалеку, был слишком увлечен каким-то жарким спором и потому на провокацию не среагировал.
— В пору становления Ойкумены в современном виде, — быстро сказал Феликс, — когда различные братства городов объединялись в Метрополию, а королевства окончательно распадались на феоды, профессия героя перестала быть привилегией одного класса. Героем мог попытаться стать каждый, кто этого хотел. А материальное обеспечение и общее координирование деятельности героев взяли на себя различные религиозные организации — секты уже порядком подзабытых к тому времени богов. Они успели создать несколько так называемых Орденов рыцарей-монахов, в результате чего герои принялись совершать подвиги во славу какого-нибудь бога и с именем соответствующего мессии на устах, и получать за это звания вроде «паладинов», «защитников веры» или даже «святых», как это случилось с Георгием Каппадокийцем…
— Сохранись эта традиция до сегодняшнего дня, наш Бальтазар тоже именовался бы святым, — хохотнул Огюстен. — Святой Бальтазар, хе-хе-хе… — И снова мимо: Бальтазар не расслышал, как его имя поминают всуе.
— Но традиция не сохранилась, — перебил Феликс. — Ноша, взваленная на себя сектами, оказалась непосильной: по мере укрепления власти магов религии захирели и в конце концов сошли на нет.
— Туда им и дорога! — изрек Огюстен. Ноздри его раздувались; он не сводил глаз с Бальтазара. — Кто же станет верить в каких-то заоблачных богов и давно умерших мессий, когда под боком живут вполне реальные и не менее всемогущие маги?
— Если вы хотите поподробнее разузнать о последовавшей эпохе странствующих героев, — обратился Феликс к заскучавшему бургомистру, — рекомендую вам порасспрашивать Сигизмунда. Он может поведать много интересного о том времени. Ну, а напоминать вам о том, как города Метрополии решили финансировать существование централизованной Школы героев и всех ее командорий, я думаю, нет нужды…
— Да-да, — сказал бургомистр. — Но какой же вывод можно сделать из вашего рассказа?
— Времена меняются; власть переходит из рук в руки; приходят и уходят короли, жрецы и маги… Герои остаются героями. До тех пор, пока на свете будет существовать несправедливость, с ней будут бороться герои — вы уж простите мне мой высокопарный тон, — улыбнулся Феликс.
— Чепуха! При чем здесь несправедливость? Феликс, ты умный человек, откуда такая склонность к романтической чуши? Ты же сам сказал: все дело в потребности. Пока феодальные королевства воевали между собой из-за клочка земли — была потребность в армиях. А с прекращением бессмысленных войн все эти солдатики стали украшением парадом, не более. Теперь, когда не осталось магов и чудовищ, та же судьба ожидает героев, и первой ласточкой был сегодняшний макет дракона. Неужели так трудно со мной согласиться? А, господин бургомистр?
На холеном лице бургомистра отразилась мучительная борьба: с одной стороны, ему не хотелось обижать героев вообще и Феликса в частности, признавая правоту Огюстена; а с другой — ему до смерти надоел этот спор, и прекратить его можно было только одним способом: полной и безоговорочной капитуляцией. Положение казалось ему безвыходным, и Феликс, злорадствуя из-за того, что ему пришлось читать лекцию на праздничном приеме, ждал, как бургомистр станет выпутываться. Огюстен же всем своим видом выражал готовность спорить и дальше, до хрипоты и крика, пока не будет признана непогрешимость его аргументов.
Пауза явно затягивалась, и тут — как это нередко бывает в отчаянных ситуациях — помощь пришла извне.
7
Спасителем господина бургомистра, угодившего в классическую «вилку», до коих Огюстен был большой мастак, стал уже знакомый Феликсу кадыкастый блондинчик. Как и подобает вышколенному слуге, он приблизился совершенно бесшумно и вроде бы ниоткуда; привстав на цыпочки, блондин прошептал что-то на ухо бургомистру, и последний прямо-таки заурчал от удовольствия.
— Прошу покорнейше меня простить, — прогудел он, — но я вынужден вас покинуть. Спасибо за интересную лекцию и увлекательнейший спор…
— Куда это вы так торопитесь? — с ноткой досады спросил Огюстен.
— В оперу, господа, в оперу! На премьеру «Беовульфа», — сказал бургомистр чуточку нараспев. — Я обязан там быть, вы же понимаете!
— Так можете не спешить, потому что вы уже опоздали, — буркнул Огюстен, понимая, что рыбка сорвалась с крючка.
— Я думаю, что к началу третьего акта мы успеваем? — осведомился бургомистр у щуплого блондина. Тот кивнул. — Вот и славно… Честь имею, господа!
С этими словами бургомистр отвесил поклон, что при его комплекции было не так-то просто, и степенно удалился.
— Пф! — фыркнул Огюстен ему вслед. — Тоже мне, театрал!..
— Какой же ты все-таки склочник, — сказал Феликс.
Оскорбления Огюстен всегда пропускал мимо ушей. Вот и сейчас он как ни в чем не бывало повернулся к Феликсу и сказал:
— Ты заметил, как он попрощался? «Честь имею»! Между прочим, твоя лекция натолкнула меня на интересную аналогию… Ты, наверное, помнишь, что лет эдак сорок назад в моде была разнообразная божба: в разговорах то и дело проскальзывали всякие фразочки типа «боже мой» или «храни вас бог», или даже «какая божественная попка у этой крошки». При этом в богов уже никто не верил: говорили просто так, по привычке. Тоже самое сейчас происходит с вашей пресловутой «честью». Пройдет еще немного времени, и это слово забудут, как забыли всех богов… Да уже сейчас трудно найти человека, помнящего смысл этого слова!
— Неужели? — с каменным лицом сказал Феликс.
— Я имею в виду человека, а не героя… Да что с тобой спорить! — махнул рукой Огюстен и принялся пополнять запас еды на тарелке, готовясь к длительным поискам достойного оппонента.
«Нет, дружок, — подумал Феликс, следуя его примеру. — Теперь я от тебя не отстану. Я не дам тебе устроить свару с Бальтазаром. Не выйдет».
Но когда Огюстен, нагрузившись провиантом, отправился в дальнее плавание, на пути Феликса встало неожиданное препятствие. Тот самый костлявый блондинчик бесцеремонно заступил ему дорогу.
— Извините мою назойливость, — сказал он, — но если я не ошибаюсь, вы — Феликс?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85
Феликс сделал паузу, чтобы промочить горло, и этим тут же воспользовался Огюстен:
— Сейчас, — громко сказал он, — длинная родословная ценится только у беговых лошадей и охотничьих собак.
По счастью, его реплика не достигла адресата: Бальтазар, неведомо когда случившийся неподалеку, был слишком увлечен каким-то жарким спором и потому на провокацию не среагировал.
— В пору становления Ойкумены в современном виде, — быстро сказал Феликс, — когда различные братства городов объединялись в Метрополию, а королевства окончательно распадались на феоды, профессия героя перестала быть привилегией одного класса. Героем мог попытаться стать каждый, кто этого хотел. А материальное обеспечение и общее координирование деятельности героев взяли на себя различные религиозные организации — секты уже порядком подзабытых к тому времени богов. Они успели создать несколько так называемых Орденов рыцарей-монахов, в результате чего герои принялись совершать подвиги во славу какого-нибудь бога и с именем соответствующего мессии на устах, и получать за это звания вроде «паладинов», «защитников веры» или даже «святых», как это случилось с Георгием Каппадокийцем…
— Сохранись эта традиция до сегодняшнего дня, наш Бальтазар тоже именовался бы святым, — хохотнул Огюстен. — Святой Бальтазар, хе-хе-хе… — И снова мимо: Бальтазар не расслышал, как его имя поминают всуе.
— Но традиция не сохранилась, — перебил Феликс. — Ноша, взваленная на себя сектами, оказалась непосильной: по мере укрепления власти магов религии захирели и в конце концов сошли на нет.
— Туда им и дорога! — изрек Огюстен. Ноздри его раздувались; он не сводил глаз с Бальтазара. — Кто же станет верить в каких-то заоблачных богов и давно умерших мессий, когда под боком живут вполне реальные и не менее всемогущие маги?
— Если вы хотите поподробнее разузнать о последовавшей эпохе странствующих героев, — обратился Феликс к заскучавшему бургомистру, — рекомендую вам порасспрашивать Сигизмунда. Он может поведать много интересного о том времени. Ну, а напоминать вам о том, как города Метрополии решили финансировать существование централизованной Школы героев и всех ее командорий, я думаю, нет нужды…
— Да-да, — сказал бургомистр. — Но какой же вывод можно сделать из вашего рассказа?
— Времена меняются; власть переходит из рук в руки; приходят и уходят короли, жрецы и маги… Герои остаются героями. До тех пор, пока на свете будет существовать несправедливость, с ней будут бороться герои — вы уж простите мне мой высокопарный тон, — улыбнулся Феликс.
— Чепуха! При чем здесь несправедливость? Феликс, ты умный человек, откуда такая склонность к романтической чуши? Ты же сам сказал: все дело в потребности. Пока феодальные королевства воевали между собой из-за клочка земли — была потребность в армиях. А с прекращением бессмысленных войн все эти солдатики стали украшением парадом, не более. Теперь, когда не осталось магов и чудовищ, та же судьба ожидает героев, и первой ласточкой был сегодняшний макет дракона. Неужели так трудно со мной согласиться? А, господин бургомистр?
На холеном лице бургомистра отразилась мучительная борьба: с одной стороны, ему не хотелось обижать героев вообще и Феликса в частности, признавая правоту Огюстена; а с другой — ему до смерти надоел этот спор, и прекратить его можно было только одним способом: полной и безоговорочной капитуляцией. Положение казалось ему безвыходным, и Феликс, злорадствуя из-за того, что ему пришлось читать лекцию на праздничном приеме, ждал, как бургомистр станет выпутываться. Огюстен же всем своим видом выражал готовность спорить и дальше, до хрипоты и крика, пока не будет признана непогрешимость его аргументов.
Пауза явно затягивалась, и тут — как это нередко бывает в отчаянных ситуациях — помощь пришла извне.
7
Спасителем господина бургомистра, угодившего в классическую «вилку», до коих Огюстен был большой мастак, стал уже знакомый Феликсу кадыкастый блондинчик. Как и подобает вышколенному слуге, он приблизился совершенно бесшумно и вроде бы ниоткуда; привстав на цыпочки, блондин прошептал что-то на ухо бургомистру, и последний прямо-таки заурчал от удовольствия.
— Прошу покорнейше меня простить, — прогудел он, — но я вынужден вас покинуть. Спасибо за интересную лекцию и увлекательнейший спор…
— Куда это вы так торопитесь? — с ноткой досады спросил Огюстен.
— В оперу, господа, в оперу! На премьеру «Беовульфа», — сказал бургомистр чуточку нараспев. — Я обязан там быть, вы же понимаете!
— Так можете не спешить, потому что вы уже опоздали, — буркнул Огюстен, понимая, что рыбка сорвалась с крючка.
— Я думаю, что к началу третьего акта мы успеваем? — осведомился бургомистр у щуплого блондина. Тот кивнул. — Вот и славно… Честь имею, господа!
С этими словами бургомистр отвесил поклон, что при его комплекции было не так-то просто, и степенно удалился.
— Пф! — фыркнул Огюстен ему вслед. — Тоже мне, театрал!..
— Какой же ты все-таки склочник, — сказал Феликс.
Оскорбления Огюстен всегда пропускал мимо ушей. Вот и сейчас он как ни в чем не бывало повернулся к Феликсу и сказал:
— Ты заметил, как он попрощался? «Честь имею»! Между прочим, твоя лекция натолкнула меня на интересную аналогию… Ты, наверное, помнишь, что лет эдак сорок назад в моде была разнообразная божба: в разговорах то и дело проскальзывали всякие фразочки типа «боже мой» или «храни вас бог», или даже «какая божественная попка у этой крошки». При этом в богов уже никто не верил: говорили просто так, по привычке. Тоже самое сейчас происходит с вашей пресловутой «честью». Пройдет еще немного времени, и это слово забудут, как забыли всех богов… Да уже сейчас трудно найти человека, помнящего смысл этого слова!
— Неужели? — с каменным лицом сказал Феликс.
— Я имею в виду человека, а не героя… Да что с тобой спорить! — махнул рукой Огюстен и принялся пополнять запас еды на тарелке, готовясь к длительным поискам достойного оппонента.
«Нет, дружок, — подумал Феликс, следуя его примеру. — Теперь я от тебя не отстану. Я не дам тебе устроить свару с Бальтазаром. Не выйдет».
Но когда Огюстен, нагрузившись провиантом, отправился в дальнее плавание, на пути Феликса встало неожиданное препятствие. Тот самый костлявый блондинчик бесцеремонно заступил ему дорогу.
— Извините мою назойливость, — сказал он, — но если я не ошибаюсь, вы — Феликс?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85