— Я пришла выполнить свой долг, — объявила она.
— Вижу, нам повезло, и еще как повезло! — Прислонясь к стене, он скрестил руки на груди. — Ты просто пылаешь энтузиазмом и любовью к людям… только это способно поднять труп со смертного одра и отправить его помогать живым в их бедах.
— Я исполняю свой долг перед Семьей, потому что не могу поступить иначе. — Кейт замерла перед ним в величественной позе параглезы: подбородок задран вверх, спина выпрямлена по струнке, плечи гордо расправлены. Пожалуй, она могла бы показаться прекрасной в своем гордом величии, подумал Дугхалл, если бы не эта нелепая затея — одеться ходячим трупом.
— Значит, долг превыше всего… Хочу дать тебе полезный совет на будущее. Семейство, следующее этому принципу, лучше предоставить его собственной судьбе, да сгниет оно на корню. — Дугхалл смотрел на племянницу, застывшую в своем полном ярости великолепии, и внезапно, поддавшись порыву, рассмеялся.
С тем же успехом он мог бы плеснуть водой на взбешенную кошку.
— В любом случае я выполню свой долг, — огрызнулась Кейт.
— Правильно. И теперь ты намерена затолкать свою великолепную жертву прямо в наши несчастные глотки. Ты любила и утратила любимого. Ты, можно сказать, умерла, но собрала все свое мужество и продолжаешь жить, отдавая свою юную жизнь служению Семье и миру. И теперь добиваешься от нас сочувствия и восхищения столь несчастным и отважным созданием, каковое ты изображаешь.
Потрясение лишило Кейт дара речи. Рот ее открылся, она молча буравила его взглядом, и Дугхалл видел, как ногти ее впиваются в ладони. Видел он и как расплываются кончики их, как бы в нерешительности, не зная, остаться ли им ногтями или превратиться в когти. Вспомнив о том, что он имеет дело с Карнеей, Дугхалл решил перейти к менее жестоким мерам.
— Я не хочу сказать, что мир не нуждается в тебе, — сказал он. — Только не надо изображать из себя мученицу.
— В самом деле? Ты считаешь, что мне нужно жить и радоваться? Радоваться оттого, что я не могу примирить собственную Семью и любимого человека. Так?
— У тебя был мужчина, которого ты любила. Ты отослала его.
— Он ушел.
— И ты никоим образом в этом не виновата?
— Между нами встала Семья.
— Семья стояла между вами с самого начала, но прежде вы как будто неплохо ладили. И теперь вдруг он уходит, а ты облекаешься в траур и обвиняешь во всем Семью. Не вижу логики.
Он не стал упоминать о том, что и он приложил руку к этому разрыву. Дугхалл до сих пор не был уверен в том, что сыграл во всем этом роковую роль, и не знал, почему боги сочли необходимой подобную меру.
Кейт молчала. И после долгих раздумий как будто бы пришла к решению. Уже более спокойным, не столь гневным, как прежде, голосом она сказала:
— Он не смог изгнать из себя Сабира.
Дугхалл покачал головой:
— Ты потребовала от него отказаться от своего Семейства? Чтобы он перестал быть Сабиром?
— Да. Мне пришлось это сделать. Ради тебя и Элси, ради всех погибших Галвеев.
— Понимаю. А ты заодно не попросила его отрезать свои яйца и подать их тебе на блюдечке?
— Что?
— С тем же успехом ты могла бы просить и это. Нельзя требовать от мужчины, чтобы он стал тем, кем не является.
— Чем дольше я находилась здесь, тем больше осознавала, что не могу жить с ним, пока в сердце своем он остается Сабиром.
— Ты молода, Кеит-ча. — Дугхалл вздохнул. — У юности есть свои достоинства, но твой глупый идеализм к ним не относится. Неужели ты до сих пор считаешь, что в мире есть лишь четко очерченные грани и внятные рубежи, что добро в нем лишено даже примеси зла и зло не имеет ничего общего с добром? Неужели после всего, что ты видела и делала, ты еще можешь надеяться на то, что в угоду своим желаниям сумеешь сделать реальный мир похожим на твое представление о том, каким ему надлежит быть?
— Ты не прав, — возразила Кейт, но Дугхалл поднял ладонь, останавливая ее:
— Не спорь, это так. Ты добрая девочка, ты любила своих родных и была верна Семейству всем своим сердцем. А потом ты обнаружила, что часть головоломки, образующей твою жизнь, не укладывается в общую картину, но прекрасно удовлетворяет тебя саму. Девочка моя, Ри создан для тебя, а ты — для него. Вас обоих связывает нечто большее, чем простое желание… магия, соединяющая вас, исходит из самой Вуали. Вы были созданы друг для друга волей судьбы или богов.
— Ты хочешь сказать, что я должна отправиться следом за ним?
— Нет. Я не думаю, что, отправившись за Ри, ты сумеешь вернуть его. Ты не понимаешь еще, почему твой поступок оказался неправильным. И можешь никогда и не почувствовать этого, никогда не понять причину, но пока этого не произойдет, не надейся устранить трещину, разделившую вас. Поэтому я говорю тебе: не надо бежать за ним. Так ты сделаешь только хуже.
Сняв с головы тяжелый головой убор, Кейт уронила его на крытую парчой скамейку; звон металла заставил Дугхалла вздрогнуть. Кейт опустилась в глубокое кресло, не думая об ущербе, который подобная вольность нанесет ее наряду, вовсе не предназначенному для сидения, и склонилась вперед, подперев голову руками.
— Ты действительно думаешь, что мы поссорились по моей вине?
Дугхалл заметил, что она плачет: слезы оставляли узенькие дорожки на ее лице, покрытом толстым слоем золотой пудры.
Поставив второе кресло напротив племянницы, Дугхалл опустился в него.
— Ты видишь в Ри жертву, которую ты принесла ради своего Семейства, — сказал он. — В твоей жизни будут и другие жертвы, которые тебе придется принести, и некоторые из них окажутся не менее болезненными, чем разлука с Ри. Но… — он поднял вверх палец, — нельзя жертвовать богам дар, который они ниспослали тебе.
— И ты можешь вот так просто утверждать, что Ри был даром, посланным мне богами? Откуда тебе это известно? Зачем богам посылать мне дар, который отдалит меня от моей Семьи?
— Зачем это богам… ты сомневаешься в моей правоте… — Дугхалл тоже подпер голову руками и прикрыл ненадолго глаза. Призраки его собственных слабостей, невыносимых неудач, нелепых ошибок и срывов поплыли за сомкнутыми веками. — Ах, Водор Имриш, пошли мне нужные слова. — Вздохнув, Дугхалл посмотрел на Кейт. — Любовь — истинная, непреходящая — и есть высший дар, который могут послать человеку боги. Такую любовь испытывал Соландер к каждому живому созданию. Он любил настолько глубоко, что одолел время и смерть, чтобы и мы могли узнать эту любовь. Винсалис испытывал это чувство к своему другу Соландеру и Янхри, впоследствии ставшей его женой, и любовь эта преобразила его, дала ему слова, описавшие будущее мира, проложившие для многих из нас тропу, ставшие нашей путеводной звездой.
Любовь — не пустая похоть, это сила, и сила могучая. Величайшая сила во всей вселенной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108