Соландер умер, Соколы лишились вождя; Луэркас по-прежнему где-то прятался, наверняка не имея достаточно сил. Дракон наслаждался беспомощностью этого нового мира, незащищенностью всех этих душ, которые заполняли улицы бесконечным потоком, а потом он созвал своих собратьев и ознакомил их с планами сооружения нового города — того, что будет построен исключительно за счет пожранных душ.
Он привел их в хороший мир. Добрый мир. Он станет их собственным миром и их личным временем.
Еще горсточка технотавматар, и когда заполнятся пустые места в картинке-головоломке, Драконы обретут бессмертие.
КНИГА ВТОРАЯ
Мир огромен и наделен — и так будет всегда — спасительной благодатью. Поэтому, когда придет час нужды, обратись к далеким морям и горам и приветствуй неведомых прежде героев, ибо помощь приходит из неожиданных мест.
Нищий в канаве. III действие «Трагикомедии о меченосце Хейересском».
Винсалис — Подстрекатель.
Глава 39
Последние дни месяца Бретвана Кейт провела, бегая по укрытым снегом горам, окружавшим Норостис, — Трансформировавшись в зверя и затерявшись в его памяти. Она ловила все, что двигалось — мышей, кроликов, мелких пичуг и оленей, согнанных вниз с вершин глубокими снегами. Она питалась сырым мясом, кровью и внутренностями; она валялась на искромсанных останках своей добычи, она ночевала в дуплах умирающих деревьев, в снежных сугробах или на прогретых солнцем валунах, над покрытыми льдом ручьями. Она не торопилась возвращаться в человеческий облик, более того, старалась отодвинуть время обратного Перехода, стремясь таким образом позабыть о бедствии, касавшемся всего человечества.
Все то время, которое она могла удержать себя в зверином теле, ум животного помогал ей забыть о горе, тяжелых раздумьях, сожалениях, о боли и утрате. Она с восторгом принимала яростные нападения ветра, бурную погоду, наслаждалась бледной синевой дневного неба и все удлинявшимися ночами. Телесные потребности ее сводились к пище и ко сну, и их нетрудно было удовлетворить, а неприятности доставляли ей лишь случайные удары и промахи при охоте на более крупную дичь.
Однако нельзя же вечно пребывать в облике Карнеи. Когда наконец окровавленная, отощавшая, грязная и воняющая падалью она притащилась к лагерю, где находились люди Аларисты, солдаты Дугхалла и ее спутники, Кейт узнала, что отсутствовала целую неделю. Ей еще не приходилось так долго находиться в шкуре Карнеи. В другое время она могла бы удивиться этому, однако за эти дни она слишком устала, чтобы вообще что-либо чувствовать. Слегка отмывшись, она съела все, что смогла найти, а потом заползла в свою холодную палатку и провалилась в глубокий и несчастный сон, всегда приходивший к ней после Трансформации.
Проснулась она через два дня, ощущая обычную для таких случаев подавленность. Бегство в животное состояние ничем не помогло ей. Проблемы, стоявшие перед ними всеми, за эту неделю не только не исчезли, но еще более усугубились. Возрожденный по-прежнему был мертв; прежде любимая ею кузина, как и семь дней назад, оставалась убийцей не просто собственного сына, но и надежд всего мира; Драконы, как и раньше, расхаживали на свободе и старательно приближали тот день, когда они воцарятся над миром — точно боги на плечах порабощенных смертных.
— Не выйдет, — обратилась она к себе самой. — Раз я еще жива, значит, не имею права вести себя подобным образом.
И Кейт заставила себя встать. Основательно подкрепившись, она как следует вымылась — не обращая внимания на холодную воду и ледяной ветер. А потом надела на себя единственную сколько-нибудь приличную одежду, которой сейчас располагала, — вязанный из шерсти зимний наряд Гиру-налле, тяжелые меховые сапоги и длинный, тоже меховой плащ. Потом она заплела волосы в косу и нарисовала знаки богов на лбу и веках.
Она искала ответы на свои вопросы — тем способом, какому ее учили когда-то парниссы. Она молилась — богу Соколов Водору Имришу, умолкнувшему после смерти Возрожденного, Иберанским богам, которых ее приучили почитать и которым не было дела до таких, как она, Шрамоносных чудовищ, она взывала даже к старым богам, коих ее родители презрительно называли игрой воображения суеверных крестьян. Она постилась и молилась в течение двух дней, однако боги так и не послали ей вести.
Любой мог бы впасть при этом в отчаяние, однако она не стала унывать. Если боги не дают ей ответа, значит, она отыщет его сама. Она поняла, что совсем не хочет отдавать этот мир Драконам без драки — сколь бы безнадежным ни казалось такое сопротивление. И еще Кейт обнаружила, что с ней остались и ее силы, и воля, которые не раз выручали ее прежде — до смерти Соландера. И еще она почувствовала, что действия — даже кажущиеся ей самой совершенно безнадежными — рождают в душе слабый огонек веры.
Ей не давала покоя мысль: что, если и сама она, и Соколы проглядели что-то важное и поторопились объявить их общее дело безнадежным и таким образом беспрекословно признали победу Драконов. И следующие три дня, целиком посвященные изучению Тайных Текстов, убедили ее в том, что это действительно так.
Поэтому она отправилась к дяде.
Дугхалл лежал в одном из фургонов Гиру-налле и ждал смерти. Приглядывавшая за ним девушка из числа Гиру утверждала, что в последние дни он обходился буквально крохами пищи и почти не пил воды, что он встает лишь затем, чтобы облегчиться, но при этом молчит и ничем не интересуется. Еще она сообщила, что начала купать своего подопечного по утрам, используя для этого ведерко холодной воды и самые грубые полотенца, отчасти потому, что от него начало пахнуть, но в основном в надежде на то, что подобное обхождение пробудит в нем желание жить. Впрочем, признавала она, замысел ее пока не увенчался успехом.
Забравшись в фургон, Кейт сразу же отметила, что от Дугхалла действительно плохо пахнет, невзирая на купания. Сжавшись в комок, он лежал в позе эмбриона лицом к стене. Немытые сальные волосы торчали во все стороны; за дни, прошедшие со смерти Возрожденного, шевелюра его превратилась из темной с проседью в совершенно седую. Прежде Дугхалл был строен — как подобает мечу Возрожденного, так он сказал ей однажды. Теперь он казался больным стариком… более того — умирающим стариком.
— Дядя, — обратилась к лежащему Кейт, — ты должен взять себя в руки.
Дугхалл ничего не ответил. Не дернулся, не шевельнулся. Даже ритм его дыхания не переменился. Прислушавшись к его вдохам и выдохам, Кейт определила, что Дугхалл погрузился в транс и ее голос до него не доходит.
Как следует встряхнув его, она заметила, как дыхание дяди сначала участилось, а потом вернулось к прежнему ритму. Прикинув возможные варианты дальнейших действий, Кейт выбрала наименее оскорбительный для дяди и шлепнула его по лицу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97
Он привел их в хороший мир. Добрый мир. Он станет их собственным миром и их личным временем.
Еще горсточка технотавматар, и когда заполнятся пустые места в картинке-головоломке, Драконы обретут бессмертие.
КНИГА ВТОРАЯ
Мир огромен и наделен — и так будет всегда — спасительной благодатью. Поэтому, когда придет час нужды, обратись к далеким морям и горам и приветствуй неведомых прежде героев, ибо помощь приходит из неожиданных мест.
Нищий в канаве. III действие «Трагикомедии о меченосце Хейересском».
Винсалис — Подстрекатель.
Глава 39
Последние дни месяца Бретвана Кейт провела, бегая по укрытым снегом горам, окружавшим Норостис, — Трансформировавшись в зверя и затерявшись в его памяти. Она ловила все, что двигалось — мышей, кроликов, мелких пичуг и оленей, согнанных вниз с вершин глубокими снегами. Она питалась сырым мясом, кровью и внутренностями; она валялась на искромсанных останках своей добычи, она ночевала в дуплах умирающих деревьев, в снежных сугробах или на прогретых солнцем валунах, над покрытыми льдом ручьями. Она не торопилась возвращаться в человеческий облик, более того, старалась отодвинуть время обратного Перехода, стремясь таким образом позабыть о бедствии, касавшемся всего человечества.
Все то время, которое она могла удержать себя в зверином теле, ум животного помогал ей забыть о горе, тяжелых раздумьях, сожалениях, о боли и утрате. Она с восторгом принимала яростные нападения ветра, бурную погоду, наслаждалась бледной синевой дневного неба и все удлинявшимися ночами. Телесные потребности ее сводились к пище и ко сну, и их нетрудно было удовлетворить, а неприятности доставляли ей лишь случайные удары и промахи при охоте на более крупную дичь.
Однако нельзя же вечно пребывать в облике Карнеи. Когда наконец окровавленная, отощавшая, грязная и воняющая падалью она притащилась к лагерю, где находились люди Аларисты, солдаты Дугхалла и ее спутники, Кейт узнала, что отсутствовала целую неделю. Ей еще не приходилось так долго находиться в шкуре Карнеи. В другое время она могла бы удивиться этому, однако за эти дни она слишком устала, чтобы вообще что-либо чувствовать. Слегка отмывшись, она съела все, что смогла найти, а потом заползла в свою холодную палатку и провалилась в глубокий и несчастный сон, всегда приходивший к ней после Трансформации.
Проснулась она через два дня, ощущая обычную для таких случаев подавленность. Бегство в животное состояние ничем не помогло ей. Проблемы, стоявшие перед ними всеми, за эту неделю не только не исчезли, но еще более усугубились. Возрожденный по-прежнему был мертв; прежде любимая ею кузина, как и семь дней назад, оставалась убийцей не просто собственного сына, но и надежд всего мира; Драконы, как и раньше, расхаживали на свободе и старательно приближали тот день, когда они воцарятся над миром — точно боги на плечах порабощенных смертных.
— Не выйдет, — обратилась она к себе самой. — Раз я еще жива, значит, не имею права вести себя подобным образом.
И Кейт заставила себя встать. Основательно подкрепившись, она как следует вымылась — не обращая внимания на холодную воду и ледяной ветер. А потом надела на себя единственную сколько-нибудь приличную одежду, которой сейчас располагала, — вязанный из шерсти зимний наряд Гиру-налле, тяжелые меховые сапоги и длинный, тоже меховой плащ. Потом она заплела волосы в косу и нарисовала знаки богов на лбу и веках.
Она искала ответы на свои вопросы — тем способом, какому ее учили когда-то парниссы. Она молилась — богу Соколов Водору Имришу, умолкнувшему после смерти Возрожденного, Иберанским богам, которых ее приучили почитать и которым не было дела до таких, как она, Шрамоносных чудовищ, она взывала даже к старым богам, коих ее родители презрительно называли игрой воображения суеверных крестьян. Она постилась и молилась в течение двух дней, однако боги так и не послали ей вести.
Любой мог бы впасть при этом в отчаяние, однако она не стала унывать. Если боги не дают ей ответа, значит, она отыщет его сама. Она поняла, что совсем не хочет отдавать этот мир Драконам без драки — сколь бы безнадежным ни казалось такое сопротивление. И еще Кейт обнаружила, что с ней остались и ее силы, и воля, которые не раз выручали ее прежде — до смерти Соландера. И еще она почувствовала, что действия — даже кажущиеся ей самой совершенно безнадежными — рождают в душе слабый огонек веры.
Ей не давала покоя мысль: что, если и сама она, и Соколы проглядели что-то важное и поторопились объявить их общее дело безнадежным и таким образом беспрекословно признали победу Драконов. И следующие три дня, целиком посвященные изучению Тайных Текстов, убедили ее в том, что это действительно так.
Поэтому она отправилась к дяде.
Дугхалл лежал в одном из фургонов Гиру-налле и ждал смерти. Приглядывавшая за ним девушка из числа Гиру утверждала, что в последние дни он обходился буквально крохами пищи и почти не пил воды, что он встает лишь затем, чтобы облегчиться, но при этом молчит и ничем не интересуется. Еще она сообщила, что начала купать своего подопечного по утрам, используя для этого ведерко холодной воды и самые грубые полотенца, отчасти потому, что от него начало пахнуть, но в основном в надежде на то, что подобное обхождение пробудит в нем желание жить. Впрочем, признавала она, замысел ее пока не увенчался успехом.
Забравшись в фургон, Кейт сразу же отметила, что от Дугхалла действительно плохо пахнет, невзирая на купания. Сжавшись в комок, он лежал в позе эмбриона лицом к стене. Немытые сальные волосы торчали во все стороны; за дни, прошедшие со смерти Возрожденного, шевелюра его превратилась из темной с проседью в совершенно седую. Прежде Дугхалл был строен — как подобает мечу Возрожденного, так он сказал ей однажды. Теперь он казался больным стариком… более того — умирающим стариком.
— Дядя, — обратилась к лежащему Кейт, — ты должен взять себя в руки.
Дугхалл ничего не ответил. Не дернулся, не шевельнулся. Даже ритм его дыхания не переменился. Прислушавшись к его вдохам и выдохам, Кейт определила, что Дугхалл погрузился в транс и ее голос до него не доходит.
Как следует встряхнув его, она заметила, как дыхание дяди сначала участилось, а потом вернулось к прежнему ритму. Прикинув возможные варианты дальнейших действий, Кейт выбрала наименее оскорбительный для дяди и шлепнула его по лицу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97