Молнии сверкали уже со всех сторон, им отвечали редкие заряды бластеров — другие группы тоже отступали, операция провалилась. Одна машина пришла в движение, резко пошла вверх, и тут с земли сверкнуло ярче обычного. Молния ударила во флайер, раскат грома слился с грохотом взрыва. Мгновение машина висела неподвижно, словно задумавшись, затем заскользила вниз и рухнула на землю.
Все это он видел боковым зрением — они с сержантом уже подбегали к своей машине. Он не заметил, когда они остались вдвоем. Дверь была открыта, из нее безжизненно свисала рука пилота. Сержант прыгнул в кабину, но не стал запускать мотор — склонившись над лазерной пушкой, он выбирал режим стрельбы.
— Следи за задним сектором! — бросил он инспектору. Из-за тряпки, закрывавшей рот, голос звучал глухо.
Толстый затылок был рядом, но что-то мешало нажать на спуск. Инспектор отвел ствол и выстрелил в затвор пушки. Полетели осколки, индикатор готовности погас. Сержант был не из тех, кому требуется повторять дважды: неуловимым движением он рванулся в сторону, уходя из зоны возможного обстрела, ударом ноги успев при этом свалить противника на пол. Бластер уже был у него в руке, но инспектор выстрелил первым.
Молния! Зазмеившись по корпусу, заряд ушел в землю. Заработает ли двигатель? Он дал команду и услышал гудение — установка работала. В этот момент второй заряд ударил во флайер, машина покачнулась, индикаторы на пульте лихорадочно замигали и разом погасли — автоматика была мертва. Ладно, пусть! Он рванул рычаги ручного управления, флайер дернулся — ну давай, давай же! — поднял его и, держась над самой землей, помчался прочь.
Он ждал выстрела и потому несколько раз менял направление, но выстрела все не было. Долина с поселком кончилась, внизу шла каменистая равнина — он вырвался. Он снизил скорость и поднялся немного выше, чтобы сориентироваться. Машина плохо слушалась руля, норовя завалиться на правое крыло. Удерживая ее в относительно ровном положении, он огляделся. В нескольких километрах к северу к небу поднимался столб черного дыма; он узнал долину, где шел бой. На западе, окутанные облаками, вздымались гигантские вершины — хребет. База была за ним. По прямой чуть больше двухсот километров, час полета, но придется далеко огибать, чтобы его не засекли радары крейсера. Выдержит ли флайер? Он взглянул на безжизненный пульт, пожал плечами и направил машину к юго-западу.
Он старался держаться как можно ниже. Некоторое время он летел по ущелью, шедшему в нужном направлении, но затем оно круто свернуло на юг, пришлось подняться. Хребет возвышался уже на севере, он почти обогнул его; в этот момент звук двигателя изменился. Корпус флайера пронзила дрожь, двигатель завывал все пронзительнее — и замолк. Проклятие! Он повернул рукоять, пытаясь выпустить страховочные крылья, но они не выходили. Земля быстро приближалась. Может, подушка сработает? Под днищем зашипело, красный шар надувался, готовясь принять на себя удар — поздно! Он сжался в кресле. Удар! Пульт управления бросился на него, руки, закрывавшие голову, врезались в фонарь, треск ломающегося пластика, что-то тяжелое навалилось на него — и стало тихо.
Он попробовал пошевелиться. Правая нога отозвалась резкой болью, но слушалась. Что-то давило, мешая дышать, он рванулся — это был мертвый сержант — пополз, затем встал, но боль в ноге заставила его опуститься на землю.
Он лежал в неглубокой котловине, местами рыжеватой, местами окрашенной в непривычный нежно-лиловый цвет — наверное, какая-то растительность. При падении флайер раскололся надвое, хвост нелепо торчал вверх. Он ощупал ногу. Кости были целы, но колено представляло собой кровавый синяк. Он подполз к сержанту, разрезал на нем комбинезон, оторвал длинный лоскут и туго замотал ушибленное место. Больно, но идти можно. Идти? Он вспомнил расстояние, отделяющее его от базы, и лишь теперь ясно осознал свое положение. Почти 200 километров! Сколько дней он будет идти — пять, шесть? У него же нет никакой пищи. Грибы? На крейсере его заставляли есть здешние грибы, это было противно, но по крайней мере хоть как-то приготовлено. И потом, он не знает, как выглядит то, что он ел, в своем естественном виде.
А главное — миамы! Как же он забыл о них? Он обернулся, осматривая местность, рука нашарила кобуру — пусто. Он бросился к флайеру, обдирая руки, рылся в обломках, наконец нащупал толстую рукоять. Счетчик заряда стоял почти на нуле. Толку от такого оружия немного. У сержанта наверняка то же самое. Можно попробовать вынуть лазерную пушку, заряд у нее полный, но как он ее понесет? Нельзя ли подзарядить бластер от пушки?
«Опомнись, — сказал он себе. — Ты что, собираешься здесь воевать? Одерживать победы? Ты должен добраться до базы, вот и все. Они ведь даже не догадываются. Любым способом. Живой или…» Или? Он вновь склонился над обломками, перебирал куски пластика, еще не вполне сознавая, что ищет. Что-то, на чем можно… Если он погибнет при столкновении с миамами, и они доставят тело на базу, как того, первого… Блокнот у него отобрали, бумаги здесь, конечно, нет, на ней уже давно не пишут… Регистратор флайера! Он отыскал какую-то железку, поддел ею панель, пластик затрещал… Он извлек коробочку регистратора, включил — тот забормотал, повторяя последние услышанные команды. Работает!
Что ж, пожалуй, можно идти. Сообщение можно записать на ходу. Хотя нет… Он вернулся к телу сержанта. Поиски в карманах комбинезона дали ему несколько кубиков концентрата и горстку сушеных грибов — вся добыча умещалась на одной ладони. На сколько это можно растянуть? Скажем, на три дня.
Последним его приобретением стал извлеченный из флайера компас. Определив — весьма приблизительно — направление, он двинулся в путь, и тут его взгляд упал на торчащий из кобуры разряженный бластер. Выбросить? Он с сомнением повертел его в руках и засунул обратно.
VII
Вечерело. Тени огромных, высотой в три-четыре человеческих роста, грибов (обилие наростов делало их похожими на оплывшие свечи) становились все длиннее. Коричневые, у основания словно подернутые сизым инеем, стволы стояли часто, сливаясь впереди в сплошную массу. Под ногами пружинил лиловый мох — или это все же была трава? В воздухе плавал пряный запах; вначале он показался приятным, но спустя некоторое время стал раздражать.
Инспектор облизал пересохшие губы. Он шел уже шесть часов и за это время позволил себе лишь два коротких привала. Хотелось есть, но еще сильнее его мучила жажда. Как он мог забыть о воде? Правда, во флайере ее наверняка не было, но он даже не захватил с собой никакой посуды, во что ее можно было набрать.
Местность понижалась, коричневые великаны стояли реже, реже, затем кончились, он вышел на открытое пространство.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17