Привнес в окружающий ландшафт элемент цивилизации. Взлохматил глухомань, изменив слегка состав природы. Не от бескультурья, конечно, а концептуально. И подумал еще, что надо бы как-нибудь сочинить притчу о Последней Сигарете. Она того достойна. Но потом — при случае.
— Лошадь надо будет обязательно купить, — вдруг выдал вслух результат каких-то своих перспективных размышлений Серега.
— Надо, — согласился я, мне понравилась идея, поэтому развил ее: — Еще собаку.
— Собаку покупать не будем, дворнягу подберем — отмоем.
— Можно и так, — ничего не имел против такой экономии я.
Мы на какое-то время опять замолчали, а потом я спросил осторожно:
— Слушай, а мы это надолго?
— Там посмотрим, — ответил Серега расплывчато, — может, приживемся.
— Может быть, — заметил я дипломатично.
— А к чему нам там-то возвращаться? — спросил Серега, вероятно имея в виду под этим «там-то» покинутый нами сгоряча порт приписки, в смысле — город прописки.
Я ничего не ответил, лишь плечами пожал. В принципе я всегда был открыт для любых экспериментов. И любой новый опыт был мне не отвратен. Но я знал за собой, что являюсь животным социальным, и наперед никаких обещаний и клятв давать не хотел.
— Нет, ну а что мы реально теряем? Телевизор? — стал детализировать Серега.
Я опять промолчал.
— Или бизнес этот наш долбаный, где мы белками в колесе? В чертовом. На оборотные средства горбатимся. Сорок скоро. Сколько можно жизнь на будущее откладывать? А, Дрон? Не пора ли уже и просто пожить? А?.. Впрочем, ты сам там смотри.
Это он, типа, унимаясь, намекал, что я вполне свободен в своем выборе. Что я в своем праве. Но я в этом даже и не сомневался. И промолчал по этому поводу, а по предыдущему заметил:
— Бодрийар назвал бы это социальным дезертирством.
— Мы не дезертиры, мы дембеля, — не согласился Серега.
Я в общем-то понимал — не дурак, наверное, — что именно Серега в виду имел. Имел в виду, да не мог вот так вот с ходу сформулировать.
Что живем на бумерских скоростях. Что живем так, будто собираемся жить вечно. Что не живем настоящим. Что живем будущим. Что только его конструированием и озабочены. Что настоящее для нас ненастоящее, оно для нас — фуфло от мадам Тюссо.
Вот что Серега в виду имел.
А еще то, что не прожитые нами секунды складываются в непрожитые часы, часы — в сутки, сутки — в годы, а те — в столетия. И что всё это не прожитое нами в настоящем времени образует в итоге Великую Пустоту — ту самую замечательную фигню, которая удачно восполняет дефицит Творения, но при этом без зазрения совести опустошает наши измученные души.
Вот он о чем.
И я призадумался. Ведь, как ни крути и по-любому, Серега тут, конечно, прав — жизнь проходит. Можно сказать, пролетает. Со свистом.
Подумал я так, и тут же защемило в груди на предмет — а не пора ли действительно плюнуть на всё это чухманство и настоящим слегонца пожить. Ну там типа: жить, назад не оглядываясь; на текучку не заморачиваться; о завтрашнем дне ни-ни, пусть он, как ему и положено, сам о себе; сознание раскрепостить, а восприятие — обострить и кайф научиться получать от созерцания кончика сосновой иглы. Мало больше — мгновение надрочиться останавливать, если оно, допустим, прекрасно.
Во-во.
И я на излете этой своей мысли посмотрел на дрожащие за сиреневой дымкой вершины таинственных нагромождений.
Мы шли уже, пожалуй, часа два, а они, горы эти, ближе не стали. Я подумал, что это, наверное, какой-то обман зрения. Оптические враки такие. Ведь поначалу казалось, что до них рукой подать, а прошли уже километров восемь, не меньше, — и как будто на месте стояли.
Но, впрочем, это было не так, не на месте: впереди и слева от дороги как раз показался какой-то зеленый — похоже, крашенный дешевой медянкой — не то контейнер, не то вагончик. Раньше-то его не было видно на горизонте, а теперь нарисовался.
Значит, решил, продвигаемся.
Вагончик оказался придорожным кафе. Вернее — позной. На фанере в рамочке так прямо и было коряво выведено белой краской: «ПОЗНАЯ».
Я даже сперва-сначала и не поверил. Нет, ну какой реальный смысл, согласитесь, в таком глухом месте точку открывать? Ладно бы трасса рядом пролегала или Шелковый путь лежал, по которому караваны туда-сюда с навьюченными челноками, или… Но тут-то? Зачем?
Чтоб нас, что ли, которые здесь раз в четыре с половиной миллиарда лет мимо проходят, распаренными варениками с фаршем из конского мяса накормить?
Странным мне всё это показалось.
Впрочем, подумал, может, у них цены такие улетные, что все затраты окупаются? Может, у них торговая накрутка — тысяча восемь процентов? Во всяком случае, это хотя бы что-то объясняло.
Но нам ничего не мешало выяснить истину. Заведение было открыто. В позную было еще не поздно.
И мы, конечно, вошли. Надев туфли. Но не повязав галстуки. Галстуки при отсутствии фэйс-контроля, согласитесь, пустое.
Как только вошли, так сразу увидели Гошку.
Он сидел за ближним от двери столиком и что-то с аппетитом поглощал из глубокой тарелки. Увидев нас, он широко улыбнулся, помахал приветственно алюминиевой ложкой и произнес обрадованно:
— Чуваки, ну где вы там бродите? Я запарился вас ждать.
— Наш пострел везде поспел, — хмыкнул Серега, он, похоже, не сильно удивился.
А я вот удивился, и очень, но сделал вид, что нет, конечно. Держал марку.
Кроме Гошки, других посетителей в заведении не было.
Мы, уклоняясь от длинных липких лент, развешанных для ловли мух и прочих гнид, направились к его столику. И сели напротив.
— Представляете, они тут амексы не принимают, — зачем-то сообщил нам Гоша.
— Представляем, — усмехнулся я.
— Хорошо, что вы уже… — начал что-то он объяснять, но в этот момент к столику подошла с подносом молодая чингисханочка.
— Ваш заказ, — сказала она, скромно потупив глазки, и стала выставлять на затертую до дыр клеенку принесенные блюда.
— Чувствуете, сервис какой! — был в восторге Гоша. — А? Каково? Пяти минут не прошло, а уже всё на столе. Вот это я понимаю. Давайте, чуваки, налегайте. Окрошечка на сыворотке, позы горячие. Давайте, чуваки, давайте!
Гоша был каким-то странным. Глаза его блестели, и природа этого его блеска была мне, например, неясна. Ну не расторопностью же местного персонала было, в самом деле, вызвано это его приподнятое настроение. Тут что-то другое. Я-то Гошу хорошо знаю. Он обычно такой радостный, когда срослась какая-нибудь сделка, с которой он поимел значительный — не менее пятнадцати процентов на круг — бакшиш. А что его так раззадорило здесь и сейчас — вопрос.
Девушка пожелала приятного аппетита, отошла к стойке, а затем и вовсе скрылась где-то там в своей норке.
— Как вам девочка-то, а? — зацокал языком Гоша. — Корявенькая, конечно, но зато свежая.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72
— Лошадь надо будет обязательно купить, — вдруг выдал вслух результат каких-то своих перспективных размышлений Серега.
— Надо, — согласился я, мне понравилась идея, поэтому развил ее: — Еще собаку.
— Собаку покупать не будем, дворнягу подберем — отмоем.
— Можно и так, — ничего не имел против такой экономии я.
Мы на какое-то время опять замолчали, а потом я спросил осторожно:
— Слушай, а мы это надолго?
— Там посмотрим, — ответил Серега расплывчато, — может, приживемся.
— Может быть, — заметил я дипломатично.
— А к чему нам там-то возвращаться? — спросил Серега, вероятно имея в виду под этим «там-то» покинутый нами сгоряча порт приписки, в смысле — город прописки.
Я ничего не ответил, лишь плечами пожал. В принципе я всегда был открыт для любых экспериментов. И любой новый опыт был мне не отвратен. Но я знал за собой, что являюсь животным социальным, и наперед никаких обещаний и клятв давать не хотел.
— Нет, ну а что мы реально теряем? Телевизор? — стал детализировать Серега.
Я опять промолчал.
— Или бизнес этот наш долбаный, где мы белками в колесе? В чертовом. На оборотные средства горбатимся. Сорок скоро. Сколько можно жизнь на будущее откладывать? А, Дрон? Не пора ли уже и просто пожить? А?.. Впрочем, ты сам там смотри.
Это он, типа, унимаясь, намекал, что я вполне свободен в своем выборе. Что я в своем праве. Но я в этом даже и не сомневался. И промолчал по этому поводу, а по предыдущему заметил:
— Бодрийар назвал бы это социальным дезертирством.
— Мы не дезертиры, мы дембеля, — не согласился Серега.
Я в общем-то понимал — не дурак, наверное, — что именно Серега в виду имел. Имел в виду, да не мог вот так вот с ходу сформулировать.
Что живем на бумерских скоростях. Что живем так, будто собираемся жить вечно. Что не живем настоящим. Что живем будущим. Что только его конструированием и озабочены. Что настоящее для нас ненастоящее, оно для нас — фуфло от мадам Тюссо.
Вот что Серега в виду имел.
А еще то, что не прожитые нами секунды складываются в непрожитые часы, часы — в сутки, сутки — в годы, а те — в столетия. И что всё это не прожитое нами в настоящем времени образует в итоге Великую Пустоту — ту самую замечательную фигню, которая удачно восполняет дефицит Творения, но при этом без зазрения совести опустошает наши измученные души.
Вот он о чем.
И я призадумался. Ведь, как ни крути и по-любому, Серега тут, конечно, прав — жизнь проходит. Можно сказать, пролетает. Со свистом.
Подумал я так, и тут же защемило в груди на предмет — а не пора ли действительно плюнуть на всё это чухманство и настоящим слегонца пожить. Ну там типа: жить, назад не оглядываясь; на текучку не заморачиваться; о завтрашнем дне ни-ни, пусть он, как ему и положено, сам о себе; сознание раскрепостить, а восприятие — обострить и кайф научиться получать от созерцания кончика сосновой иглы. Мало больше — мгновение надрочиться останавливать, если оно, допустим, прекрасно.
Во-во.
И я на излете этой своей мысли посмотрел на дрожащие за сиреневой дымкой вершины таинственных нагромождений.
Мы шли уже, пожалуй, часа два, а они, горы эти, ближе не стали. Я подумал, что это, наверное, какой-то обман зрения. Оптические враки такие. Ведь поначалу казалось, что до них рукой подать, а прошли уже километров восемь, не меньше, — и как будто на месте стояли.
Но, впрочем, это было не так, не на месте: впереди и слева от дороги как раз показался какой-то зеленый — похоже, крашенный дешевой медянкой — не то контейнер, не то вагончик. Раньше-то его не было видно на горизонте, а теперь нарисовался.
Значит, решил, продвигаемся.
Вагончик оказался придорожным кафе. Вернее — позной. На фанере в рамочке так прямо и было коряво выведено белой краской: «ПОЗНАЯ».
Я даже сперва-сначала и не поверил. Нет, ну какой реальный смысл, согласитесь, в таком глухом месте точку открывать? Ладно бы трасса рядом пролегала или Шелковый путь лежал, по которому караваны туда-сюда с навьюченными челноками, или… Но тут-то? Зачем?
Чтоб нас, что ли, которые здесь раз в четыре с половиной миллиарда лет мимо проходят, распаренными варениками с фаршем из конского мяса накормить?
Странным мне всё это показалось.
Впрочем, подумал, может, у них цены такие улетные, что все затраты окупаются? Может, у них торговая накрутка — тысяча восемь процентов? Во всяком случае, это хотя бы что-то объясняло.
Но нам ничего не мешало выяснить истину. Заведение было открыто. В позную было еще не поздно.
И мы, конечно, вошли. Надев туфли. Но не повязав галстуки. Галстуки при отсутствии фэйс-контроля, согласитесь, пустое.
Как только вошли, так сразу увидели Гошку.
Он сидел за ближним от двери столиком и что-то с аппетитом поглощал из глубокой тарелки. Увидев нас, он широко улыбнулся, помахал приветственно алюминиевой ложкой и произнес обрадованно:
— Чуваки, ну где вы там бродите? Я запарился вас ждать.
— Наш пострел везде поспел, — хмыкнул Серега, он, похоже, не сильно удивился.
А я вот удивился, и очень, но сделал вид, что нет, конечно. Держал марку.
Кроме Гошки, других посетителей в заведении не было.
Мы, уклоняясь от длинных липких лент, развешанных для ловли мух и прочих гнид, направились к его столику. И сели напротив.
— Представляете, они тут амексы не принимают, — зачем-то сообщил нам Гоша.
— Представляем, — усмехнулся я.
— Хорошо, что вы уже… — начал что-то он объяснять, но в этот момент к столику подошла с подносом молодая чингисханочка.
— Ваш заказ, — сказала она, скромно потупив глазки, и стала выставлять на затертую до дыр клеенку принесенные блюда.
— Чувствуете, сервис какой! — был в восторге Гоша. — А? Каково? Пяти минут не прошло, а уже всё на столе. Вот это я понимаю. Давайте, чуваки, налегайте. Окрошечка на сыворотке, позы горячие. Давайте, чуваки, давайте!
Гоша был каким-то странным. Глаза его блестели, и природа этого его блеска была мне, например, неясна. Ну не расторопностью же местного персонала было, в самом деле, вызвано это его приподнятое настроение. Тут что-то другое. Я-то Гошу хорошо знаю. Он обычно такой радостный, когда срослась какая-нибудь сделка, с которой он поимел значительный — не менее пятнадцати процентов на круг — бакшиш. А что его так раззадорило здесь и сейчас — вопрос.
Девушка пожелала приятного аппетита, отошла к стойке, а затем и вовсе скрылась где-то там в своей норке.
— Как вам девочка-то, а? — зацокал языком Гоша. — Корявенькая, конечно, но зато свежая.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72