Только он один знал, что произойдет. Он был хозяином этого праздника.
Варвары в Зале Побед постепенно начали выходить из себя. Арбалеты были по-прежнему направлены на них, и теперь уже все знали, как погиб Амон.
— Не нравится мне все это, — сквозь зубы сказал Шай-Най.
— Никому не нравится, — отозвался Ирхам, потирая переносицу. — Тьфу ты, ну и вонь! Вы не чувствуете?
— Это духи, — сказал Наэвен. — Вы разве не видели? Они опрыскивают ими гобелены.
— Да спасет нас Анархан, — вздохнул Окоон.
Лайшам наклонился к Салиму и что-то прошептал ему на ухо. Акшан поклонился и тут же исчез. После этого вождь варваров повернулся к своим воинам, но почти тут же метнул взгляд направо. Раджак Хассн! Генерал спускался по большой каменной лестнице в сопровождении сенатора Адаманта и нескольких вооруженных солдат. Лайшам не пошевельнулся. Они смерили друг друга взглядом. Воздух между ними накалился. Их разделял десяток шагов, но ненависть, кипевшая в них обоих, была так сильна, что, казалось, еще чуть-чуть, и они набросятся друг на друга. Вождь варваров почти с нежностью вынул из ножен Возмездие, любуясь бликами от факелов на его клинке. Генерал застыл на месте. Его голова сделала полный круг вокруг своей оси.
Азенатские посланники с тревогой переглянулись. Раджак Хассн долгое время стоял неподвижно, после чего сделал знак своей свите и направился к выходу, по-прежнему в сопровождении Адаманта. Под окнами дворца солдаты брали опрысканные духами гобелены и, развернув, укладывали на толпу девушек, полностью накрывая их. Постепенно на площади образовывалась гигантская мозаика.
— Он сошел с ума, — прошептал сенатор на ухо своему сообщнику.
Кольцо любопытных по периметру площади все больше и больше сжималось. Гвардейцы императора не давали горожанам подойти ближе. Никто не понимал, что происходит. Из дворца выходили все новые и новые прислужники и раскладывали гобелены на головах девушек, так что те почти скрылись из виду.
В тишине своих покоев Император, потирая руки, расхаживал взад и вперед. Вдруг он остановился, открыл двери и отдал приказ дежурившим у них стражникам. Солдаты исчезли и через несколько минут вернулись с тем, что потребовал Император. Его величество вернулся к окну. Гигантский гобелен становился все больше и больше. Скоро полночь. Возможно, к полуночи он не будет закончен, но сойдет и так. Беспокоиться не о чем.
Кто еще держась на ногах, кто уже упав на колени, задыхаясь, плача, вглядываясь во мрак глазами испуганных ланей, девушки всерьез начали бояться. Почему варвары приказали накрыть их этими гобеленами? Это какой-то их странный обряд в честь Великого Духа? Гобелены были тяжелыми, под ними было трудно дышать, но хуже всего был этот запах, которым была пропитана ткань. Эти благовония часто жгли во время праздничных церемоний, но сейчас запах был таким сильным, что вызывал тошноту.
Без пяти двенадцать. Около десяти тысяч юных девственниц были согнаны на Большую Эспланаду и накрыты гигантским гобеленом, похожим на необъятную пеструю равнину. На соседних улицах теснились родные и близкие, друзья и женихи, пытаясь увидеть, понять, что же произойдет. Гвардейцы Императора с опущенным забралом поначалу безжалостно их отталкивали, но это становилось все труднее и труднее: толпа напирала и грозила прорвать окружение.
В это же время Лайшам и его воины поднимались по ступенькам большой лестницы к покоям Императора. Его величество только что отдал приказ. Он был готов их принять, и теперь они шли в сопровождении отряда стражников, в окружении азенатских солдат, а за ними на почтительном расстоянии держалась группа взволнованных генералов и советников. Вождь варваров на секунду обернулся и увидел, как принц Орион (он теперь уже знал его имя) машинально поправляет рукава туники. Лайшам уже не думал о девушках. Жажда мести все еще жгла ему сердце, но теперь она была направлена не на азенатов. Он принял решение: он отправит всех девушек домой. Но он заставит Полония выступить перед народом. Он заставит его рассказать о том, что он сделал с ним, перед всеми жителями Дат-Лахана. А еще он отберет у него сына.
Варвары были уже близко.
Стражники распахнули двери в покои Императора, и варвары вошли в них с победоносным видом, сознавая торжественность момента.
В этот же миг на Большой Эспланаде несколько сотен девушек в отчаянии попытались бежать. Солдаты грубо затащили их обратно, некоторые упали на колени, и их тут же чуть не затоптали другие. В ночи послышались крики, которые вскоре заглушили колокола монастыря, возвещавшие полночь.
Все монахини замерли.
Остатки луны исчезли за облаками — длинными сероватыми облаками, не обещавшими дождя.
Лайшам вышел на середину комнаты. Император стоял к нему спиной. Рядом с ним стоял гвардеец с натянутым луком, а его подручный возился с маленькой импровизированной жаровней. Три стрелы, обмазанные чем-то, похожим на смолу, уже пылали, четвертая разгоралась.
Вождь варваров выхватил из ножен Возмездие и бросился к гвардейцам. Поздно.
Одна стрела полетела вниз.
Лайшам замер.
Подобно падающей звезде, стрела описала совершенную дугу и вонзилась в самую середину огромного полотна, которое тут же вспыхнуло.
«Нет», — зашептали тысячи губ.
В тот же миг Император выпустил еще одну стрелу.
Лайшам бросился к нему и обрушил на него удар меча, но Полоний развернулся и увильнул от удара с невероятной ловкостью. Гвардеец в свою очередь вытащил оружие. Прибежали варвары. Гвардеец отпрянул и опрокинул жаровню. Гобелен на стене моментально вспыхнул. Окоон сорвал его со стены и попытался затоптать пламя ногами; Шай-Най бросился помогать ему. К ним подбежали и гвардейцы Императора, которые все это видели. А огонь на площади тем временем распространялся с ужасающей быстротой.
Полоний на четвереньках отполз в угол комнаты.
Лайшам двинулся на него, но тут же вынужден был развернуться, чтобы отбить атаку первого гвардейца.
«Огонь», — думал он, отражая удар противника.
«Они все сгорят».
* * *
Темную площадь охватила паника. Вопли ужаса, беспорядочная толкотня и сотни юных дев на коленях, тут же затоптанные другими. Тем, кто находился с краю, удалось вырваться, но они тут же натолкнулись на стену оцепеневших стражников. У тех же, кто был в середине, не было никаких шансов спастись.
Огонь распространялся с невероятной быстротой.
Аделии было семнадцать лет, и она стояла в самой середине толпы. Стрела вонзилась в затылок какой-то незнакомой девушки, в нескольких шагах от нее, но девушка не упала, потому что ее неловко поддержали подруги. Когда Аделия поняла, что ей предстоит сгореть заживо, она попыталась развернуться и добраться до ближайшего края площади.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76
Варвары в Зале Побед постепенно начали выходить из себя. Арбалеты были по-прежнему направлены на них, и теперь уже все знали, как погиб Амон.
— Не нравится мне все это, — сквозь зубы сказал Шай-Най.
— Никому не нравится, — отозвался Ирхам, потирая переносицу. — Тьфу ты, ну и вонь! Вы не чувствуете?
— Это духи, — сказал Наэвен. — Вы разве не видели? Они опрыскивают ими гобелены.
— Да спасет нас Анархан, — вздохнул Окоон.
Лайшам наклонился к Салиму и что-то прошептал ему на ухо. Акшан поклонился и тут же исчез. После этого вождь варваров повернулся к своим воинам, но почти тут же метнул взгляд направо. Раджак Хассн! Генерал спускался по большой каменной лестнице в сопровождении сенатора Адаманта и нескольких вооруженных солдат. Лайшам не пошевельнулся. Они смерили друг друга взглядом. Воздух между ними накалился. Их разделял десяток шагов, но ненависть, кипевшая в них обоих, была так сильна, что, казалось, еще чуть-чуть, и они набросятся друг на друга. Вождь варваров почти с нежностью вынул из ножен Возмездие, любуясь бликами от факелов на его клинке. Генерал застыл на месте. Его голова сделала полный круг вокруг своей оси.
Азенатские посланники с тревогой переглянулись. Раджак Хассн долгое время стоял неподвижно, после чего сделал знак своей свите и направился к выходу, по-прежнему в сопровождении Адаманта. Под окнами дворца солдаты брали опрысканные духами гобелены и, развернув, укладывали на толпу девушек, полностью накрывая их. Постепенно на площади образовывалась гигантская мозаика.
— Он сошел с ума, — прошептал сенатор на ухо своему сообщнику.
Кольцо любопытных по периметру площади все больше и больше сжималось. Гвардейцы императора не давали горожанам подойти ближе. Никто не понимал, что происходит. Из дворца выходили все новые и новые прислужники и раскладывали гобелены на головах девушек, так что те почти скрылись из виду.
В тишине своих покоев Император, потирая руки, расхаживал взад и вперед. Вдруг он остановился, открыл двери и отдал приказ дежурившим у них стражникам. Солдаты исчезли и через несколько минут вернулись с тем, что потребовал Император. Его величество вернулся к окну. Гигантский гобелен становился все больше и больше. Скоро полночь. Возможно, к полуночи он не будет закончен, но сойдет и так. Беспокоиться не о чем.
Кто еще держась на ногах, кто уже упав на колени, задыхаясь, плача, вглядываясь во мрак глазами испуганных ланей, девушки всерьез начали бояться. Почему варвары приказали накрыть их этими гобеленами? Это какой-то их странный обряд в честь Великого Духа? Гобелены были тяжелыми, под ними было трудно дышать, но хуже всего был этот запах, которым была пропитана ткань. Эти благовония часто жгли во время праздничных церемоний, но сейчас запах был таким сильным, что вызывал тошноту.
Без пяти двенадцать. Около десяти тысяч юных девственниц были согнаны на Большую Эспланаду и накрыты гигантским гобеленом, похожим на необъятную пеструю равнину. На соседних улицах теснились родные и близкие, друзья и женихи, пытаясь увидеть, понять, что же произойдет. Гвардейцы Императора с опущенным забралом поначалу безжалостно их отталкивали, но это становилось все труднее и труднее: толпа напирала и грозила прорвать окружение.
В это же время Лайшам и его воины поднимались по ступенькам большой лестницы к покоям Императора. Его величество только что отдал приказ. Он был готов их принять, и теперь они шли в сопровождении отряда стражников, в окружении азенатских солдат, а за ними на почтительном расстоянии держалась группа взволнованных генералов и советников. Вождь варваров на секунду обернулся и увидел, как принц Орион (он теперь уже знал его имя) машинально поправляет рукава туники. Лайшам уже не думал о девушках. Жажда мести все еще жгла ему сердце, но теперь она была направлена не на азенатов. Он принял решение: он отправит всех девушек домой. Но он заставит Полония выступить перед народом. Он заставит его рассказать о том, что он сделал с ним, перед всеми жителями Дат-Лахана. А еще он отберет у него сына.
Варвары были уже близко.
Стражники распахнули двери в покои Императора, и варвары вошли в них с победоносным видом, сознавая торжественность момента.
В этот же миг на Большой Эспланаде несколько сотен девушек в отчаянии попытались бежать. Солдаты грубо затащили их обратно, некоторые упали на колени, и их тут же чуть не затоптали другие. В ночи послышались крики, которые вскоре заглушили колокола монастыря, возвещавшие полночь.
Все монахини замерли.
Остатки луны исчезли за облаками — длинными сероватыми облаками, не обещавшими дождя.
Лайшам вышел на середину комнаты. Император стоял к нему спиной. Рядом с ним стоял гвардеец с натянутым луком, а его подручный возился с маленькой импровизированной жаровней. Три стрелы, обмазанные чем-то, похожим на смолу, уже пылали, четвертая разгоралась.
Вождь варваров выхватил из ножен Возмездие и бросился к гвардейцам. Поздно.
Одна стрела полетела вниз.
Лайшам замер.
Подобно падающей звезде, стрела описала совершенную дугу и вонзилась в самую середину огромного полотна, которое тут же вспыхнуло.
«Нет», — зашептали тысячи губ.
В тот же миг Император выпустил еще одну стрелу.
Лайшам бросился к нему и обрушил на него удар меча, но Полоний развернулся и увильнул от удара с невероятной ловкостью. Гвардеец в свою очередь вытащил оружие. Прибежали варвары. Гвардеец отпрянул и опрокинул жаровню. Гобелен на стене моментально вспыхнул. Окоон сорвал его со стены и попытался затоптать пламя ногами; Шай-Най бросился помогать ему. К ним подбежали и гвардейцы Императора, которые все это видели. А огонь на площади тем временем распространялся с ужасающей быстротой.
Полоний на четвереньках отполз в угол комнаты.
Лайшам двинулся на него, но тут же вынужден был развернуться, чтобы отбить атаку первого гвардейца.
«Огонь», — думал он, отражая удар противника.
«Они все сгорят».
* * *
Темную площадь охватила паника. Вопли ужаса, беспорядочная толкотня и сотни юных дев на коленях, тут же затоптанные другими. Тем, кто находился с краю, удалось вырваться, но они тут же натолкнулись на стену оцепеневших стражников. У тех же, кто был в середине, не было никаких шансов спастись.
Огонь распространялся с невероятной быстротой.
Аделии было семнадцать лет, и она стояла в самой середине толпы. Стрела вонзилась в затылок какой-то незнакомой девушки, в нескольких шагах от нее, но девушка не упала, потому что ее неловко поддержали подруги. Когда Аделия поняла, что ей предстоит сгореть заживо, она попыталась развернуться и добраться до ближайшего края площади.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76