Или осознание собственной гибели на возможность выдумать себе новую дубленку совсем не влияло. Мужчина, подозреваемый в божественном происхождении, с интересом наблюдал за ее упражнениями, все мрачнея и мрачнея лицом.
— И долго это будет продолжаться? — спросил он.
— Что? — не поняла Машка.
— Долго мне придется быть твоим постоянным хранителем? — более развернуто поинтересовался мужчина. — Казалось бы, живешь в лучшем из миров, чуешь опасность издалека. Неужели так трудно не быть дурой и не умирать так часто? Прочие же не умирают!
— И много этих прочих? — тут же заинтересовалась Машка.
— Ха! — отозвался бог. — Да все население этого лучшего из миров!
— Какого конкретно? — осведомилась Машка. — Этого или того?
— Мир один, — назидательно сказал бог. — Не может быть того или этого мира. Только здесь немножко неубрано.
Как ни странно, при этих словах он покраснел, словно бардак на том свете творился по его личной вине и именно он был ответственным за уборку.
— Вообще-то обычно здесь гораздо лучше, — будто оправдываясь перед Машкой, добавил он. — Если бы я знал, что и после того, как я научил твое сердце предупреждать тебя об опасности, ты будешь так часто погибать, я бы прибрался.
— Ничего-ничего, — сочувственно сказала Машка, — меня не шокирует. У меня в комнате иногда и похуже бывало.
— Это плохо, — серьезно заметил бог. — Вот оттуда твои бесшабашность и неосмотрительность и растут. Куда твоя мать-то смотрит?!
— А черт ее знает, я не спрашивала, — отозвалась Машка. — У нее свои дела, у меня — свои. Нормальная среднестатистическая семья.
— Загадочными словами тут всего не уладишь... — пробормотал мужчина и добавил решительно: — А, кстати, ты способная девочка. Даже не ожидал, что ты научишься видеть скрытое. Всего-то за несколько попыток.
— Какое такое скрытое? — удивилась Машка.
— Если я не ошибаюсь, раньше, умирая, ты видела только меня и маленькую часть реальности мирового отстойника, — сказал он. — Теперь же ты видишь все.
— Точно, — согласилась она. — Так мы в отстойнике? Фу, какая гадость!
— Здесь отстаиваются души и мысли, — пояснил мужчина. — Судя по всему, тебе все-таки нужна магия.
— Конечно! — обрадовалась Машка. — Давно мечтала научиться фаерболы кидать и превращаться... А еще невидимой становиться.
— И магия тебе нужна внешняя, — продолжил он. — Чтобы не давала соваться туда, куда соваться не следует. Если я так часто буду отвлекаться на разбор твоих поступков и возвращение тебя к жизни, мироздание рухнет.
«Точно — бог!» — не особенно вникая в рассуждения собеседника, обрадовалась Машка.
— И, кстати, я вовсе не Херон, как ты полагаешь, — добавил он, дохнул на Машку чем-то дурманным и сладким и принялся невежливо расплываться.
— А кто? — еле ворочая губами, растерянно спросила Машка.
Но уже растворившийся в реальности мужчина ей не ответил.
Голова стала тяжелой, словно наковальня, и, как по наковальне, застучали по ней молотки, выковывая отвратительное и опасное острие боли. Машка провалилась в болезненный, горячечный сон, где смешные оранжевые головастики щекотали хвостами извилины ее мозга. Мозг спазматически сокращался и вновь распухал, и все старался выскочить из черепной коробки, дабы избежать щекотки наглых приставал. Как Машка ухитрялась это видеть, она и сама толком не понимала. Сон был длинным и противным. Глаза болели — видимо, поднялась температура.
— Госпожа! — неожиданно услышала Машка. — Она очнулась! Идите сюда!
Машка напряглась и совершила подвиг, разлепив тяжелые, распухшие веки. Лимонным соком в глаза брызнул яркий солнечный свет. Машка пискнула жалобно — на большее ее не хватило, но писк этот был услышан и на удивление верно интерпретирован.
— Закройте окно! — раздался повелительный голос Айшмы. — Девочке пока вреден солнечный свет.
— Ох, так лучше, — выдавила Машка.
— Я знаю, — отрезала Айшма недружелюбно. — Ты и правда очнулась. Как ты себя чувствуешь?
— Плохо, — призналась Машка.
— А кем ты себя чувствуешь? — продолжила допрос безжалостная экономка.
— В каком смысле? — удивилась Машка.
— Деревом, животным... Может быть, стихией или природным явлением... — объяснила Айшма, внимательно ощупывая Машкину голову и пытливо заглядывая ей в глаза. Полутьма, царящая в домике, не создавала для нее проблем.
— Да нет, вполне человеком, — ответила Машка недоуменно. — Только не совсем здоровым человеком. И пить хочу очень.
— Ну, слава Правилу. — Экономка вздохнула облегченно. — Обошлось. Хорошо, пока можешь отдыхать.
— А что со мной случилось? — осторожно поинтересовалась Машка.
Судя по всему, она заболела, потеряла сознание и бредила. Кажется, Айшма даже сомневалась в ее психическом здоровье, раз задавала такие странные вопросы. Да и вправду все, что Машка помнила после того, как Май вскрыл замок в подземелье, было похоже на бред.
— Эльфы нашли тебя в саду и принесли, — сказала экономка. — Ума не приложу, где ты умудрилась подхватить трупную лихорадку. Ты чуть не лишилась разума. Это очень опасно.
— Догадываюсь. — Машка вздохнула. Значит, эльфы ни словом не обмолвились о визите к Бирюку. Оно и к лучшему.
Вскрикнули истерично, скрипуче, камешки дорожки под ногами. Видимо — специально, потому как земля эльфа не выдаст против его желания, проглотит звук, скроет следы. А то, что это шел кто-то из эльфов, понятно стало сразу: скрипучий звук был ничуть не противнее дверного звонка. Начавшись с нот высоких, визгливых, он почти сразу же пошел на спад, завершившись низким, уютным шуршанием.
— Можно войти? — раздался от двери голос Мая.
— Эльфы... — Айшма поморщилась. — Тебе все-таки стоит общаться с ними поменьше, несмотря на то, что они умеют вести себя прилично, нужно отдать им должное. Влияние мессира сильно изменило их, и они стали похожи на людей. Но все же...
Машка хмыкнула. Помнится, кто-то из эльфов недавно говорил ровно то же самое — человечность заразна — только совсем в другом смысле.
— Входите, — крикнула Айшма, — я уже ухожу!
— Мы принесли тебе хуммуса, — смущенно сказал Май, входя.
Айшма, стараясь не задеть эльфа даже полой плаща, выскользнула за дверь. На лице ее была написана брезгливость. Машка приникла жадно к горлышку бутылки.
— Ох, Май, — выдохнула она, отрываясь от напитка, вкус которого примирил ее с действительностью, — ты настоящий друг.
Эльф усмехнулся:
— А то!
Глава 8
ТАЛИБЕР
Болела Машка довольно долго, недели две, а то и три. Дома свалиться на такой срок было делом немыслимым — школа слабых не любит. Боль в спине, настойчивая жажда и дурнота прошли быстро, но слабость и синие круги у глаз не покидали ее довольно долго. Он лежала, пила кисловатый холодный хуммус, который ей ежедневно приносили замученные нападками совести эльфы, смотрела в окно и тщательно вспоминала свои видения, которые вполне могли оказаться гораздо более реальными, нежели то, о чем ей рассказывала Айшма.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150
— И долго это будет продолжаться? — спросил он.
— Что? — не поняла Машка.
— Долго мне придется быть твоим постоянным хранителем? — более развернуто поинтересовался мужчина. — Казалось бы, живешь в лучшем из миров, чуешь опасность издалека. Неужели так трудно не быть дурой и не умирать так часто? Прочие же не умирают!
— И много этих прочих? — тут же заинтересовалась Машка.
— Ха! — отозвался бог. — Да все население этого лучшего из миров!
— Какого конкретно? — осведомилась Машка. — Этого или того?
— Мир один, — назидательно сказал бог. — Не может быть того или этого мира. Только здесь немножко неубрано.
Как ни странно, при этих словах он покраснел, словно бардак на том свете творился по его личной вине и именно он был ответственным за уборку.
— Вообще-то обычно здесь гораздо лучше, — будто оправдываясь перед Машкой, добавил он. — Если бы я знал, что и после того, как я научил твое сердце предупреждать тебя об опасности, ты будешь так часто погибать, я бы прибрался.
— Ничего-ничего, — сочувственно сказала Машка, — меня не шокирует. У меня в комнате иногда и похуже бывало.
— Это плохо, — серьезно заметил бог. — Вот оттуда твои бесшабашность и неосмотрительность и растут. Куда твоя мать-то смотрит?!
— А черт ее знает, я не спрашивала, — отозвалась Машка. — У нее свои дела, у меня — свои. Нормальная среднестатистическая семья.
— Загадочными словами тут всего не уладишь... — пробормотал мужчина и добавил решительно: — А, кстати, ты способная девочка. Даже не ожидал, что ты научишься видеть скрытое. Всего-то за несколько попыток.
— Какое такое скрытое? — удивилась Машка.
— Если я не ошибаюсь, раньше, умирая, ты видела только меня и маленькую часть реальности мирового отстойника, — сказал он. — Теперь же ты видишь все.
— Точно, — согласилась она. — Так мы в отстойнике? Фу, какая гадость!
— Здесь отстаиваются души и мысли, — пояснил мужчина. — Судя по всему, тебе все-таки нужна магия.
— Конечно! — обрадовалась Машка. — Давно мечтала научиться фаерболы кидать и превращаться... А еще невидимой становиться.
— И магия тебе нужна внешняя, — продолжил он. — Чтобы не давала соваться туда, куда соваться не следует. Если я так часто буду отвлекаться на разбор твоих поступков и возвращение тебя к жизни, мироздание рухнет.
«Точно — бог!» — не особенно вникая в рассуждения собеседника, обрадовалась Машка.
— И, кстати, я вовсе не Херон, как ты полагаешь, — добавил он, дохнул на Машку чем-то дурманным и сладким и принялся невежливо расплываться.
— А кто? — еле ворочая губами, растерянно спросила Машка.
Но уже растворившийся в реальности мужчина ей не ответил.
Голова стала тяжелой, словно наковальня, и, как по наковальне, застучали по ней молотки, выковывая отвратительное и опасное острие боли. Машка провалилась в болезненный, горячечный сон, где смешные оранжевые головастики щекотали хвостами извилины ее мозга. Мозг спазматически сокращался и вновь распухал, и все старался выскочить из черепной коробки, дабы избежать щекотки наглых приставал. Как Машка ухитрялась это видеть, она и сама толком не понимала. Сон был длинным и противным. Глаза болели — видимо, поднялась температура.
— Госпожа! — неожиданно услышала Машка. — Она очнулась! Идите сюда!
Машка напряглась и совершила подвиг, разлепив тяжелые, распухшие веки. Лимонным соком в глаза брызнул яркий солнечный свет. Машка пискнула жалобно — на большее ее не хватило, но писк этот был услышан и на удивление верно интерпретирован.
— Закройте окно! — раздался повелительный голос Айшмы. — Девочке пока вреден солнечный свет.
— Ох, так лучше, — выдавила Машка.
— Я знаю, — отрезала Айшма недружелюбно. — Ты и правда очнулась. Как ты себя чувствуешь?
— Плохо, — призналась Машка.
— А кем ты себя чувствуешь? — продолжила допрос безжалостная экономка.
— В каком смысле? — удивилась Машка.
— Деревом, животным... Может быть, стихией или природным явлением... — объяснила Айшма, внимательно ощупывая Машкину голову и пытливо заглядывая ей в глаза. Полутьма, царящая в домике, не создавала для нее проблем.
— Да нет, вполне человеком, — ответила Машка недоуменно. — Только не совсем здоровым человеком. И пить хочу очень.
— Ну, слава Правилу. — Экономка вздохнула облегченно. — Обошлось. Хорошо, пока можешь отдыхать.
— А что со мной случилось? — осторожно поинтересовалась Машка.
Судя по всему, она заболела, потеряла сознание и бредила. Кажется, Айшма даже сомневалась в ее психическом здоровье, раз задавала такие странные вопросы. Да и вправду все, что Машка помнила после того, как Май вскрыл замок в подземелье, было похоже на бред.
— Эльфы нашли тебя в саду и принесли, — сказала экономка. — Ума не приложу, где ты умудрилась подхватить трупную лихорадку. Ты чуть не лишилась разума. Это очень опасно.
— Догадываюсь. — Машка вздохнула. Значит, эльфы ни словом не обмолвились о визите к Бирюку. Оно и к лучшему.
Вскрикнули истерично, скрипуче, камешки дорожки под ногами. Видимо — специально, потому как земля эльфа не выдаст против его желания, проглотит звук, скроет следы. А то, что это шел кто-то из эльфов, понятно стало сразу: скрипучий звук был ничуть не противнее дверного звонка. Начавшись с нот высоких, визгливых, он почти сразу же пошел на спад, завершившись низким, уютным шуршанием.
— Можно войти? — раздался от двери голос Мая.
— Эльфы... — Айшма поморщилась. — Тебе все-таки стоит общаться с ними поменьше, несмотря на то, что они умеют вести себя прилично, нужно отдать им должное. Влияние мессира сильно изменило их, и они стали похожи на людей. Но все же...
Машка хмыкнула. Помнится, кто-то из эльфов недавно говорил ровно то же самое — человечность заразна — только совсем в другом смысле.
— Входите, — крикнула Айшма, — я уже ухожу!
— Мы принесли тебе хуммуса, — смущенно сказал Май, входя.
Айшма, стараясь не задеть эльфа даже полой плаща, выскользнула за дверь. На лице ее была написана брезгливость. Машка приникла жадно к горлышку бутылки.
— Ох, Май, — выдохнула она, отрываясь от напитка, вкус которого примирил ее с действительностью, — ты настоящий друг.
Эльф усмехнулся:
— А то!
Глава 8
ТАЛИБЕР
Болела Машка довольно долго, недели две, а то и три. Дома свалиться на такой срок было делом немыслимым — школа слабых не любит. Боль в спине, настойчивая жажда и дурнота прошли быстро, но слабость и синие круги у глаз не покидали ее довольно долго. Он лежала, пила кисловатый холодный хуммус, который ей ежедневно приносили замученные нападками совести эльфы, смотрела в окно и тщательно вспоминала свои видения, которые вполне могли оказаться гораздо более реальными, нежели то, о чем ей рассказывала Айшма.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150