Пангалос нахмурился.
За его спиной послышался какой-то шорох. Пангалос не успел обернуться. С пола на задних сиденьях поднялся зловещей тенью Дориан Реймонд. Он сел прямо, спокойно упер Пангалосу в левый висок дуло пистолета двадцать второго калибра с глушителем и нажал на спусковой крючок. Раздался негромкий хлопок. Голова грека дернулась вправо и он мгновенно обмяк в своем кресле.
Кворрелс отшатнулся от трупа в суеверном ужасе. Он стал переводить затравленный взгляд с грека на Дориана и обратно.
— Дориан, я сделал, как ты меня просил... Я сделал... Ты сказал, что после этого ты меня отпустишь! Пожалуйста! Я хочу домой! К жене! Пожалуйста!
Дориан знал, что вести разговоры в таких случаях противопоказано. Единственной вещью, которую он мог сейчас сделать для Кворрелса, было мгновенное убийство. Пусть не мучается.
Он выстрелил дважды. Оба раза в голову. Одна пуля прошибла левую скулу Кворрелса, другая вошла в глаз. Кворрелс обмяк и стал сползать вниз. Одна его рука стала съезжать с баранки, а другая так и осталась на спинке сиденья.
Зажмурив глаза, Дориан отчаянно замотал головой. Эта работа не прошла для него даром. Он был знаком с обоими ребятами в течение нескольких лет и их убийство растревожило его душу гораздо сильнее, чем он предполагал. А ведь он еще не закончил. Джонни Сасс просил оставить «послание»...
Перегнувшись через спинку переднего сиденья, Дориан запихнул глушитель далеко в рот Кворрелса и дважды нажал на спусковой крючок. Голова мертвого еврея с каждым выстрелом подскакивала, как у Петрушки. Дориан толкнул Кворрелса обратно на баранку, затем то же самое проделал с мертвым Пангалосом. Он взял его за волосы, оттянул голову назад и тоже два раза выстрелил ему в рот.
«Послание» означало: «Юристы слишком много говорили».
Нервы у Дориана были напряжены до предела. Ему необходимо было как можно скорее выпить. Он отвинтил глушитель и положил его в левый карман своего пальто. Пистолет он спрятал в правом кармане.
Он, конечно, не самый умный и порядочный парень на Земле... Но он не нуждался в том, чтобы ему кто-то намекнул на то, что пора остановиться. Бакстед... Кворрелс... Пангалос... Его дружки. И он убил их всех.
Все, пора выходить из этой дерьмовой игры. Хватит! Деньги у него были. Семьдесят пять штук, не считая еще двадцати в банке... Почти сто тысяч. А еще копия «голубиного списка», за которую при удаче можно будет выручить несколько миллионов! Достаточная сумма для того, чтобы он прожил с Ромейн безобидно до конца жизни.
Он был уверен, что с деньгами сможет вернуть Ромейн. Он знал это. Это была его единственная женщина, с которой он не чувствовал себя подонком, а человеком. Она ушла от него. Он извлек из этого печальные, но, видимо, необходимые уроки. Наказание отбыл. Теперь ему требовался только еще один, последний шанс. Она должна ему его дать! Пусть посмотрит на то, как он умеет заботиться о ней. Она увидит его искренность, его старания и... Все у них будет хорошо.
А в настоящий момент он направился на Восьмую улицу, где, как знал, есть бар. Ему требовалось пропустить несколько стаканчиков и хорошенько поразмышлять о том, как он будет жить дальше после всего того, что сделал. Он ведь не Робби, которому человека убить — что два пальца обоссать. После Кворрелса... Теперь ему будет страшно заводить друзей. Ведь до сих пор все заканчивалось тем, что он их убивал...
В баре на углу между Восьмой и Сорок Девятой улицами он сел между безликими мужиками в пальто и темных шляпах. Он выпил скотч и поклялся себе в том, что никогда не будет вспоминать о прошлом. Прошлое не должно мешать строительству будущего.
Он возьмет деньги и станет свободным. Возьмет с собой Ромейн и исчезнет.
Он задержался в баре надолго. Потому что боялся идти домой ложиться спать. Потому что знал: ему будут сниться те, кого он только что так безжалостно убил.
* * *
Гуляя по залам амстердамского Рихксмузеума, Мичи ничем не показывала того, что знает о слежке за ней. Она пристроилась к небольшой группе туристов, которые переходили от одной картины Рембрандта к другой. Когда все остановились перед «Ночным Сторожем», она остановилась тоже.
Она глянула в свой путеводитель, затем вновь на картину. Спустя несколько минут она отделилась от группы и направилась к выходу из зала. Она намеренно шла прямо на того человека, который сопровождал ее сегодня везде, начиная от самого отеля «Окура», где она остановилась. Он усиленно делал вид, что полностью поглощен созерцанием «Еврейской Невесты» Рембрандта. Но его концентрация была слишком нарочита, чтобы быть искренней. Нетрудно было догадаться, что он только ждет момента, когда Мичи пройдет мимо него, чтобы вновь пристроиться ей «в хвост».
Мичи прошла мимо него, не замедляя шага и не глядя на него.
Она вышла из музея. Воздух был холодный, поэтому она закрыла нижнюю часть своего лица толстым черным шарфом и подняла воротник своей меховой шубки. На дворе стояло воскресенье и Амстердам был тих. Она остановилась на улице и огляделась по сторонам, как бы решая, куда идти дальше. Движения на улицах почти не было.
Мичи пошла налево. Пешая прогулка не пугала ее. Наоборот, она рада была отдохнуть после утомительной деловой встречи, касающейся проблем ее алмазной компании. Она любовалась аккуратными каналами, по оба берега засаженными деревьями, домом Рембрандта и Анны Франк. Свернула под конец на узенькую боковую улочку и вышла на проспект, вдоль которого тянулись роскошные особняки и старинные дома.
Она ни разу не оглянулась назад.
Оказавшись вблизи рынка Альберта Куипа, она остановилась на пару секунд, а потом решительно направилась вдоль рядов палаток, где торговали антиквариатом, старинными ювелирными украшениями, деревянными башмаками и алмазами. Остановилась у палатки торговца рыбой и заказала себе тарелку сельди особого приготовления. Смакуя нежное и вкусное мясо рыбы, она как бы невзначай повернулась в ту сторону, откуда пришла.
Он был там. В толпе людей. Круглолицый мужчина в темно-зеленой куртке с капюшоном, — анораке, — квадратных очках с крашеными стеклами. Она разглядела у него слуховой аппарат. Господи! Ну и «шпик»!
Он стоял около палатки, где торговали блюдами индонезийской кухни. Вот он протянул руки в окошко и вытащил их с пирогом. Мичи уже ела такой пирог. Начинка была из кокосов и жареных бананов. Он передал владельцу палатки два гульдена, спрятал в карман сдачу и тут же с жадностью набросился на экзотическое блюдо.
Мичи повернулась к нему спиной, бросила недоеденную рыбу в картонную урну, заполненную мусором, и быстро смешалась с толпой.
Она заметила за собой слежку еще в Лондоне. Все два дня, что она там находилась, ее «пасли». Поймала она ребят очень просто и в то же время хитро.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131