Он чувствовал необходимость что-то сказать ей, приободрить, успокоить.
Он приблизил свое лицо вплотную к ее, и сам не понял, страх или просто пустота мелькнула в ее глазах.
- Настанет день, - прокричал он, перекрывая грохот двигателя, - когда все это мы будем вспоминать, как кошмарный сон, когда наше бегство станет только историей, которую мы будем рассказывать внукам.
Женщина долго никак не реагировала. А потом Бабрышкину показалось, что он увидел призрак улыбки, тенью промелькнувший по ее губам.
Юрий сунул руку в командирский люк, где висел его планшет, и вытащил последнюю мятую пачку сигарет. Один из его сержантов нашел ее на трупе офицера мятежников. Согнувшись, чтобы укрыть огонек от холодного ветра, он прикурил сигарету, а потом протянул к губам женщины. Снова ему долго пришлось ждать ее реакции. Наконец она медленно покачала головой:
- Нет. Спасибо.
Сидевший рядом с ней старик голодными глазами уставился на сигарету. Испытывая разочарование, что его широкий жест пропал втуне, Бабрышкин сунул курево в дрожащие старческие руки.
На обочине мужчина и женщина отчаянно погоняли вперед двух овец, заартачившихся в испуге от грохочущих бронемашин. Юрий поразился, что животных до сих пор еще не зарезали и не съели. «Везучие овцы», - подумал он.
Постоянный статический шум в его наушниках вдруг сменился звуком работающего передатчика.
- Говорит «Ангара». - Бабрышкин узнал встревоженный голос командира взвода противовоздушной обороны. - С юга приближаются самолеты.
- Вражеские?
- Опознавательных знаков нет Предположительно противник.
- Всем, всем, - выкрикнул Бабрышкин. - Воздушная тревога! Сойти с дороги и рассредоточиться. Воздушная тревога!
При звуке его команды механик-водитель направил стальное чудовище влево от шоссе, распугав овец. Их хозяева бросились за ними следом, что-то крича. Юрий подумал, что скоро у них появятся другие, гораздо более серьезные поводы для волнения.
- Надеть противогазы, - скомандовал Бабрышкин в микрофон. - Задраить все люки.
Он торопливо расстегивал подсумок своего противогаза. Беженцы, сгрудившиеся на палубе танка, испуганно смотрели на него. Безразличие и усталость как рукой смело с их лиц. Ему показалось, что он читает безнадежный упрек в их глазах, но тут он надел маску и временно укрылся от их взглядов. Выбирать не приходилось. Нет никакого смысла умирать из одного лишь чувства солидарности.
Грязная маска воняла невыносимо. Оглядевшись по сторонам, Юрий увидел, что его машины расползлись по степи, чтобы насколько возможно усложнить задачу атакующих.
Времени не оставалось вовсе. Он уже видел темные точки вражеских самолетов, набирающих высоту перед атакой. Они шли прямо на колонну.
И ничего нельзя было поделать: зенитчики не имели снарядов. Они могли только расстрелять свои последние патроны, что было бы ничуть не умнее, чем пытаться подбить само небо.
Повсюду вокруг него с грохотом захлопывались люки, оставляя на крышах и палубах машин беззащитных беженцев. Кое-кто из гражданских соскочил на землю и из последних сил бросился прочь, надеясь найти хоть какое-нибудь укрытие или просто стремясь как можно дальше уйти от цели самолетов. Бабрышкин краем глаза заметил схватку на задней части одного из бронетранспортеров, где солдаты расчищали люки от беженцев. Какой-то огромный мужик схватил противогаз одного из солдат, и тут же загремели выстрелы.
Ни на что нет времени.
Толком не отдавая себе отчета в том, что он делает, Бабрышкин вырвал из рук женщины старшего ребенка. Он резко сунул мальчика в люк танка, потом потянул туда же женщину.
Не понимая, в чем дело, она упиралась и отбивалась, в ужасе глядя на чудище в пучеглазой маске.
Самолеты уже отчетливо виднелись на горизонте. Юрий выскочил из люка, ударил женщину по лицу и оторвал ее и младенца от орудийной установки. Самолеты заходили для атаки, теперь стало ясно видно, что это штурмовики.
- Живей! - прогудел Бабрышкин голосом, неузнаваемым из-под маски. Он подтащил женщину к люку и пихнул ее вниз, как мешок. Прочие беженцы в ужасе глядели на них, отчаянно пытаясь удержаться на подпрыгивающей на ухабах машине.
Нет места. Нет времени. Бабрышкин еще раз толкнул женщину вниз подошвой сапога и сам рухнул сверху, отшвырнув ее в сторону. Она упала на железное днище танка, пытаясь при падении своим телом защитить ребенка. Даже сквозь рев мотора и резину противогаза до ушей Бабрышкина донесся отчаянный плач маленького мальчугана.
Он захлопнул за собой крышку люка и лихорадочно принялся задраивать герметический запор. Последним звуком, донесшимся до него снаружи, был рев самолетных двигателей.
- Включаю приборы нагнетания давления! - выкрикнул он в микрофон внутренней связи, стараясь, чтобы воздушный фильтр не заглушил его голос, и егр рука упала на панель с выключателями, расположенную прямо перед ним.
Еще раз, еще один последний раз. Он молил Бога, чтобы система нагнетания давления не отказала. Наплевать, что случится потом - об этом еще хватит времени подумать. Он только хотел пережить нынешнюю, сиюминутную угрозу. Юрий знал, что фильтры дышат на ладан, что всему танку за последнее время крепко досталось. Смерть могла наступить в любую минуту. Неизбежная, безжалостная.
Он почувствовал, как вздрогнули металлические стены. И еще раз.
Бомбы! Возможно, все ограничится обычной бомбежкой, без химических снарядов. Но он сам мало верил в такую возможность. Химические атаки стали привычным явлением. Враг привык применять ОВ, оценив редкостную экономичность такого оружия. Бабрышкин попробовал через оптические приборы посмотреть, что творится снаружи, но противогаз мешал разглядеть что-либо. Танк бросало из стороны в сторону на ухабах, и бешено пляшущий горизонт затянуло стеной дыма и пыли.
Первым признаком будет - выживут ли женщина и ее дети. Если да, значит, система нагнетания давления все еще работает.
Мальчик продолжал кричать. Но это - хороший знак. Пораженные нервно-паралитическим газом не кричат, они просто умирают.
Заработало радио. Плохо слышно, очень плохо слышно.
- Говорит «Кама».
- Слушаю, - сказал Бабрышкин, сознательно отказавшись от традиционного отзыва, чтобы упростить переговоры до предела, пока на нем одет противогаз.
- Говорит «Кама». Химическая атака, химическая атака. - «Кама» оставалась последней машиной химической разведки в потрепанной части.
- Какой газ? - резко спросил Бабрышкин, заранее представляя себе, какая сцена предстанет его глазам, когда он снова откроет люк. Тут уж ничем не поможешь, ничего не поделаешь.
- Еще неизвестно. Мой наружный определитель вышел из строя. Приборы только показывают наличие ОВ.
- Вас понял.
- Говорит «Ангара», - вмешался в разговор командир взвода противовоздушной обороны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94
Он приблизил свое лицо вплотную к ее, и сам не понял, страх или просто пустота мелькнула в ее глазах.
- Настанет день, - прокричал он, перекрывая грохот двигателя, - когда все это мы будем вспоминать, как кошмарный сон, когда наше бегство станет только историей, которую мы будем рассказывать внукам.
Женщина долго никак не реагировала. А потом Бабрышкину показалось, что он увидел призрак улыбки, тенью промелькнувший по ее губам.
Юрий сунул руку в командирский люк, где висел его планшет, и вытащил последнюю мятую пачку сигарет. Один из его сержантов нашел ее на трупе офицера мятежников. Согнувшись, чтобы укрыть огонек от холодного ветра, он прикурил сигарету, а потом протянул к губам женщины. Снова ему долго пришлось ждать ее реакции. Наконец она медленно покачала головой:
- Нет. Спасибо.
Сидевший рядом с ней старик голодными глазами уставился на сигарету. Испытывая разочарование, что его широкий жест пропал втуне, Бабрышкин сунул курево в дрожащие старческие руки.
На обочине мужчина и женщина отчаянно погоняли вперед двух овец, заартачившихся в испуге от грохочущих бронемашин. Юрий поразился, что животных до сих пор еще не зарезали и не съели. «Везучие овцы», - подумал он.
Постоянный статический шум в его наушниках вдруг сменился звуком работающего передатчика.
- Говорит «Ангара». - Бабрышкин узнал встревоженный голос командира взвода противовоздушной обороны. - С юга приближаются самолеты.
- Вражеские?
- Опознавательных знаков нет Предположительно противник.
- Всем, всем, - выкрикнул Бабрышкин. - Воздушная тревога! Сойти с дороги и рассредоточиться. Воздушная тревога!
При звуке его команды механик-водитель направил стальное чудовище влево от шоссе, распугав овец. Их хозяева бросились за ними следом, что-то крича. Юрий подумал, что скоро у них появятся другие, гораздо более серьезные поводы для волнения.
- Надеть противогазы, - скомандовал Бабрышкин в микрофон. - Задраить все люки.
Он торопливо расстегивал подсумок своего противогаза. Беженцы, сгрудившиеся на палубе танка, испуганно смотрели на него. Безразличие и усталость как рукой смело с их лиц. Ему показалось, что он читает безнадежный упрек в их глазах, но тут он надел маску и временно укрылся от их взглядов. Выбирать не приходилось. Нет никакого смысла умирать из одного лишь чувства солидарности.
Грязная маска воняла невыносимо. Оглядевшись по сторонам, Юрий увидел, что его машины расползлись по степи, чтобы насколько возможно усложнить задачу атакующих.
Времени не оставалось вовсе. Он уже видел темные точки вражеских самолетов, набирающих высоту перед атакой. Они шли прямо на колонну.
И ничего нельзя было поделать: зенитчики не имели снарядов. Они могли только расстрелять свои последние патроны, что было бы ничуть не умнее, чем пытаться подбить само небо.
Повсюду вокруг него с грохотом захлопывались люки, оставляя на крышах и палубах машин беззащитных беженцев. Кое-кто из гражданских соскочил на землю и из последних сил бросился прочь, надеясь найти хоть какое-нибудь укрытие или просто стремясь как можно дальше уйти от цели самолетов. Бабрышкин краем глаза заметил схватку на задней части одного из бронетранспортеров, где солдаты расчищали люки от беженцев. Какой-то огромный мужик схватил противогаз одного из солдат, и тут же загремели выстрелы.
Ни на что нет времени.
Толком не отдавая себе отчета в том, что он делает, Бабрышкин вырвал из рук женщины старшего ребенка. Он резко сунул мальчика в люк танка, потом потянул туда же женщину.
Не понимая, в чем дело, она упиралась и отбивалась, в ужасе глядя на чудище в пучеглазой маске.
Самолеты уже отчетливо виднелись на горизонте. Юрий выскочил из люка, ударил женщину по лицу и оторвал ее и младенца от орудийной установки. Самолеты заходили для атаки, теперь стало ясно видно, что это штурмовики.
- Живей! - прогудел Бабрышкин голосом, неузнаваемым из-под маски. Он подтащил женщину к люку и пихнул ее вниз, как мешок. Прочие беженцы в ужасе глядели на них, отчаянно пытаясь удержаться на подпрыгивающей на ухабах машине.
Нет места. Нет времени. Бабрышкин еще раз толкнул женщину вниз подошвой сапога и сам рухнул сверху, отшвырнув ее в сторону. Она упала на железное днище танка, пытаясь при падении своим телом защитить ребенка. Даже сквозь рев мотора и резину противогаза до ушей Бабрышкина донесся отчаянный плач маленького мальчугана.
Он захлопнул за собой крышку люка и лихорадочно принялся задраивать герметический запор. Последним звуком, донесшимся до него снаружи, был рев самолетных двигателей.
- Включаю приборы нагнетания давления! - выкрикнул он в микрофон внутренней связи, стараясь, чтобы воздушный фильтр не заглушил его голос, и егр рука упала на панель с выключателями, расположенную прямо перед ним.
Еще раз, еще один последний раз. Он молил Бога, чтобы система нагнетания давления не отказала. Наплевать, что случится потом - об этом еще хватит времени подумать. Он только хотел пережить нынешнюю, сиюминутную угрозу. Юрий знал, что фильтры дышат на ладан, что всему танку за последнее время крепко досталось. Смерть могла наступить в любую минуту. Неизбежная, безжалостная.
Он почувствовал, как вздрогнули металлические стены. И еще раз.
Бомбы! Возможно, все ограничится обычной бомбежкой, без химических снарядов. Но он сам мало верил в такую возможность. Химические атаки стали привычным явлением. Враг привык применять ОВ, оценив редкостную экономичность такого оружия. Бабрышкин попробовал через оптические приборы посмотреть, что творится снаружи, но противогаз мешал разглядеть что-либо. Танк бросало из стороны в сторону на ухабах, и бешено пляшущий горизонт затянуло стеной дыма и пыли.
Первым признаком будет - выживут ли женщина и ее дети. Если да, значит, система нагнетания давления все еще работает.
Мальчик продолжал кричать. Но это - хороший знак. Пораженные нервно-паралитическим газом не кричат, они просто умирают.
Заработало радио. Плохо слышно, очень плохо слышно.
- Говорит «Кама».
- Слушаю, - сказал Бабрышкин, сознательно отказавшись от традиционного отзыва, чтобы упростить переговоры до предела, пока на нем одет противогаз.
- Говорит «Кама». Химическая атака, химическая атака. - «Кама» оставалась последней машиной химической разведки в потрепанной части.
- Какой газ? - резко спросил Бабрышкин, заранее представляя себе, какая сцена предстанет его глазам, когда он снова откроет люк. Тут уж ничем не поможешь, ничего не поделаешь.
- Еще неизвестно. Мой наружный определитель вышел из строя. Приборы только показывают наличие ОВ.
- Вас понял.
- Говорит «Ангара», - вмешался в разговор командир взвода противовоздушной обороны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94