— Они отказались выполнить приказ об… экзекуции командира перехватчика лейтенанта Баркли, ведшего подрывную деятельность и разоблаченного нами.
— Почему мне не доложили об этом? В чем его вина? — жестко спросил Монк.
— Он агитировал свой экипаж и подбивал к этому других: бросить оружие и сдаться врагу, чтобы сохранить свои жалкие жизни, — с презрением и ненавистью ответил полковник и с вызовом спросил: — Вы удивлены, адмирал? Но ведь это ваш подчиненный!
— Почему вы не поставили меня в известность?! Ведь дело касается МОЕГО подчиненного, и только я могу принимать решение о его наказании! — вскипел адмирал.
— Дело в том, господин адмирал, что в экстремальной ситуации, для обеспечения незамедлительного реагирования и подавления беспорядков, мне даны полномочия действовать по своему усмотрению. Этого требуют интересы защиты Империи и короны от внутренних врагов. А беспорядки назревают. Вы, видимо, не прислушиваетесь к тому, о чем говорят ваши подчиненные? — с плохо скрываемым злорадством и торжеством спросил полковник.
— Я не шпион и не жандарм! Мое дело — вести их в бой, а ваше…
— Да, да, адмирал, мое дело слушать и… делать выводы, — бесцеремонно прервал его Гнесс. — Потом — карать! Карать беспощадно! Только так можно подавить заразу вольнодумия и неповиновения в зародыше! Вы знаете, что случается, когда солдатня начинает думать? Вы знаете, чем это грозит?
Адмирал промолчал, хорошо понимая, что, встав на защиту своих подчиненных, он подставит под удар себя. «Пока не время… Ну, ничего, пробьет и твой час, ублюдок! Любому терпению есть предел!» А жандарм, почувствовав свою власть даже над Монком, становился все более жестким:
—Адмирал, если вы не предпримете решительных мер по пресечению брожения, мне придется доложить об этом в Империю.
— Вы что же, предлагаете мне расстреливать своих солдат?
Вы, наверное, с ума сошли! — с нескрываемой ненавистью и презрением вскричал Монк. — Если все так плохо, как вы говорите, и брожение в умах охватило всю эскадру, то такие… меры лишь усугубят проблему. Вспыхнет бунт, и солдаты перестреляют всех ваших жандармов, как цыплят! Здесь же не Империя. Мы на территории противника. Найдите другие меры для воздействия на них, не прибегая к крайностям. В противном случае нас всех перебьют.
— Какие еще меры! Уговоры и агитация здесь не помогут. Я чувствую, что на эскадре действуют вражеские агенты. Возможно, это те трое, что остались на базе.
— Это полная чушь! Они не имеют контакта с экипажами и солдатами, держатся обособленно и ни в чем противозаконном не замечены. К тому же это контрабандисты, а не вражеские агитаторы. Если бы они вели пропагандистскую работу, то это не осталось бы не замеченным вами. У вас есть факты против них?
— Фактов нет, но мне не нравится присутствие посторонних на базах.
— Это их базы. К тому же эти люди полезны нам, так как знают здесь все намного лучше нас. Если вы думаете, что на базах работают чьи-то агенты, то ищите внимательней. Хотя я и не понимаю, как сюда могли попасть враги? — В адмирале нарастал гнев, едва сдерживаемый им. — Что вы предлагаете? Что хотите предпринять?
— Во-первых, арестовать всех смутьянов. Вот список тех, кого удалось выявить, — полковник небрежно протянул лист с доброй сотней фамилий. — Во-вторых, необходимо предать их трибуналу и публично казнить, объявив всем, что такая участь постигнет и их родственников. В-третьих, изолировать троицу, которую оставил «господин барон». — Последние слова жандарм произнес с нескрываемым презрением и одновременно с оттенком зависти. — И, наконец, в-четвертых, тщательно обыскать базы. Возможно, мы найдем либо агентов, либо другие сюрпризы. Доверять контрабандистам нельзя. И я это сделаю. У меня есть все полномочия.
— Что ж, спасибо, что уведомили. Насчет последних пунктов я бы вам не советовал… Барону Молену доверяет сам Наследник. У него масса заслуг перед Империей. Он вам не по зубам, полковник. Ведь я понял, куда вы копаете…
— Посмотрим. Я вас предупредил. Выводы делайте сами. — С чувством явного превосходства Гнесс поднялся с кресла и, крутнувшись на каблуках, вышел из кабинета.
Когда дверь за ним закрылась, адмирал в сердцах выругался и закурил. Вызвав адъютанта, он спросил: — Капитан, вы, кажется, знаете почти всех офицеров эскадры?
— Да, господин адмирал, я знаю всех. — Капитан стоял у дверей, ожидая продолжения вопросов и исподволь наблюдая за выражением лица адмирала, побагровевшего от гнева и волнения.
— И вы со многими в приятельских отношениях?..
— Да, — Вы, наверное, знаете настроения в эскадре, то, о чем говорят офицеры? Мне оно кажется необычным… По крайней мере, раньше ТАКОГО не было…
Капитан внутренне напрягся и насторожился, но ни один мускул не дрогнул на его лице. Он молча стоял, ожидая главного, о чем еще не сказал адмирал. Вдруг без всякого перехода адмирал посмотрел на него в упор, стараясь понять, можно ли ему доверять, и через минуту проговорил: — Этот мясник решил арестовать ряд моих офицеров и предать их трибуналу. Ему не нравится образ их мыслей и… разговоры. Ему вообще не нравится, что они стали думать! Вы понимаете, что это значит?! Он даже составил список… Вон на столе. Я поставлен перед дилеммой: или молча отдать их на растерзание, или быть растерзанным самому, — адмирал замолчал, испытующе глядя в глаза адъютанту. Пауза затянулась. Капитан спокойно смотрел на него, не отводя взгляда, только правая щека его чуть заметно задергалась в нервном тике да побелевшие от напряжения скулы выдавали внутреннюю борьбу. Адмирал отвел глаза и тихо продолжил: — Да вы садитесь, капитан. Мне нужен ваш… совет. Вы, так сказать, связующее звено между мной и моими офицерами и солдатами. Вы знаете, что происходит и «наверху», и «внизу». Так как же мне поступить? Закрыть глаза на репрессии, которым подвергнутся мои лучшие подчиненные и их семьи, или не допустить этого?.. А там пусть будет что будет?!
— Я не понимаю, господин адмирал, чего вы от меня хотите? Что я могу вам посоветовать? Это дело вашей совести и долга. Вы должны решить сами.
— Совести и долга… Да-да… — Адмирал в задумчивости стоял посреди кабинета, и на его лице, словно в зеркале, отражалась тяжелая внутренняя борьба. — Хорошо! Ну а как бы поступили вы? — словно цепляясь за последнюю спасительную соломинку, с надеждой спросил он.
— А это уже касается моего понимания совести и долга. Извините, господин адмирал, я не могу сказать вам этого, — вежливо, но твердо ответил адъютант.
— Что ж, вы правы! Нужно принять решение самому… — Адмирал вновь стал мерить шагами кабинет, погрузившись в раздумье. Наконец на его лице появилась решимость. Он остановился и открыто взглянул в лицо капитана.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167