Она проходила через разрыв в Динфорских горах на западе и тянулась на восток ниже леса вдоль северного берега Абера.
Поэтому Элин и погибла тогда. Люди все время двигались слишком близко от них, направляясь на восток и на запад. Поэтому Мейрион сейчас остановилась и осторожно, тихо сняла с плеч коромысло с двумя полными ведрами. Оставила его на траве и несколько секунд стояла, прислушиваясь.
Топот конских копыт, звон сбруи, поскрипывание кожи. Бряцанье железа. Нет никакой разумной причины, почему вооруженные всадники могли находиться на тропе до восхода солнца. Ее первая мысль была об угонщиках скота: разбойники из Льюэрта (или сеньоры) пробрались в Арберт. Ее деревня старалась не вмешиваться в подобные дела; у них было слишком мало скота (и всего остального), чтобы стать мишенью для подобного набега. Лучше позволить им уйти в обе стороны и ничего не знать или знать как можно меньше, если потом прискачет погоня (с обеих сторон) и начнет задавать вопросы.
Мейри тихо пошла бы по своей тропинке назад, к дому с утренним молоком, если бы не услышала голоса. Она не поняла слов — и в этом, конечно, было все дело. Она бы поняла, если бы эти люди были из Льюэрта. Но они не оттуда. Они говорили на языке эрлингов, а сестру Мейри, которую она так сильно любила, убил и обесчестил один из них в начале лета.
Она не пошла домой. Гнев иногда может пересилить страх, взять над ним верх. Мейри знала эту землю, как прядки собственных каштановых волос. Она присела, оставив молоко на тропинке сзади (лиса потом нашла его и напилась до отвала). В сером тумане девушка двинулась, как призрак, по направлению к голосам и к дороге. Немного погодя легла на живот среди травы и кустов и подползла ближе. Она ничего не знала о том, как эрлинги (и все прочие) распределяются на марше, поэтому ей несказанно повезло, что их дозорные не прочесывали кустарник к северу от дороги. Многое из того, что случается в жизни, оказывается везением или невезением, и это сбивает с толку.
Выглядывая из-за колючих кустов, она увидела отряд эрлингов: некоторые были на конях, большая часть пешие, которые остановились и разговаривали, еле различимые в темноте и все еще низком тумане. Мейри явственно услышала слово “Бринфелл” два раза, это название донеслось до нее среди резких, сердитых слов, не имеющих никакого смысла, сквозь шум крови в ушах.
Она узнала все, что нужно. И начала отползать назад на четвереньках. Услышала сзади какой-то шум. Замерла на месте, не дыша. Она не молилась. Конечно, ей следовало молиться, но она была слишком напугана.
Одинокий всадник продолжал двигаться вперед прямо позади того места, где она лежала. Она услышала, как он проехал через кусты, сквозь которые она только что подглядывала, и присоединился к отряду на дороге. Любой отряд, особенно во враждебной стране, высылал дозорных. Собака обнаружила бы девушку, но У эрлингов не было собак.
Мейрион боролась с желанием остаться на месте и лежать неподвижно вечно или пока они не уйдут. Она слышала, как всадники слезают с коней. Река находилась близко отсюда. Возможно, они остановились напиться и поесть.
Ей хотелось, чтобы это оказалось так.
Внимательно прислушиваясь, теперь и к тому, что происходит сзади, Мейри ползком добралась до своей тропинки. Оставила свое молоко и пустилась бежать. Она знала, куда направляются эти разбойники и что нужно делать. Она не была уверена, что мужчины в поле станут ее слушать, но готова была убить кого-нибудь, чтобы заставить их поверить.
Ей не пришлось этого делать. Шестнадцать бондов и их работников и десятилетний Дервин ап Хунт, который никогда не позволял оставить себя позади, припустили бегом на восток, к Бринфеллу, еще до восхода солнца по старой дороге. Она кончалась у их леса. Но это был знакомый, домашний лес, источник дров и строительных бревен, и через него была проложена тропа, которая в конце выведет их из него чуть севернее поместья Брина ап Хиула.
Отец Мейрион, больная нога которого не позволяла ему угнаться за остальными, взял единственную лошадь в деревне и поскакал на север, в Пенави. Нашел еще двенадцать мужчин, которые работали неподалеку от него. Сказал все, что было необходимо. Они тоже пустились бежать, прямо с полей, которые убирали, схватив все, что попалось под руку острого и что не помешает быстрому бегу в течение целого дня и ночи пути.
Почти тридцать человек. Ответ Мейрион. Необученные бойцы, но крепкие, знающие местность, исполненные — каждый из них — гнева, яркого и холодного, как зимнее солнце. На этот раз не огромный флот кораблей с драконами на носу пришел от берегов эрлингов. Это был отряд разбойников, тайком пробирающихся в Бринфелл. Теперь северян никто не испугается и не побежит от них.
Именно дочь Раиса, калека, его уцелевшая дочь, наткнулась на разбойников и принесла, словно королева из легенды, нужные сведения туда, куда было нужно. Женщина сингаэлей, достойная песни. И все знали в окрестных землях и деревнях, что сделали с ее сестрой.
Они добрались до Бринфелла на день раньше эрлингов.
Во второй половине того дня, когда Мейрион увидела разбойников, она разобрала постель Элин, охваченная лихорадкой, рожденной ожиданием. Начала носить солому и простыни вверх на холм. Ее мать и другие женщины увидели, что она делает, и принялись помогать, собирали дрова и складывали их на плоской вершине. Все трудились, женщины ходили вверх и вниз по холму. Позже, когда солнце уже клонилось к западу и восходил тонкий серп голубой луны (завтра лун уже не будет), они зажгли костер в память об Элин. Она была всего лишь простой девушкой. Ничем не примечательной, какой меркой ни мерь.
* * *
Берн не мог избавиться от дурного предчувствия, что смерть парит над ними, словно какая-то черная птица, один из воронов Ингавина, и ждет.
Туман среди окружающих их холмов. Звуки приглушенные, поле зрения ограничено. Даже когда наступил день и туман поднялся, чувство подавленности, ощущение стерегущей тишины этой земли остались. Берн чувствовал, что за ними следят. Возможно, так и было, хотя они никого не заметили. Это странная земля, думал Берн, не похожая на все те, которые он знал, и эрлинги уходили прочь от моря. Он не питал иллюзий насчет своих пророческих способностей, ясновидения или знания будущего. Говорил себе, что все это не более чем дурное предчувствие. Он еще ни разу не участвовал в бою, а они ехали туда, где предстояло сражаться.
Но это не страх. Правда не страх. Берн помнил страх. В ночь перед поединком в Йормсвике он лежал рядом с проституткой и совсем не спал, прислушиваясь к ее спокойному дыханию. Он был совершенно уверен, что это последняя ночь в его жизни. Тогда в нем сидел страх; теперь это было нечто другое.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134
Поэтому Элин и погибла тогда. Люди все время двигались слишком близко от них, направляясь на восток и на запад. Поэтому Мейрион сейчас остановилась и осторожно, тихо сняла с плеч коромысло с двумя полными ведрами. Оставила его на траве и несколько секунд стояла, прислушиваясь.
Топот конских копыт, звон сбруи, поскрипывание кожи. Бряцанье железа. Нет никакой разумной причины, почему вооруженные всадники могли находиться на тропе до восхода солнца. Ее первая мысль была об угонщиках скота: разбойники из Льюэрта (или сеньоры) пробрались в Арберт. Ее деревня старалась не вмешиваться в подобные дела; у них было слишком мало скота (и всего остального), чтобы стать мишенью для подобного набега. Лучше позволить им уйти в обе стороны и ничего не знать или знать как можно меньше, если потом прискачет погоня (с обеих сторон) и начнет задавать вопросы.
Мейри тихо пошла бы по своей тропинке назад, к дому с утренним молоком, если бы не услышала голоса. Она не поняла слов — и в этом, конечно, было все дело. Она бы поняла, если бы эти люди были из Льюэрта. Но они не оттуда. Они говорили на языке эрлингов, а сестру Мейри, которую она так сильно любила, убил и обесчестил один из них в начале лета.
Она не пошла домой. Гнев иногда может пересилить страх, взять над ним верх. Мейри знала эту землю, как прядки собственных каштановых волос. Она присела, оставив молоко на тропинке сзади (лиса потом нашла его и напилась до отвала). В сером тумане девушка двинулась, как призрак, по направлению к голосам и к дороге. Немного погодя легла на живот среди травы и кустов и подползла ближе. Она ничего не знала о том, как эрлинги (и все прочие) распределяются на марше, поэтому ей несказанно повезло, что их дозорные не прочесывали кустарник к северу от дороги. Многое из того, что случается в жизни, оказывается везением или невезением, и это сбивает с толку.
Выглядывая из-за колючих кустов, она увидела отряд эрлингов: некоторые были на конях, большая часть пешие, которые остановились и разговаривали, еле различимые в темноте и все еще низком тумане. Мейри явственно услышала слово “Бринфелл” два раза, это название донеслось до нее среди резких, сердитых слов, не имеющих никакого смысла, сквозь шум крови в ушах.
Она узнала все, что нужно. И начала отползать назад на четвереньках. Услышала сзади какой-то шум. Замерла на месте, не дыша. Она не молилась. Конечно, ей следовало молиться, но она была слишком напугана.
Одинокий всадник продолжал двигаться вперед прямо позади того места, где она лежала. Она услышала, как он проехал через кусты, сквозь которые она только что подглядывала, и присоединился к отряду на дороге. Любой отряд, особенно во враждебной стране, высылал дозорных. Собака обнаружила бы девушку, но У эрлингов не было собак.
Мейрион боролась с желанием остаться на месте и лежать неподвижно вечно или пока они не уйдут. Она слышала, как всадники слезают с коней. Река находилась близко отсюда. Возможно, они остановились напиться и поесть.
Ей хотелось, чтобы это оказалось так.
Внимательно прислушиваясь, теперь и к тому, что происходит сзади, Мейри ползком добралась до своей тропинки. Оставила свое молоко и пустилась бежать. Она знала, куда направляются эти разбойники и что нужно делать. Она не была уверена, что мужчины в поле станут ее слушать, но готова была убить кого-нибудь, чтобы заставить их поверить.
Ей не пришлось этого делать. Шестнадцать бондов и их работников и десятилетний Дервин ап Хунт, который никогда не позволял оставить себя позади, припустили бегом на восток, к Бринфеллу, еще до восхода солнца по старой дороге. Она кончалась у их леса. Но это был знакомый, домашний лес, источник дров и строительных бревен, и через него была проложена тропа, которая в конце выведет их из него чуть севернее поместья Брина ап Хиула.
Отец Мейрион, больная нога которого не позволяла ему угнаться за остальными, взял единственную лошадь в деревне и поскакал на север, в Пенави. Нашел еще двенадцать мужчин, которые работали неподалеку от него. Сказал все, что было необходимо. Они тоже пустились бежать, прямо с полей, которые убирали, схватив все, что попалось под руку острого и что не помешает быстрому бегу в течение целого дня и ночи пути.
Почти тридцать человек. Ответ Мейрион. Необученные бойцы, но крепкие, знающие местность, исполненные — каждый из них — гнева, яркого и холодного, как зимнее солнце. На этот раз не огромный флот кораблей с драконами на носу пришел от берегов эрлингов. Это был отряд разбойников, тайком пробирающихся в Бринфелл. Теперь северян никто не испугается и не побежит от них.
Именно дочь Раиса, калека, его уцелевшая дочь, наткнулась на разбойников и принесла, словно королева из легенды, нужные сведения туда, куда было нужно. Женщина сингаэлей, достойная песни. И все знали в окрестных землях и деревнях, что сделали с ее сестрой.
Они добрались до Бринфелла на день раньше эрлингов.
Во второй половине того дня, когда Мейрион увидела разбойников, она разобрала постель Элин, охваченная лихорадкой, рожденной ожиданием. Начала носить солому и простыни вверх на холм. Ее мать и другие женщины увидели, что она делает, и принялись помогать, собирали дрова и складывали их на плоской вершине. Все трудились, женщины ходили вверх и вниз по холму. Позже, когда солнце уже клонилось к западу и восходил тонкий серп голубой луны (завтра лун уже не будет), они зажгли костер в память об Элин. Она была всего лишь простой девушкой. Ничем не примечательной, какой меркой ни мерь.
* * *
Берн не мог избавиться от дурного предчувствия, что смерть парит над ними, словно какая-то черная птица, один из воронов Ингавина, и ждет.
Туман среди окружающих их холмов. Звуки приглушенные, поле зрения ограничено. Даже когда наступил день и туман поднялся, чувство подавленности, ощущение стерегущей тишины этой земли остались. Берн чувствовал, что за ними следят. Возможно, так и было, хотя они никого не заметили. Это странная земля, думал Берн, не похожая на все те, которые он знал, и эрлинги уходили прочь от моря. Он не питал иллюзий насчет своих пророческих способностей, ясновидения или знания будущего. Говорил себе, что все это не более чем дурное предчувствие. Он еще ни разу не участвовал в бою, а они ехали туда, где предстояло сражаться.
Но это не страх. Правда не страх. Берн помнил страх. В ночь перед поединком в Йормсвике он лежал рядом с проституткой и совсем не спал, прислушиваясь к ее спокойному дыханию. Он был совершенно уверен, что это последняя ночь в его жизни. Тогда в нем сидел страх; теперь это было нечто другое.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134