Крик и плач поднялся на площади, крик и плач. Многие дружинники успели обзавестись семьями и жили в городе. Этой ночью, разбуженные шумом, они вскакивали, хватались за оружие, отстраняли цеплявшихся за них женщин, выбегали на улицу, торопились к охваченному пламенем замку. Большинство воинов ушло в Тург с отрядом Ральда. Оставшиеся, услышав слова глашатая, спешили выбраться из толпы, проскользнуть к городским воротам, добраться до крепости. А там… Там, Великий Магистр, посмотрим, кто кого…
Жены, матери, сестры дружинников дали волю своему отчаянию. Глашатай вскинул руку, призывая к тишине:
— Великий Магистр обещает награду в сто золотых за голову Драйма! Магистр надеется, что добрые подданные сохранят спокойствие и благоразумие. И не польстятся на посулы самозванцев, которых, бесспорно, объявится множество.
Гильда усмехнулась: «Ловко, ничего не скажешь».
— Временно править страной будет Королевский Совет во главе с господином Великим Магистром. Расходитесь по домам и занимайтесь своими делами.
Глашатай умолк. Разумеется, никто с площади не ушел, ни о каких делах и речи быть не могло. Толпа волновалась. Знакомые, незнакомые заговаривали друг с другом, обсуждали услышанное, недоверчиво покачивали головой или согласно кивали, вступали в яростные споры.
Стоявшую у окна Гильду окликнула юная дочка ткача:
— Ты слышала? Какой ужас! Названый брат короля. Чудовищное предательство. Надо же, король и королева, совсем молодые…
Гильда провела рукой по лицу. После бессонной ночи невыносимо болели глаза. «Теперь начнется. Как говорить с теми, кто волей-неволей вынужден верить Магистру?»
— Я бы на твоем месте не всему верила, — устало откликнулась Гильда.
— Почему?
— Ты же знаешь, что за дрянь Магистр.
— Дрянь? — Девушка опешила. — С чего ты взяла?
Гильда обвела взглядом площадь. «Разве ты не видишь толпы нищих? Твоя семья не живет впроголодь? Вы не боитесь за свое добро, за свою жизнь — столько воров и убийц расплодилось?»
— Извини, я занята, — Гильда отошла от окна.
Плясунья спала на ее кровати, спала как мертвая, ничего не слышала. Гильда укрыла ее еще одним одеялом.
В это время раздался уверенный, требовательный стук во входную дверь. Гильда бросилась к окну. И — на лестницу. «Не открывай!» — хотела крикнуть отцу, но Оружейник уже распахнул дверь. Прихожую заполнили люди в черном. С ними — пяток алебардщиков. Гильда остановилась на верхней ступеньке. На пороге соседней комнаты появился Драйм с обнаженным клинком в руках.
— Я бы с радостью, — отвечал Оружейник на какой-то вопрос вошедших. — Рука болит. Вчера угораздило…
К изумлению Гильды, показал правую руку, замотанную до самого локтя.
— А ну снимай повязку, — потребовал начальник стражи.
Оружейник зубами развязал узел. Гильда крепко ухватилась за перила. Упал последний виток повязки, и Оружейник сунул руку чуть не в лицо алебардщику. Начальник стражи выругался.
— Где остатки? — грубо потребовал он.
— Все продано. Сами взгляните.
Прислужники в черном направились в лавку. Гильда знала, что найдут они немного: пару кольчуг да пяток наконечников для копий.
Разочарованные прихвостни Магистра не погнушались прихватить и такую малость. Уходя, начальник стражи грозно повелел:
— Как только поправишься — за работу.
— Да, да, — соглашался Оружейник, выпроваживая незваных гостей. — Мне, что ли, болеть нравится? Сплошные убытки.
Задвинул засов. Гильда сбежала вниз.
— Что ты с собой сделал, отец?
Оружейник протянул руку Либурне, вышедшему из комнаты Артура. Тот принялся заново накладывать повязку.
— Пустяки. Через пару недель заживет.
Гильда медленно, придерживаясь рукой за стену, побрела наверх, в свою комнату. Путь ей преградил Драйм:
— Твой отец поступил как доблестный рыцарь.
Гильда стояла, не в силах даже ответить.
— Слышала, что говорил глашатай? — спросил Драйм. — В чем угодно бы меня обвинили, но в этом…
Гильда смотрела на его побелевшие пальцы, сжимавшие рукоять меча. Подняла голову, сказала твердо:
— Стрелку не легче было, когда его назвали оборотнем. Ты выдержишь, Драйм.
Оба вздрогнули: в дверь снова постучали.
— Да что же это, — прошептала Гильда.
Знаком велела Драйму отступить, спустилась по лестнице, отперла. На пороге стоял Менестрель. Он затворил дверь, задвинул засов.
— Добрые вести, хозяюшка. Королева жива. Стрелок ведет ее в замок Дарль. Мелп и Плут с ними. Королевские дружинники укрылись в Турге, командует ими лорд Бертрам. Отряд Ральда подоспел к замку, спас лордов, сохранивших верность королю. Магистр бежал и укрылся в своем замке.
— Это все точно?
— Королеву я видел, об остальном поведал паж. Он успел выбраться из Турга до того, как войско Магистра окружило крепость.
— Значит, Тург осажден?
— Да. Лорд Бертрам и капитан Ральд не сдадут крепость Магистру. Паж дожидается в таверне у городских ворот. Отвезем новости в замок Дарль. Неизвестно только, что с королем.
На губах Гильды появилась усталая улыбка.
— Он спасся.
— Откуда ты знаешь? — быстро спросил Менестрель.
Гильда не ответила. Заскрипели ступеньки. Менестрель вскинул голову и увидел спускавшегося по лестнице Драйма.
* * *
Переменим снова одежды,
Снимем траур, наденем шелк.
Будет день — и будет надежда,
Будет выплачен старый долг,
Сгинет горечь талого снега,
Треснет лед на черной реке,
И покатится вдаль телега
Вслед за солнышком налегке.
По какому-то приговору
По дорогам вечной земли
Вслед за солнцем бредут актеры,
Но не по небу, а в пыли.
Чистым полем да темным лесом —
Вдохновения не растрать!
Развернется такая пьеса —
Сил хватило бы отыграть.
Добрый сказочник скажет слово,
И пойдут все дела на лад.
Погляди! Изгой коронован,
Негодяев поглотит ад.
А влюбленным — финал известен,
Не расстаться уже вовек.
С верным словом, с хорошей вестью
Продолжаем свой вечный бег.
Ляжет зернышко — посмотрите,
Вот и добрый колос пророс.
Пусть поверит в притворство зритель,
Но актеры живут всерьез.
И герой — он всегда прекрасен,
А злодей — он всегда смешон.
Что бы ни было — видим ясно,
Все закончится хорошо.
Так и бродим. И носит ветер
Нашу песню как добрый знак.
Всем живущим на белом свете
Нас раздарит за просто так.
И философу, и ребенку,
Тем кто дома и кто в пути.
Вслед за солнышком потихоньку
Нам идти, идти и идти.
ЧАСТЬ ПЯТАЯ
Был мир непознан и велик,
А я в нем — первый ученик,
Что не захочет быть вторым.
Не думал даже до поры,
Куда дорога заведет,
Был горделивым мой полет,
Но — восковое! — подвело
Широкое мое крыло.
Но вынесла меня волна,
Я пробудился ото сна,
И — хоть жестоким был удар
Прозрел отчаянный Икар.
И если создал меня Бог,
То, значит, я не очень плох,
И, значит, мне еще дано
Немного Веры той волной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136