— Твоя мать и ее слуги сейчас воюют, мой мальчик, — раздался вдруг глубокий голос, — у них не хватает ни времени, ни сил заниматься с тобой. Но они есть у меня. Возьми меня за руку, и тогда ты столько узнаешь сегодня о битвах на мечах, сколько тебе и не снилось.
Мальчик резко запрокинул голову и остолбенел, словно ноги его вросли в землю. Сначала высокая, худая фигура стоящего перед ним испугала его, поскольку длинный черный плащ человека напомнил ему гигантского ворона или даже просто зловещее карканье, которым эти наводящие ужас птицы смерти, иногда кружившие по небу, предвещают пришествие мрачных времен.
Но потом взгляд Броуна встретился со взглядом Фэйрина, и тут мальчик пропал. Казалось, что всепроникающий взор серых глаз мага вытягивает из него душу и читает ее, как страницу, на которой еще не успели высохнуть чернила. Теперь король подозревал, что Фэйрин заманил его в ловушку своих чар. Но даже без помощи своей магии колдун мог бы легко завоевать сердце мальчика, думал Броун, возвращаясь в настоящее. После смерти отца Броун был предоставлен сам себе. Фэйрин предложил ему свою твердую поддержку, готовый совет и, наконец, цель, которая казалась мальчику героической и благородной.
— После смерти твоего отца все развалилось, — говорила Киллип. — Я не знала, как одновременно стать тебе и отцом и матерью, поэтому, когда Фэйрин предложил взять на себя заботы о твоем воспитании, я согласилась. Несмотря на свою суровость, он выглядел образованным человеком. Я никогда не думала, что его уроки приведут тебя к тому, что ты отнимешь власть у доуми.
— Я тоже не думал об этом. Но он всегда подогревал мои амбиции и направлял мои стопы по этому пути.
Киллип поставила чашку на стол и серьезно посмотрела на Броуна:
— Скажи мне откровенно, сын мой, ты никогда не раскаивался в том, что произошло? Не хотелось ли тебе когда-нибудь, чтобы этот человек никогда не нашел наших дверей, а ты бы вырос и стал обыкновенным вождем племени, таким же, как и твой отец?
Броун некоторое время обдумывал свой ответ.
— Нет, когда я вижу, что мой народ живет счастливо и благополучно, я ни о чем не жалею. Однако я допускаю, что бывают минуты — как правило, они наступают глубокой ночью, — когда бодрствующий мир становится для меня лишь далекой грезой, сном. Я смотрю на равнодушные звезды и чувствую, как мое бремя, словно железный кулак, вдавливает меня в землю и выжимает все жизненные соки. В такие мгновения я многое бы отдал, чтобы вернуться в тот день, когда Фэйрин появился у наших ворот. Тогда я смог бы спустить на него собак и никогда больше не видеть этого холодного лица.
Когда слова уже сорвались с губ, Броун пожалел, что высказался слишком открыто. У него не было ни малейшего желания беспокоить свою мать. Чтобы хоть как-то смягчить обстановку, он сорвал с куста, растущего рядом, розу и торжественно вручил ее королеве.
— Зачем нам портить столь замечательную трапезу серьезными разговорами? Разве ты забыла, что заманила меня сюда ради какого-то необыкновенного развлечения?
— О, в самом деле! — оживилась Кил-лип и подала знак слуге. — Ты обязательно должен послушать, как замечательно играет на свирели музыкант, которого мне привез твой Альбин. Она восхитительна. Я очень благодарна тебе, что ты послал этого парня найти ее для меня. А вот и она!
Броун обернулся и сразу же увидел хрупкую девушку, выскользнувшую из тени.
— Ее зовут Ривен, — сообщила королева-мать, — не правда ли, она очень милая?
— Да, действительно, — согласился с ней Броун, внимательно изучая девушку. — Очень мила.
Ривен, во все глаза глядя на сына Киллип, появилась из темного коридора, в котором ее оставила Квиста. Одно дело было видеть образ Броуна на водной поверхности и совсем другое — стоять перед ним, как сейчас. Итак, вот человек, который погубил ее мать и украл право, принадлежащее ей, Ривен, в силу рождения, думала девушка. Вот человек, которого она должна победить любой ценой.
Однако, хотя он был самозванцем, Ривен вынуждена была признать, что он держал себя, как настоящий король. Этот высокий, властный мужчина с мускулистыми плечами и ногами, подобными стволам молодых дубков, не имел ничего общего с тем хорошеньким мальчиком с нежной кожей, который обманул Ниому. Его лицо огрубело, скулы стали квадратными. Глубокие морщины рассекли лоб и спускались от носа ко рту. «Камни не были рассчитаны на то, что их будет носить человек», — удовлетворенно подумала Ривен. Они высасывали из Броуна силы, преждевременно делая его стариком.
Ее взгляд поднялся к венцу, который обхватывал голову короля, и остановился на украшавших его четырех драгоценных камнях. Глазами она отыскала зеленый камень, и сердце сжалось у нее в груди. Ривен чувствовала, что он зовет ее. Было ли это обманом зрения или он действительно так маняще блестел и мерцал? Она сжала свирель и поднесла ее к губам, вновь повторяя свою клятву: «Скоро, очень скоро зеленый камень станет моим».
ГЛАВА 3
В комнате, на верху самой высокой башни замка, в потертом кресле, специально приспособленном для его горбатой спины, сидел Тропос, неподвижный, как каменное изваяние. Сквозь единственное окно, покрытое слоем пыли, с трудом пробивалось немного солнечного света, который едва освещал ряды книжных полок, тянувшиеся вдоль стен комнаты. На полках стояли сотни толстых фолиантов, в которых можно было найти ответ на любой вопрос, начиная с аспида и кончая ядами, в том числе и таким страшным, как зиркан, ингредиенты для которого можно было отыскать не на каждом болоте. Над головой Тропоса с потолка свисали пучки сушеных трав: зверобоя и валерианы, окопника и вонючей чемерицы, чернильных орешков и печеночницы. Стол, рядом с которым сидел Тропос, был завален разнообразными колбами, пузырьками, ретортами, измерительными инструментами; там же валялась внушительных размеров пустая клетка. По углам комнаты также было расставлено немало клеток самых разнообразных размеров и сделанных из самых разных материалов: одни были металлическими, в то время как другие — сделаны из дерева или сплетены из тростника. Все эти клетки были заполнены несчастными зверьками, над которыми Тропос экспериментировал.
Время от времени кто-то из пленников принимался выть или мяукать, но Тропос не обращал на это никакого внимания. Он полностью сосредоточился на оборванном и грязном субъекте, скорчившемся у его ног. Этот поросший щетиной человек был Тьюрлип, вор. Когда Тьюрлип закончил свой рассказ и его нытье прекратилось, Тропос заговорил:
— Итак, Таунис прослышал о недовольстве Аранта и решил поддержать нас в борьбе с Броуном…
Крошечный колдун слегка потыкал кончиком своего указательного пальца в свой остренький подбородок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100