Искупление только начиналось. Стрелок с Аннабел пощадили его, промолчали. Но сам он молчать не смеет. Знает — дурное семя дает дурные всходы. Ложь, даже самая маленькая, непременно станет расти. Достаточно он принес бед этой стране, чтобы лелеять побеги будущих несчастий.
Он должен сказать правду. Сознаться… Он с большей охотой предпочел бы по горячим угольям пройти!
Артур повернулся к дружинникам:
— От воинов, насильно гонимых в битву, мало проку. Откровенность за откровенность. Два года назад принцесса Аннабел избрала своим мужем и королем другого человека. Вы знали его как начальника лучников, теперь — как рыцаря Оленя. Венец предназначался ему. Я этого стерпеть не мог. Пытался его убить.
Раздался короткий, сразу захлебнувшийся возглас изумления. И наступила тишина. Артур продолжал:
— Магистр помогал мне… Он же меня и предал. А человек, которого я пытался уничтожить, спас и королеву, и меня, и вас всех. Как теперь надлежит поступить?
Артур ждал ответа. Воины, встречаясь с ним взглядом, спешили отвести глаза. Даже верный Ральд отвернулся.
Прошла долгая минута, прежде чем Артур вновь нашел в себе силы заговорить — холодно и спокойно:
— Я ответил на ваш вопрос. Престол займет рыцарь Оленя. Не думаю, чтобы вы питали неприязнь к человеку, вызволившему нас из западни.
И снова наступила тишина. Дружинники не говорили ни слова, но и не уходили. Артур насмешливо промолвил:
— Полагаю, вас беспокоит другое. Вопрос о венце был только предлогом.
Тут, осмелев, подал голос сотник Эранд:
— Среди дружинников нет согласия. Одни желают до конца сражаться за вас… за королеву. Иные уверены, что победы все равно не добиться. Войско каралдорцев слишком велико. Каралдорский король возьмет верх. Не лучше ли сразу перейти на его сторону?
Артур глубоко вздохнул, стараясь обуздать гнев. У капитана Ральда был разнесчастный вид.
— Остальные не хотят принимать участия в битве, но готовы примкнуть к победителям.
Наступила долгая пауза. Артур молчал, стиснув зубы. Наконец заговорил:
— Вспоминаю, как меня приветствовали в Турге. Хорош бы я был, если бы доверился вам и повел дружину в бой. Я забыл, что ваша верность объяснялась подведенными от голода животами.
Капитан и сотники мрачно смотрели в пол.
— Хорошо. Оставим это. Те, кто предан королеве, станут под наши знамена. Чем меньше смельчаков найдется — тем большую славу они стяжают. Тех, кто не желает биться, я отпускаю. Пусть отдадут мечи. Оружие в позоре хозяев не виновато. Не для того оттачивались клинки, чтобы ржаветь в ножнах. Что до тех, кто думает переметнуться к каралдорцам… Сражаться на стороне врагов я им не позволю. Пусть возвращаются в столицу и присягают на верность Магистру. Каралдорский король никогда не женится на королеве Аннабел. Магистр объявил ее самозванкой, и теперь каралдорцу легче подтвердить эту ложь, чем опровергнуть. Иначе поползут слухи, будто и король жив. Пышными похоронами теперь никого не убедишь! Править нашим королевством станет наместник. Кто иной, как не Магистр? Присягайте Магистру! Он щедро заплатит. Головорезы, морившие вас голодом в Турге, охотно примут «раскаявшихся дружинников» в свои ряды. Да и жены ваши порадуются! Даром что плети гуляли по спинам тех, кого ловили с корзинками еды близ крепости. Улыбками и цветами встретят вас родители невест, утонувших в болоте!
Артур задохнулся от гнева. В залитом вечерним светом покое тишина стояла такая, что слышно было напряженное дыхание воинов.
— Каралдорский король погубил принцессу Маргарет. Магистр вынудил вас голодать под Рофтом и в Турге, объявил предателями и убийцами. Что ж, покоритесь: если желаете подчиняться ворам и убийцам — путь свободен. Я никого не держу.
Он замолчал. Дружинники не шевелились, словно окаменели.
— Что до меня, — холодно продолжал Артур, — то я помню о своей вине… Это я возвысил Магистра. И потому буду сражаться с ним. А вы поступайте как угодно. Вас оболгали, ограбили и унизили — и вы готовы служить этим людям! Право, я плохо знаю свой народ! А теперь уходите!
Воины — растерянные, ошеломленные, пристыженные — поплелись к дверям.
Утром капитан Ральд явился к Артуру с известием, что дружинники умоляют о прощении и позволении остаться. Убрались восвояси лишь пять человек — во главе с Рохом.
* * *
— Много пьешь, Алб!
Толстяк скосил глаза на Плута. Они сидели в круглой, сплошь увешанной коврами комнате Алба. Пылали свечи в тяжелых золотых подсвечниках. Резные черные маски на потолке, казалось, подмигивали и кривились. Алб придвинул кувшин.
— Поживешь здесь с мое… — начал он, одним махом осушил кубок, помотал головой.
— А что такое? — Плут сделал круглые глаза.
— Чувствую, плохи наши дела. Магистр молчит, но меня не проведешь. И Лурх сбежал. С чего бы, если все так замечательно? — Он глянул на Плута поверх кувшина.
— Пойдем в город, — предложил Плут, отнимая у Алба кубок.
— Чего я там не видел, — сердито буркнул Алб. Он тянул руки, но до кубка достать не мог.
— Пойдем. Одного меня не отпустят, а с тобой…
Мутный, больной глаз глянул на Плута.
— Надеешься улизнуть?
— Чудак, кто ж от дармовых харчей бегает? Хочу свежего воздуха вдохнуть. Не привык в четырех стенах сидеть. А я тебе расскажу, — он понизил голос, — о письме лорда Родирера к лорду Гирому…
Алб мгновение колебался, однако любопытство пересилило.
— И правда, что ль, прогуляться? Только учти, я пару стражников прихвачу — за тобой приглядывать.
— Бери хоть десяток, — откликнулся Плут, — потолковать они нам не помешают.
День для прогулки выдался не из лучших. Моросил дождь, резко, порывами налетал северный ветер, заставлял плотнее кутаться в плащи, надвигать капюшоны на глаза. Казалось, не конец июля — сентябрь на дворе.
Алб морщился, ежился, сердито что-то бормотал, но Плут на его жалобы не обращал внимания. Жадно оглядывался по сторонам. Несомненно, в город уже просочились слухи о том, что король жив; о спасении королевы поговаривали давно. Плут ожидал: город гудит, как растревоженный улей. Ничего подобного. Время жарких споров миновало. Сторонникам Магистра и приверженцам королевы надоело ломать кости в потасовках; никто уже не надеялся перетащить соседа на свою сторону.
Город был грязен; сквернословили часто и много, но Плут так привык к этому в замке Магистра, что не обращал внимания.
Они поднялись в гору, и тут Плут с изумлением обнаружил, что на стенах королевского замка по-прежнему стоят воины.
— Зачем?
Алб удивился его изумлению:
— Как «зачем»? Столько добра сгорело, а вдруг что уцелело? Драгоценные камни не горят. Золотые, серебряные вещи — только оплавились. Мраморные, мозаичные столешницы почернели от копоти, но ведь отчистить можно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136
Он должен сказать правду. Сознаться… Он с большей охотой предпочел бы по горячим угольям пройти!
Артур повернулся к дружинникам:
— От воинов, насильно гонимых в битву, мало проку. Откровенность за откровенность. Два года назад принцесса Аннабел избрала своим мужем и королем другого человека. Вы знали его как начальника лучников, теперь — как рыцаря Оленя. Венец предназначался ему. Я этого стерпеть не мог. Пытался его убить.
Раздался короткий, сразу захлебнувшийся возглас изумления. И наступила тишина. Артур продолжал:
— Магистр помогал мне… Он же меня и предал. А человек, которого я пытался уничтожить, спас и королеву, и меня, и вас всех. Как теперь надлежит поступить?
Артур ждал ответа. Воины, встречаясь с ним взглядом, спешили отвести глаза. Даже верный Ральд отвернулся.
Прошла долгая минута, прежде чем Артур вновь нашел в себе силы заговорить — холодно и спокойно:
— Я ответил на ваш вопрос. Престол займет рыцарь Оленя. Не думаю, чтобы вы питали неприязнь к человеку, вызволившему нас из западни.
И снова наступила тишина. Дружинники не говорили ни слова, но и не уходили. Артур насмешливо промолвил:
— Полагаю, вас беспокоит другое. Вопрос о венце был только предлогом.
Тут, осмелев, подал голос сотник Эранд:
— Среди дружинников нет согласия. Одни желают до конца сражаться за вас… за королеву. Иные уверены, что победы все равно не добиться. Войско каралдорцев слишком велико. Каралдорский король возьмет верх. Не лучше ли сразу перейти на его сторону?
Артур глубоко вздохнул, стараясь обуздать гнев. У капитана Ральда был разнесчастный вид.
— Остальные не хотят принимать участия в битве, но готовы примкнуть к победителям.
Наступила долгая пауза. Артур молчал, стиснув зубы. Наконец заговорил:
— Вспоминаю, как меня приветствовали в Турге. Хорош бы я был, если бы доверился вам и повел дружину в бой. Я забыл, что ваша верность объяснялась подведенными от голода животами.
Капитан и сотники мрачно смотрели в пол.
— Хорошо. Оставим это. Те, кто предан королеве, станут под наши знамена. Чем меньше смельчаков найдется — тем большую славу они стяжают. Тех, кто не желает биться, я отпускаю. Пусть отдадут мечи. Оружие в позоре хозяев не виновато. Не для того оттачивались клинки, чтобы ржаветь в ножнах. Что до тех, кто думает переметнуться к каралдорцам… Сражаться на стороне врагов я им не позволю. Пусть возвращаются в столицу и присягают на верность Магистру. Каралдорский король никогда не женится на королеве Аннабел. Магистр объявил ее самозванкой, и теперь каралдорцу легче подтвердить эту ложь, чем опровергнуть. Иначе поползут слухи, будто и король жив. Пышными похоронами теперь никого не убедишь! Править нашим королевством станет наместник. Кто иной, как не Магистр? Присягайте Магистру! Он щедро заплатит. Головорезы, морившие вас голодом в Турге, охотно примут «раскаявшихся дружинников» в свои ряды. Да и жены ваши порадуются! Даром что плети гуляли по спинам тех, кого ловили с корзинками еды близ крепости. Улыбками и цветами встретят вас родители невест, утонувших в болоте!
Артур задохнулся от гнева. В залитом вечерним светом покое тишина стояла такая, что слышно было напряженное дыхание воинов.
— Каралдорский король погубил принцессу Маргарет. Магистр вынудил вас голодать под Рофтом и в Турге, объявил предателями и убийцами. Что ж, покоритесь: если желаете подчиняться ворам и убийцам — путь свободен. Я никого не держу.
Он замолчал. Дружинники не шевелились, словно окаменели.
— Что до меня, — холодно продолжал Артур, — то я помню о своей вине… Это я возвысил Магистра. И потому буду сражаться с ним. А вы поступайте как угодно. Вас оболгали, ограбили и унизили — и вы готовы служить этим людям! Право, я плохо знаю свой народ! А теперь уходите!
Воины — растерянные, ошеломленные, пристыженные — поплелись к дверям.
Утром капитан Ральд явился к Артуру с известием, что дружинники умоляют о прощении и позволении остаться. Убрались восвояси лишь пять человек — во главе с Рохом.
* * *
— Много пьешь, Алб!
Толстяк скосил глаза на Плута. Они сидели в круглой, сплошь увешанной коврами комнате Алба. Пылали свечи в тяжелых золотых подсвечниках. Резные черные маски на потолке, казалось, подмигивали и кривились. Алб придвинул кувшин.
— Поживешь здесь с мое… — начал он, одним махом осушил кубок, помотал головой.
— А что такое? — Плут сделал круглые глаза.
— Чувствую, плохи наши дела. Магистр молчит, но меня не проведешь. И Лурх сбежал. С чего бы, если все так замечательно? — Он глянул на Плута поверх кувшина.
— Пойдем в город, — предложил Плут, отнимая у Алба кубок.
— Чего я там не видел, — сердито буркнул Алб. Он тянул руки, но до кубка достать не мог.
— Пойдем. Одного меня не отпустят, а с тобой…
Мутный, больной глаз глянул на Плута.
— Надеешься улизнуть?
— Чудак, кто ж от дармовых харчей бегает? Хочу свежего воздуха вдохнуть. Не привык в четырех стенах сидеть. А я тебе расскажу, — он понизил голос, — о письме лорда Родирера к лорду Гирому…
Алб мгновение колебался, однако любопытство пересилило.
— И правда, что ль, прогуляться? Только учти, я пару стражников прихвачу — за тобой приглядывать.
— Бери хоть десяток, — откликнулся Плут, — потолковать они нам не помешают.
День для прогулки выдался не из лучших. Моросил дождь, резко, порывами налетал северный ветер, заставлял плотнее кутаться в плащи, надвигать капюшоны на глаза. Казалось, не конец июля — сентябрь на дворе.
Алб морщился, ежился, сердито что-то бормотал, но Плут на его жалобы не обращал внимания. Жадно оглядывался по сторонам. Несомненно, в город уже просочились слухи о том, что король жив; о спасении королевы поговаривали давно. Плут ожидал: город гудит, как растревоженный улей. Ничего подобного. Время жарких споров миновало. Сторонникам Магистра и приверженцам королевы надоело ломать кости в потасовках; никто уже не надеялся перетащить соседа на свою сторону.
Город был грязен; сквернословили часто и много, но Плут так привык к этому в замке Магистра, что не обращал внимания.
Они поднялись в гору, и тут Плут с изумлением обнаружил, что на стенах королевского замка по-прежнему стоят воины.
— Зачем?
Алб удивился его изумлению:
— Как «зачем»? Столько добра сгорело, а вдруг что уцелело? Драгоценные камни не горят. Золотые, серебряные вещи — только оплавились. Мраморные, мозаичные столешницы почернели от копоти, но ведь отчистить можно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136