В сумраке, который сгущался вокруг, отрезая его от мира, Паршивец угрюмо изобретал жуткие казни "милому Гарри" или обдумывал, как вплести новую нить в паутину обмана, сотканную им для тети Анни-Розы.
Потом грянула беда, и паутина разлетелась в клочья. Предусмотреть все было невозможно. Тетя Анни-Роза самолично навела справки, как подвигаются у Паршивой овцы дела в школе, и была потрясена тем, что узнала. Шаг за шагом, с тем же острым наслаждением, с каким обличала изголодавшуюся прислугу в краже черствого пирожка, она проследила путь Паршивой овцы по скользкой дорожке порока. Из месяца в месяц, дабы избегнуть отлучения от книжных полок, он дурачил тетю Анни-Розу, дурачил Гарри, Бога, целый свет! Чудовищно, поистине чудовищно и свидетельствует о безнадежной испорченности.
Паршивец подсчитывал, во что ему это обойдется.
-- Один раз сильно выпорют, вот и все, а после она мне приколет на спину бумажку со словом "Лжец", так уже было. Гарри сперва поколотит, потом будет молиться за меня, она будет тоже каждый раз за меня молиться и говорить, что я исчадие ада, и велит разучивать псалмы. Зато я читал, сколько мне вздумается, а она и понятия не имела. А скажет, что знала с самого начала. Еще и врунья, хоть и старая, -- сказал он.
На три дня Паршивца заперли в его комнате -- укрепиться духом.
-- Значит, будут пороть два раза. Один раз в школе, один здесь. Здесь будет больнее.
Все так и вышло, как он думал. В школе его высекли на глазах у евреев и хубши за то, что он посмел приносить домой ложные сведения о своих успехах. Дома за то же гнусное преступление -- его высекла тетя АнниРоза, после чего не замедлила появиться и бумажка с надписью. Тетя Анни-Роза приколола ее ему на лопагки и велела идти в таком виде гулять.
--Только попробуйте засгавьте,-- очень спокойно сказат Паршивец -- Я тогда подожгу этот дом, а вас, наверно, убью. Не знаю, смогу ли -- вы такая костлявая, -- но постараюсь.
За этим кощунством не последовало никакого наказания, но на всякий случай Паршивец готов был в любую секунду вцепиться в жилистую шею тети Анни-Розы и держать мертвой хваткой, пока не оторвут. Может бьпь, тетя Анни-Роза боялась, ибо, дойдя до последней черты порока, Паршивец держался с бесшабашной отвагой, дотоле ему не свойственной.
В разгар всех неурядиц в Даун-лодж приехал заморский гость, папин и мамин знакомый, которому поручили проведать Панча и Джуди. Паршивец был призван в гостиную и с размаху налетел на тяжелый, уставленный чайной посудой стол.
-- Осторожней, сынок, осторожнее, -- сказал гость, мягко поворачивая Паршивца лицом к свету -- Что это за большая птица сидит на заборе?
-- Где птица? -- спросил Паршивец.
С минуту гость внимательно вглядывался в самую глубь Паршивцевых глаз.
-- Боже ты мой, да ведь мальчик почти что слеп! -- вдруг сказал он.
Это был на удивленье деловитый гость. Никого не спрашивая, он приказал, чтобы Паршивец до маминого приезда не ходил в школу и не притрагивался к книгам.
-- Через три недели, как тебе, разумеется, известно, она будет здесь,-сказал он. -- А я -- Инверарити-сахиб. Я помогал тебе, молодой человек, явиться на нашу грешную землю, и славно же ты, я вижу, распорядится собою за это время, нечего сказать. Так вот, ты должен решительно ничего не делать. Справишься?
-- Да, -- неуверенно сказал Панч. Когда-то давно он знал, что мама приедет. По этому поводу ему, вероятно, опять предстоит порка. Слава богу, что хоть не приедет папа. Последнее время тетя Анни-Роэа все говорит, что хорошо бы его выдрал мужчина.
На три недели Паршивцу строго-настрого запретили делать что бы то ни было. Целыми днями он просиживал все в той же детской, разглядывая сломанные игрушки, о которых придется давать подробный отчет маме. Тетя Анни-Роза шлепала его по рукам, даже если сломается какой-нибудь деревянный кораблик. Впрочем, что значили такие провинности в сравнении с тем, что тетя Анни-Роза с таким многозначительным видом грозилась открыть маме помимо этого?
-- Вот приедет твоя мать, послушает, что я расскажу, и будет знать, чего ты стоишь,-- зловеще говорила она, и с удвоенной бдительностью оберегала Джуди, чтобы невинная крошка не вздумала брать грех на душу, утешая братца.
И вот мама приехала -- в наемной карете, взволнованная и нежная. И какая мама! Молодая -- до неприличия молодая -- и красивая, щеки у нее рдели мягким румянцем, глаза сияли, как звезды, а при звуке голоса так и подмывало кинуться ей на шею, даже не видя призывно протянутых рук. Джуди к ней бросилась, не раздумывая, но Паршивец медлил. А что, если это чудо просто "ломается"? Во всяком случае, она не станет протягивать руки ему навстречу, когда узнает о его преступлениях. А пока все эти нежности, может быть, только для того, чтобы чего-то добиться от Паршивой овцы? Только его любви, только его доверия -- но об этом Паршивец не ведал. Тетя Анни-Роза удалилась, и в той самой передней, где пять лет тому назад заливались слезами Панч и Джуди, мама опустилась на колени и, смеясь и плача, притянула к себе детей.
-- Ну, цыплята, помните вы меня?
-- Нет,-- честно сказала Джуди,-- но я каждый вечер говорила: "Господи, спаси и сохрани папу и маму".
-- Немножко, -- сказал Паршивец.--Но ты все-таки помни, что я тебе писал каждую неделю. Это я не выхваляюсь, это из-за того, что разразится потом.
-- Разразится! Что же такое потом разразится, милый ты мой? -- И она вновь притянула его к себе. Он приблизился неловко, угловато. Не привык к ласке, мгновенно определило материнское сердце. Девочка привыкла.
Больно не будет, она слишком маленькая, думал Паршивец. Если я скажу, что убью ее, она сразу струсит. Интересно, что ей наговорит тетя Анни-Роза.
Обед проходил в принужденной обстановке и едва он кончился, мама взяла Джуди и, приговаривая ей что-то ласковое, повела ложиться спать. Вероломная Джуди, по всем признакам, уже изменила тете Анни-Розе, чем сия дама была жестоко оскорблена. Паршивец встал из-за стола и пошел к двери.
-- Поди скажи спокойной ночи, -- сказала тетя Анни-Роза, подставляя ему морщинистую щеку.
-- Хм! -- сказал Паршивец. -- Никогда мы с вами не целуемся, и я не собираюсь ломаться. Скажите этой женщине про все, что я натворил, увидите, как она запоет.
Паршивец залез в постель, убежденный, что навеки лишился рая, который приоткрылся ему на минуту. Через полчаса "эта женщина" склонилась над его кроватью. Паршивец защитным движением вскинул вверх правую руку. Нечестно подкрадываться и бить его в темноте. Так не делала даже тетя Анни-Роза. Но удара не последовало.
-- Подлизываешься, да? А я не буду ничего рассказывать, пусть рассказывает тетя Анни-Роза, только она не знает всего,-- Паршивец старался говорить внятно, но мешали руки, которые обнимали его за шею.
-- Ах, маленький сын мой, маленький мой сыночек!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104