И как можно скорее. Я полез в мешок за медпакетом, а Гошка стал сообщать отключившемуся Сереге всякую первостатейную фигню:
— Серега! Ты меня слышишь, Серега? Я же хотел те деньги быстро отбить! Понимаешь? Я их вам с процентами отдать хотел! Слышишь, Серега?!
Хоть убейте, не понимаю, на фиг он это орал? Ведь давно уже перетерли и проехали.
Правда, потом кое-чего он и умного выдал, теребя Серегу и мешая мне накладывать повязку:
— Серега! Слышишь, Серега! Не умирай! Серега, ты слышишь меня? Я тебе сказать должен. Монтана только тебя любит. Сама однажды призналась. Слышишь, Серега? Только тебя одного!
— Не тренди, — сказал Серега, открыв глаза. — Дуй на лестницу. Проверь, чего там.
— Понял, — кивнул Гошка и выскочил из комнаты
— Дрон, засади укол, — попросил Серега.
— Уже, — сказал я. — Ты как?
— Как с трамваем столкнулся. Помоги встать.
Я помог. Серега облокотился на меня, и мы вышли на лестницу. Укол начал действовать, и, когда спустились, Серега уже выглядел женихом.
Обстановка была рабочей: Гошка, повалив поперек коридора, ведущего в дизельную, технологический стол, упал за него и целился из Серегиного «калаша» в дверь, которую долбили бойцы Тапера.
Оценив обстановку, наш командир обвязанный, кровь на рукаве, стал выдавать последний приказ:
— Работаем так. Я остаюсь здесь, прикрывать дизель. Ты, Гошка, становись на кабель антенны. И как хочешь, хоть зубами, но держи его. А ты, Дрон, свяжись с Аней и сиди на передатчике. Приказ получишь — врубишь.
— А чего его ждать? — возразил я. — Выдам прямо сейчас на излучение и вернусь.
— Ни фига, — сказал Серега. — Врубишь только по приказу.
— Они чего там, думают, что кто-то запеленгует и будет глушить? — не понимал я.
— Я, Дрон, не спрашивал, — ответил Серега. — Давай работать, как приказано.
— Ладно, — согласился я, — как скажешь.
Удары в дверь стали сильнее, видать, парни придумали что-то стенобойное или стенобитное. Но и дверь там, извините, тоже стояла не из простых.
— Идите оба сюда, — сказал Серега и наклонил голову.
Мы подошли, ткнулись ему в лоб и положили руки друг другу на плечи. Был у нас в детстве такой обязательный ритуал перед началом всякого серьезного дела — вот так, встав в круг, упереться лбами. Ну и там еще, согласно церемонии, Серега должен был одну вещь у нас спросить. Он и спросил:
— Без Бэ?
— Без Бэ, — ответил, как было положено, Гошка.
— Без Бэ, — ответил, как было положено, я. Правда, на этот раз добавил: — И без Вэ.
— Всё будет нормально, парни, и мы еще встретимся, — пообещал Серега и приказал: — К бою! Нас ждет Монтана.
И мы с Гошкой, оставив Сереге все свои магазины, рванули наверх.
Пока поднимались, Гошка спросил:
— Андрюха, а какую это ты рифму знаешь на слово «любовь»?
— Нелюбовь, — ответил я.
— И всё? — удивился Гошка.
— Тебе мало? — удивился я.
Люди только то и делают, что постоянно друг друга удивляют.
Связался я с Аней быстро и, не имея сигнально-кодовой таблицы, сообщил открытым текстом, что у нас всё на мази, что мы готовы, что всё такое. И еще передал ей привет от Сереги и воздушный поцелуй от Гошки. Она отшутилась, попросила оставаться на постоянном приеме и ждать приказа.
Вот, собственно, и всё.
Серега держит вход, и он его удержит. Там никому и ничего не светит. Это дело принципа.
Гошка стоит в коридоре и — фиг его знает, сколько уже времени — держит этот чертов кабель. И он его не отпустит — у него четыре руки. Да если б даже было и две. По-любому.
А я…
Я притащил себе из главного зала летное кресло командира дежурных сил (комбат Елдахов учил меня, что воевать нужно с комфортом) и, надев гарнитуру от эР сто сорок седьмой, сижу возле передатчика и жду команды.
Вот так вот.
А-а, ну да — еще я тут на химпосту нашел живую сто пятьдесят девятую. Врубил какую-то, фиг знает какую, частоту и, зажав в руке тангету, стал — с чувством так, с толком, с расстановкой — рассказывать всю эту историю, которая началась с того, что американец Гошка выпил в ресторане «Сорвейн» восьмую рюмку русской водки.
И я уже так долго ее рассказываю, что если бы кто-нибудь догадался застенографировать трансляцию, то могла бы, пожалуй, выйти целая книга. Которую, в память о той, что сгорела, я предложил бы назвать «Дороги младших богов».
Только кто запишет? Белый Адепт сейчас спит, а значит, и вы все тоже спите. Спите и видите свои обычные кошмары, старательно отражающие уродливую явь.
Что поделать.
Такие дела.
Впрочем, может, кто-то и слышит меня.
Сквозь сон.
Чего только не бывает.
И надеясь на это, вот что хочу сказать напоследок.
Я знаю, что вам осталось потерпеть совсем немного — меня уже вызывают на связь.
Я знаю, что сейчас мне отдадут приказ и я утоплю вон ту вон черную кнопку.
Я знаю, что неисчислимые муки, бедствия и страдания, которыми вы расплачивались за свое бытие, прекратятся.
Я знаю, что мы спасем вас.
Через мгновение.
Я знаю всё это.
Я только одного не знаю.
Я не знаю, сколько вечностей продлится это мгновение.
Я…
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72
— Серега! Ты меня слышишь, Серега? Я же хотел те деньги быстро отбить! Понимаешь? Я их вам с процентами отдать хотел! Слышишь, Серега?!
Хоть убейте, не понимаю, на фиг он это орал? Ведь давно уже перетерли и проехали.
Правда, потом кое-чего он и умного выдал, теребя Серегу и мешая мне накладывать повязку:
— Серега! Слышишь, Серега! Не умирай! Серега, ты слышишь меня? Я тебе сказать должен. Монтана только тебя любит. Сама однажды призналась. Слышишь, Серега? Только тебя одного!
— Не тренди, — сказал Серега, открыв глаза. — Дуй на лестницу. Проверь, чего там.
— Понял, — кивнул Гошка и выскочил из комнаты
— Дрон, засади укол, — попросил Серега.
— Уже, — сказал я. — Ты как?
— Как с трамваем столкнулся. Помоги встать.
Я помог. Серега облокотился на меня, и мы вышли на лестницу. Укол начал действовать, и, когда спустились, Серега уже выглядел женихом.
Обстановка была рабочей: Гошка, повалив поперек коридора, ведущего в дизельную, технологический стол, упал за него и целился из Серегиного «калаша» в дверь, которую долбили бойцы Тапера.
Оценив обстановку, наш командир обвязанный, кровь на рукаве, стал выдавать последний приказ:
— Работаем так. Я остаюсь здесь, прикрывать дизель. Ты, Гошка, становись на кабель антенны. И как хочешь, хоть зубами, но держи его. А ты, Дрон, свяжись с Аней и сиди на передатчике. Приказ получишь — врубишь.
— А чего его ждать? — возразил я. — Выдам прямо сейчас на излучение и вернусь.
— Ни фига, — сказал Серега. — Врубишь только по приказу.
— Они чего там, думают, что кто-то запеленгует и будет глушить? — не понимал я.
— Я, Дрон, не спрашивал, — ответил Серега. — Давай работать, как приказано.
— Ладно, — согласился я, — как скажешь.
Удары в дверь стали сильнее, видать, парни придумали что-то стенобойное или стенобитное. Но и дверь там, извините, тоже стояла не из простых.
— Идите оба сюда, — сказал Серега и наклонил голову.
Мы подошли, ткнулись ему в лоб и положили руки друг другу на плечи. Был у нас в детстве такой обязательный ритуал перед началом всякого серьезного дела — вот так, встав в круг, упереться лбами. Ну и там еще, согласно церемонии, Серега должен был одну вещь у нас спросить. Он и спросил:
— Без Бэ?
— Без Бэ, — ответил, как было положено, Гошка.
— Без Бэ, — ответил, как было положено, я. Правда, на этот раз добавил: — И без Вэ.
— Всё будет нормально, парни, и мы еще встретимся, — пообещал Серега и приказал: — К бою! Нас ждет Монтана.
И мы с Гошкой, оставив Сереге все свои магазины, рванули наверх.
Пока поднимались, Гошка спросил:
— Андрюха, а какую это ты рифму знаешь на слово «любовь»?
— Нелюбовь, — ответил я.
— И всё? — удивился Гошка.
— Тебе мало? — удивился я.
Люди только то и делают, что постоянно друг друга удивляют.
Связался я с Аней быстро и, не имея сигнально-кодовой таблицы, сообщил открытым текстом, что у нас всё на мази, что мы готовы, что всё такое. И еще передал ей привет от Сереги и воздушный поцелуй от Гошки. Она отшутилась, попросила оставаться на постоянном приеме и ждать приказа.
Вот, собственно, и всё.
Серега держит вход, и он его удержит. Там никому и ничего не светит. Это дело принципа.
Гошка стоит в коридоре и — фиг его знает, сколько уже времени — держит этот чертов кабель. И он его не отпустит — у него четыре руки. Да если б даже было и две. По-любому.
А я…
Я притащил себе из главного зала летное кресло командира дежурных сил (комбат Елдахов учил меня, что воевать нужно с комфортом) и, надев гарнитуру от эР сто сорок седьмой, сижу возле передатчика и жду команды.
Вот так вот.
А-а, ну да — еще я тут на химпосту нашел живую сто пятьдесят девятую. Врубил какую-то, фиг знает какую, частоту и, зажав в руке тангету, стал — с чувством так, с толком, с расстановкой — рассказывать всю эту историю, которая началась с того, что американец Гошка выпил в ресторане «Сорвейн» восьмую рюмку русской водки.
И я уже так долго ее рассказываю, что если бы кто-нибудь догадался застенографировать трансляцию, то могла бы, пожалуй, выйти целая книга. Которую, в память о той, что сгорела, я предложил бы назвать «Дороги младших богов».
Только кто запишет? Белый Адепт сейчас спит, а значит, и вы все тоже спите. Спите и видите свои обычные кошмары, старательно отражающие уродливую явь.
Что поделать.
Такие дела.
Впрочем, может, кто-то и слышит меня.
Сквозь сон.
Чего только не бывает.
И надеясь на это, вот что хочу сказать напоследок.
Я знаю, что вам осталось потерпеть совсем немного — меня уже вызывают на связь.
Я знаю, что сейчас мне отдадут приказ и я утоплю вон ту вон черную кнопку.
Я знаю, что неисчислимые муки, бедствия и страдания, которыми вы расплачивались за свое бытие, прекратятся.
Я знаю, что мы спасем вас.
Через мгновение.
Я знаю всё это.
Я только одного не знаю.
Я не знаю, сколько вечностей продлится это мгновение.
Я…
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72