Тебе, видишь, позволил.
– Я не знал этого, память моя молчит. Но то, что ты поведал мне, объяснимо: мой народ избран Сущим, а кто лучше смертного из народа знает, какой Путь избрать для него в Вечности?
– Две ошибки сразу, Бегун. Первая: ни один смертный из народа, даже если он – земное воплощение Вечного, не знает ни крохи из того, что нужно остальным смертным. Это – ошибка множества смертных вождей в бесконечности земных жизней. Они думают, что изведали Истину, а не ведают самих себя… Но вторая ошибка совсем непростительна для Бегуна. Разве ты не понял в бесконечной череде своих прежних Путей, что нет в Вечности выбора ни для смертного, ни для Вечного? Всё предопределено, так и записано в Законе, который ты, Бегун, и принёс своему народу давным-давно… Впрочем, что это я?.. Ты же лишён памяти, потому что так и не добрался пока до Знания…
– Я действительно не помню, что когда-то был Бегуном, Мне только сказали о том… Такой же, как ты, тоже Зрячий, только он не менял облика. Человеком явился и человеком исчез… Но ты утверждаешь, что память может вернуться?
– Может, Бегун. Только нужно побороть страх перед Знанием.
– Я ничего не боюсь.
– Поэтому меня и послали к тебе, Бегун. В нынешнем твоём Пути Сущий предложит множество испытаний, чтобы проверить тебя – на страх. Однако все эти испытания будут легки по сравнению с испытанием, которое есть дверь в Знание.
– Я не боюсь, Зрячий. Я ничего не боюсь. Тем более какой-то двери.
– Не боишься?.. Ну, смотри тогда…
Они очутились будто-то бы на Вершине величайшей горы – непредставимой юному нацеретянину, пусть даже на время обретшему статус Вечного. Они стояли на вершине, а внизу кипел мир. Именно так: кипел. Сменяли друг друга в беспрерывном потоке времени малые и великие города; из места в место шли по земле народы; крохотные с такой высоты, но почему-то отчётливо различимые людишки убивали друг друга камнями, стрелами, копьями, мечами, похожими на римские, что носили в земле Ханаанской легионеры Империи. А ещё пролетали вровень с облаками, плывущими внизу, какие-то огромные железные, как и мечи римлян, птицы, и птицы поменьше, но тоже железные, и из тех и других падали к земле чёрные предметы, земля внизу взрывалась, и города уходили в образовавшиеся воронки вместе с домами, садами, жителями. А ещё горели горы, а ещё двигалась земля, а ещё большая вода проливалась на города… И звёзды на внезапно ставшим чёрном небе угрожающе мигали, сближались, отдалялись, а когда одна из них оторвалась от небесного свода и понеслась вниз, вниз, вниз и уже почти долетела до горы, где стояли Зрячий и Бегун, последний – не Бегун вовсе, а насмерть перепуганный юноша-нацеретянин – закричал в страхе:
– Останови её, Зрячий!
И всё пропало.
Они снова очутились в пустыне, и Зрячий ласково погладил юношу по длинным чёрным вьющимся волосам. Сказал:
– Рано, Бегун. Не пришло время. Страх твой ещё велик. Ты вспомнишь в этом очень важном для тебя Пути всё, что тебе будет нужно, но – не более. И ты станешь возвращаться на новые Пути в следующих твоих земных жизнях и вспоминать кое-что из прошлого знания, которое всё-таки будет копиться – вопреки страху. Но придёт час, когда оно достигнет критической массы, которая, взорвавшись, родит память. А уж память… – Вот тут он и произнёс ту фразу из Книги Путей, что вспомнилась Чернову, по-прежнему тупо сидящему перед компьютером в квартире дома в Сокольниках.
– Я вспомнил всё, – сказал Чернов, вставая.
Самому себе сказал. И сам себя спросил:
– И что с того?
Ответил:
– Страха нет. Ещё спросил:
– Уверен? Или будет, как на той горе в Галилее, на горе, которую сотворил на мгновенье Зрячий-Искуситель?
– Жизнь покажет.
– Жизнь Чернова, спортсмена и лингвиста?
– Жизнь Бегуна-на-все-времеца.
Опять сам засмеялся над собой:
– Это в родных-то Сокольниках она покажет?
Оборвал смех.
– Вот же дверь… – Посмотрел на привычную входную дверь, обитую хорошим кожзаменителем, которая – точно знал! – вела в общий с соседями отсек на площадке.
Повторил:
– Уверен?
Подумал с миг, кивнул:
– Знаю.
В чём был – в красно-белой майке с надписью на груди «Спартак-чемпион», в чёрных эластичных лосинах (что подвернулось в ванной после душа, то и надел…), в лёгких беговых тапочках, – пошёл к двери, повернул ключ, открыл её и… (как прежде откуда-то снизу пошло по телу, над телом, внутри тела сначала лёгкое предчувствие счастья, предчувствие радости, полузабытое в скитаниях по Пути ощущение неотвратимо надвигающейся боли, которая – вот странность! – столь же неотвратимо, нестерпимо желанна, а потом, через мгновение, она пришла, окутала, погрузила в себя целиком, пропитала все клеточки и – взорвалась так сладко, как раньше никогда не случалось, а разорванное сладким взрывом на части тело стало лёгким, невесомым, нежным, как те самые новогодние снежинки, что повисли за окном квартиры в Сокольниках) …вышел.
Надолго ли?..
Сущий ведает…
А то, что за страхом следует печаль от многого Знания, а за печалью – ужас от открывшейся внутреннему взору Вечности, а за ужасом – ещё что-то, не всплывшее пока в проснувшейся памяти, – так это же Путь. И для Бегуна не пройти его до конца – это уж, извините за грубость, совсем западло. Тем более что времени у него впереди – бесконечность.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110
– Я не знал этого, память моя молчит. Но то, что ты поведал мне, объяснимо: мой народ избран Сущим, а кто лучше смертного из народа знает, какой Путь избрать для него в Вечности?
– Две ошибки сразу, Бегун. Первая: ни один смертный из народа, даже если он – земное воплощение Вечного, не знает ни крохи из того, что нужно остальным смертным. Это – ошибка множества смертных вождей в бесконечности земных жизней. Они думают, что изведали Истину, а не ведают самих себя… Но вторая ошибка совсем непростительна для Бегуна. Разве ты не понял в бесконечной череде своих прежних Путей, что нет в Вечности выбора ни для смертного, ни для Вечного? Всё предопределено, так и записано в Законе, который ты, Бегун, и принёс своему народу давным-давно… Впрочем, что это я?.. Ты же лишён памяти, потому что так и не добрался пока до Знания…
– Я действительно не помню, что когда-то был Бегуном, Мне только сказали о том… Такой же, как ты, тоже Зрячий, только он не менял облика. Человеком явился и человеком исчез… Но ты утверждаешь, что память может вернуться?
– Может, Бегун. Только нужно побороть страх перед Знанием.
– Я ничего не боюсь.
– Поэтому меня и послали к тебе, Бегун. В нынешнем твоём Пути Сущий предложит множество испытаний, чтобы проверить тебя – на страх. Однако все эти испытания будут легки по сравнению с испытанием, которое есть дверь в Знание.
– Я не боюсь, Зрячий. Я ничего не боюсь. Тем более какой-то двери.
– Не боишься?.. Ну, смотри тогда…
Они очутились будто-то бы на Вершине величайшей горы – непредставимой юному нацеретянину, пусть даже на время обретшему статус Вечного. Они стояли на вершине, а внизу кипел мир. Именно так: кипел. Сменяли друг друга в беспрерывном потоке времени малые и великие города; из места в место шли по земле народы; крохотные с такой высоты, но почему-то отчётливо различимые людишки убивали друг друга камнями, стрелами, копьями, мечами, похожими на римские, что носили в земле Ханаанской легионеры Империи. А ещё пролетали вровень с облаками, плывущими внизу, какие-то огромные железные, как и мечи римлян, птицы, и птицы поменьше, но тоже железные, и из тех и других падали к земле чёрные предметы, земля внизу взрывалась, и города уходили в образовавшиеся воронки вместе с домами, садами, жителями. А ещё горели горы, а ещё двигалась земля, а ещё большая вода проливалась на города… И звёзды на внезапно ставшим чёрном небе угрожающе мигали, сближались, отдалялись, а когда одна из них оторвалась от небесного свода и понеслась вниз, вниз, вниз и уже почти долетела до горы, где стояли Зрячий и Бегун, последний – не Бегун вовсе, а насмерть перепуганный юноша-нацеретянин – закричал в страхе:
– Останови её, Зрячий!
И всё пропало.
Они снова очутились в пустыне, и Зрячий ласково погладил юношу по длинным чёрным вьющимся волосам. Сказал:
– Рано, Бегун. Не пришло время. Страх твой ещё велик. Ты вспомнишь в этом очень важном для тебя Пути всё, что тебе будет нужно, но – не более. И ты станешь возвращаться на новые Пути в следующих твоих земных жизнях и вспоминать кое-что из прошлого знания, которое всё-таки будет копиться – вопреки страху. Но придёт час, когда оно достигнет критической массы, которая, взорвавшись, родит память. А уж память… – Вот тут он и произнёс ту фразу из Книги Путей, что вспомнилась Чернову, по-прежнему тупо сидящему перед компьютером в квартире дома в Сокольниках.
– Я вспомнил всё, – сказал Чернов, вставая.
Самому себе сказал. И сам себя спросил:
– И что с того?
Ответил:
– Страха нет. Ещё спросил:
– Уверен? Или будет, как на той горе в Галилее, на горе, которую сотворил на мгновенье Зрячий-Искуситель?
– Жизнь покажет.
– Жизнь Чернова, спортсмена и лингвиста?
– Жизнь Бегуна-на-все-времеца.
Опять сам засмеялся над собой:
– Это в родных-то Сокольниках она покажет?
Оборвал смех.
– Вот же дверь… – Посмотрел на привычную входную дверь, обитую хорошим кожзаменителем, которая – точно знал! – вела в общий с соседями отсек на площадке.
Повторил:
– Уверен?
Подумал с миг, кивнул:
– Знаю.
В чём был – в красно-белой майке с надписью на груди «Спартак-чемпион», в чёрных эластичных лосинах (что подвернулось в ванной после душа, то и надел…), в лёгких беговых тапочках, – пошёл к двери, повернул ключ, открыл её и… (как прежде откуда-то снизу пошло по телу, над телом, внутри тела сначала лёгкое предчувствие счастья, предчувствие радости, полузабытое в скитаниях по Пути ощущение неотвратимо надвигающейся боли, которая – вот странность! – столь же неотвратимо, нестерпимо желанна, а потом, через мгновение, она пришла, окутала, погрузила в себя целиком, пропитала все клеточки и – взорвалась так сладко, как раньше никогда не случалось, а разорванное сладким взрывом на части тело стало лёгким, невесомым, нежным, как те самые новогодние снежинки, что повисли за окном квартиры в Сокольниках) …вышел.
Надолго ли?..
Сущий ведает…
А то, что за страхом следует печаль от многого Знания, а за печалью – ужас от открывшейся внутреннему взору Вечности, а за ужасом – ещё что-то, не всплывшее пока в проснувшейся памяти, – так это же Путь. И для Бегуна не пройти его до конца – это уж, извините за грубость, совсем западло. Тем более что времени у него впереди – бесконечность.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110